- Послушай, я знаю, что ваше с ним обручение каким-то образом воспринимается хуже, чем если бы он обратил тебя… и нет, не проси меня это объяснить - это просто популярная теория, но я не думаю, что происходящее такого уровня драмы, - сказала Клер. - И, в любом случае, у Мирнина нет какого-либо мнения по этому поводу. Он счастлив, что ты устраиваешь вечеринку, и его не волнует, для чего это. Он не стал бы грандиозно безумствовать из-за этого.
- Дерьмо, - сказала Ева. Она сняла молоко и начала умело смешивания мокко Клер. - Я вроде как надеялась, что это просто из-за нас, потому что, по крайней мере, это было бы глупо. Теперь, я боюсь, на самом деле умно быть взволнованной.
- Как и я, - сказал Шейн. - И когда мы соглашаемся друг с другом, что-то определенно не так.
За прилавком было много работы, и Ева не могла больше говорить. Клер и Шейн взяли свои стаканчики и сели за пустой стол, наслаждаясь теплыми напитками и смотря на облака, плывущие над головой через большое стеклянное окно. Ветер хлестал зубчатую бахрому на красном тенте, и Клер ощутила, как стекла гудят под порывами ветра.
- Беги, - сказала она. - Как думаешь, что это значит, Шейн?
Он пожал плечами. - Черт, кто его знает? Возможно, это послание от бессмертного агента по взысканию долгов, и она забыла оплатить арендную плату за последние двести лет или еще что. Возможно, кто-то напоминает ей, что очень важно упражняться.
- Ты действительно так не думаешь.
- Нет. - Он сделал большой глоток кофе, глаза прикрытые и темные. - Нет, полагаю, это не так. Но мы не сможем выяснить это без большего интеллекта, Клер. И что бы это ни было, это не выглядит как конец света.
- Да, - сказала она тихо. - Пока.
Она заметила что-то краем глаза, что-то, что заставило ее поежиться, отпрянуть и испытать странное головокружение внутри, как будто то, на что она смотрела, было настолько неправильно, что ей стало физически плохо. Это было за окном, просто проходило мимо… но когда она взглянула, она не увидела ничего необычного.
Просто прогуливающийся мужчина.
Она поняла, что знала его, или, по крайней мере, узнала его: это был тот парень, тот самый, кого она видела в закусочной Марджо. Мистер Середнячок. Он не спешил, как другие люди на улице, он шел спокойно, засунув руки в карманы пальто.
Улыбаясь.
Это не должно было выглядеть настолько странным, но от этой улыбки волосы у нее на затылке встали дыбом.
- Что? - Шейн наблюдал за ней, и он тоже уставился в окно, стараясь увидеть то, что ее тревожило. - Что такое?
- Ничего, - сказала она, наконец. Мужчина исчез из виду. - Абсолютно ничего.
Что было самой странной вещью из всех, подумала она.
Глава 4
Амелия
Я слышала множество безумных вещей за всю мою жизнь, и больше половины из них исходили от Мирнина - друга, слуги, иногда врага, олицетворение хаоса в лучшие из его многочисленных дней. Сегодня, когда он ворвался в мой кабинет, не обращая внимания на предостережения моего помощника, я была не в том настроении, чтобы терпеть его.
Я отвернулась от свечи, которую зажигала, чтобы посмотреть ему в лицо, надев свое лучшее королевское выражение гнева, и сказала, - У тебя нет разрешения врываться всякий раз, когда тебе вздумается, и ты это знаешь. Возвращайся к своим…
Он шагнул ко мне в своем дурацком тяжелом черном кожаном плаще, выделяющемся на нем, и швырнул мне письмо резким движением. Я поймала его с инстинктивной легкостью и перевернула, чтобы увидеть лицевую сторону. Бумага была современной, с гладкой, мягкой текстурой, но надпись на лицевой стороне напомнила мне другое время, другие места, не все из них столь же приятные, как и нынешнее.
- Это от Морли, - сказал Мирнин, и бросил свою большую шляпу мне на стол, взъерошив бумаги. - Он послал гонца из Блэйка.
Это привлекло мое внимание, и я взглянула на него. - Гонца, - повторила я. - Он совсем забыл, что мы живем в более современную эпоху, или, может, он просто принял барское отношение, которое он однажды так презирал в других?
- Прочти это, - сказал Мирнин. Надпись гласила "Только для глаз Основателя", и слово "только" подчеркнуто три раза. Конверт был все еще запечатан. Я разрезала его сбоку острым ногтем и снова посмотрела на Мирнина.
- У меня такое чувство, что тебе прекрасно известно, что там написано, - сказала я ему. - Какой трюк?
- Старейший. Я поднес его к свету.
- Ах. - Я вынула бумажку и развернула ее - один тонкий лист, и только одно слово на нем, написанное прямым росчерком чернил, в старинном стиле, но с какой-то тревогой. Если бы он написал это кровью, срочность не могла бы быть более ясной.
БЕГИ.
На мгновение я не могла понять, что это означает, или, может быть, я не желала знать - это не могло закончиться и не закончится. Я сделала резкий, болезненный вздох, заполнивший все легкие, которые больше не использовались… человеческое влияние. Выполнение затронуло меня очень глубоко.
- Ты видишь? - прошептал Мирнин. - Мы оба знали, что это произойдет. Мы знали, что это надвигалось, как бы медленно это ни было. Он организует всё там в отступлении, а мы должны начать наращивать нашу оборону. Сегодня. Сейчас. Мы, возможно, уже слишком опаздываем.
Мой дорогой старый друг. Он казался подавленным, и напуганным, и мне так хотелось бы утешить его, но он был совершенно ужасающе прав. По какой-то причине, Морли - оборванный, грязный вампир, без каких-либо особых навыков, кроме своеобразной удачи в выживании - споткнулся обо что-то, что я пропустила. Что мы все пропустили.
Мы, возможно, уже слишком опаздываем; Мирнин был совершенно прав. Я знала, что это произойдет, в конце концов, я знала, что все к этому и придет. Но теперь, я беспомощно оглядела офис - когда-то жизненно важный, неожиданно ставшие бессмысленными бумаги, на теплое, бережное сияние мира, который я построила вокруг себя. За окнами сгущались тучи, тяжелые, с угрозой, но люди все равно прогуливались по площади города, нормальная жизнь по-прежнему продолжалась.
Но все это было ложью, ужасной и жестокой ложью.
Я взяла телефон и набрала номер, чувствуя себя потерянной и ошеломленной. Мирнин расхаживал по моему самому любимому персидскому ковру, и у меня не хватало смелости сказать ему, чтобы он остановился. Это не имело значения. Ничего из этого не имело значения.
Я позвонила Оливеру, и он взял трубку почти сразу. - Амелия, - сказал он. - Я хотел еще раз поговорить с тобой об этой глупой затее с помолвкой…
- Приезжай, - сказала я, останавливая его. - Чем бы ты ни занимался, бросай это и приезжай сейчас же.
Даже тогда, он колебался секунду, прежде чем сказать, - Что случилось?
- Не телефонный разговор, - сказала я и повесила трубку. Я оперлась ладонями о стол и наклонилась к нему, внезапно почувствовав слабость, словно я голодала месяцами.
Это был шок, древняя и забытая реакция. - Кто еще знает? - спросила я.
- Со мной была Клер, - сказал Мирнин. - И мальчик. Шейн.
Я закрыла глаза. Несчастье на несчастье, стеклянные стены рушатся. Они никогда не защищали никого из нас, в действительности, как бы мы ни притворялись.
- Заставь их замолчать, - произнесла я.
- Но…
Я подняла голову, и знала, что мои глаза светились белой силой, подпитываемой моим гневом, моим отвращением, моим отчаянием. - Заставь их замолчать, Мирнин. Ты знаешь, что должен.
Он пристально посмотрел на меня в безмолвном ужасе на мгновение и покачал головой: - Я не могу, сказал он. - Бог мне свидетель, я не могу сделать это. Не с ней. Мальчик, да, но не с ней. Амелия, должен быть другой способ.
- Иисус, думаешь, если бы он был, я бы не выбрала его? - Я закричала на него, сжала кулаки, борясь с желанием ударить. - Ты сделаешь это. Ты должен. - И я направила свое желание на него, подталкивая таким способом, каким я так редко пользовалась в эти дни. Каким мне так редко приходилось пользоваться.
Его глаза наполнились слезами, и Мирнин раскачивался на месте. Он схватился за спинку кресла и сконцентрировался, но даже при этом, его колени подогнулись, и я услышала издаваемые им звуки боли, когда он боролся, чтобы избавиться от моего влияния.
- Обещай что выполнишь, - сказала она. - У тебя нет выбора.
- Выбор есть всегда, моя красавица. - Его голос был тихим и дрожащим, лишь нить звука в умирающем вздохе. - Именно его ты дала нам здесь. Выбор. Не отнимай его сейчас. Я не поступлю так. Не с ней.
Я могла бы раздавить его дополнительным усилием воли, я делала это раньше, с другими, превращая их в безмозглых созданий, который выполняли мои указания, независимо от их цены. Не всегда приятно то, кем я являюсь. То, что я делаю с другими. В моем положении, милосердие - это последний рассматриваемый вариант, не первый.
Но идея разрушить его, уничтожив суть того, что делало его яркой, лихорадочной свечой блеска, которым он был… Нет. Я не могла этого сделать, так же как и он не мог сделать это с девушкой.
- Хорошо, - сказала я, и освободила его от своего влияния. - Не девушку. Но я не могу позволить им обоим обладать этой информацией, это двойной риск. Ты должен заставить мальчика замолчать.
Мирнин все еще сжимал кресло мертвой хваткой, словно тонущий человек, цепляющийся за пропитанные водой остатки его спасения. Слезы, наполнявшие его глаза, вырвались на свободу, когда он моргнул, и серебряные капли скатились по его щекам. - Это разрушит ее точно так же, - сказал он. - Она любит его, так же сильно, как ты любила Сэма.