– А ты его нюхал? – и боцман отвесил своему соотечественнику здоровую оплеуху. – Это воняет твоей трусостью!
Команда ответила на шутку мрачным хохотом.
Опять, как в Байя-Бланка, мы вытащили подводный колокол на палубу. Довольно быстро – опыт уже был – обрядили меня в полное снаряжение и осторожно спустили в воду.
Правду сказать, хотя мне уже приходилось погружаться, витавший вокруг запах почему-то меня пугал. Капитан это почувствовал, поэтому лично поднес мне полкружки рома – чтобы, как сказал он, перебить запах.
Заскрежетала якорная цепь, и я, закованный в колокол, начал опускаться в море. Рядом со мной капитан приказал спускать лот, чтобы в случае чего я мог за него дергать, подавая сигнал к немедленному подъему.
Как и в Атлантике, я погрузился в воду без особых проблем. Посмотрел вниз – до дна было далеко, да и вокруг простиралась лишь синяя пустота, изредка оживляемая стайками рыб.
Наконец я опустился на дно, подняв вокруг себя тучи ила. Какое-то время я стоял неподвижно в коричневом тумане, а когда туман осел, то начал тщательно осматривать дно – в тех пределах, насколько дозволял прицепленный к верхушке колокола канат. Мне неожиданно пришла в голову мысль, что капитан ничего не говорил об условном знаке, какой-нибудь примете, которая должна ожидать нас под водой. Между тем как на суше такая примета существовала. Не может же быть, чтобы жрецы майя просто сбрасывали свои сокровища в воду, не рассчитывая когда-либо поднять их обратно на поверхность? А ведь на поверхности моря никакого опознавательного знака оставить невозможно – значит, этот знак должен быть в глубинах, на дне. Возможно, жрецы могущественной империи майя не были такими уж дикими, как об этом рассказывали испанцы, и у них существовало какое-то подобие подводного колокола – вроде того, в каком сейчас нахожусь я.
Минут через двадцать воздух в колоколе стал совсем уж спертым, и я судорожно задергал за веревку лота. Пока меня подняли, я уже думал, что задохнусь, к тому же от резкого подъема здорово заложило уши.
На палубе, избавившись от колокола, я увидел, что вся команда смотрит на меня, как на героя.
– Ну что? – наконец прервал молчание капитан Микаэло.
– Ничего, – для убедительности я показал пустые руки, как будто мог спрятать те тысячи фунтов золота, которые мы ожидали найти.
Всеобщий вздох пронесся над палубой, подобно порыву ветра.
– Вы хотели за пару часов найти клад империи майя? – расхохотался капитан. – Мы с юнгой видели примету на берегу. Клад должен быть где-то здесь. И клянусь морским дьяволом, мы его отыщем!
Клятва капитана не понравилась команде, но боцман приказал всем вернуться к обычным делам. Меня же капитан опять позвал к себе в каюту.
– Что ты видел внизу, говори подробнее!
Мне ничего не оставалось, как пожать плечами.
– Рыбы и кораллы. Капитан, если мы ходим найти клад, то должны понять, как сами майя определяли это место.
Поразмыслив, Рапопорт вытащил свиток:
– Посмотри сам, мне уже скрывать нечего. Вот статуя, которую мы видели – очень маленькая. Вот плоты со жрецами – они выходят в море…
– Капитан, – я позволил себе перебить Микаэло – неслыханная дерзость, впрочем, нас никто не слышал. – Я где-то читал, что у индейцев не было кораблей, подобных нашему – только плоты. А значит, они не могли выходить в море далеко и надолго. Мы на верном пути!
– Ты правильно мыслишь, Иче. Теперь смотри – они что-то сыплют в воду…
На свитке чуть пониже плота была нарисована башня, из которой выглядывали два красных глаза и высовывалось извилистое щупальце.
– Слушай, – продолжил капитан Микаэло. – Может быть, там под водой должна быть разрушенная башня? Или вообще какие-нибудь развалины?
– Откуда им там взяться, под водой? Кто бы их построил? – я уже обнаглел настолько, что осмелился возражать капитану. – И что это за чудовище живет в башне? Может быть, осьминог?
Рапопорт в ответ на мою дерзость только рассмеялся:
– Если он там и был лет триста назад, то давно сдох. Я думаю, что здесь нарисовано божество – охранник клада. Ну что, поныряем еще сегодня?
– А что нам еще остается делать, капитан?
В этот день я погрузился еще раз – впрочем, без каких-либо успехов, дно под нами не носило ни малейших следов клада. Однако команда не унывала – пираты вообще не привыкли падать духом. Если закончился день, а ты еще жив – значит, день прошел удачно. К тому же резкая вонь, которая вначале портила нам настроение, то ли ослабла, то ли мы к ней привыкли.
Хотя я очень устал за день, ночью все равно спал плохо.
Мне почему-то снилось, что идет ливень, и наш корабль тонет… а за ним весь Американский континент погружается в пучину… волны захлестывают Европу и мой родной Данциг…
На пиратских кораблях нет определенного часа подъема, разве что для вахтенных, но на "Кровавом мече" – ах, да, он тогда назывался "Дороти" – боцман следил, чтобы мы не обленились. Но на этот раз он сам проспал, и вид имел недовольный.
– Юнга, – сказал он мне сердито, – постарайся найти сокровище сегодня, чтобы мы поскорее убрались с этого чертова места.
После чего обратился к квартирмейстеру, который нервно прохаживался вдоль борта, заложив руки за спину:
– Мне почему-то сегодня приснилось, что мой городишко Пензас смыло приливом. И наша малютка "Дороти" тоже…, – он показал рукой вниз.
– Не каркай! – резко перебил его квартирмейстер. – Погоди, мне ведь приснилось то же самое! Только приливом затопило Ямайку – я там вырос.
– А мне приснилось… – проходящий мимо матрос, с интересом прислушивающийся к разговору, тоже хотел вставить слово.
– Дрыхнешь слишком много! – окрысился на него боцман. – Поставлю сегодня ночью в "собаку" (вахта с двенадцати до четырех часов утра), так забудешь, какие сны видел!
Матрос отошел прочь, а боцман с квартирмейстером переглянулись. Похоже, ночью вся команда видела один и тот же сон, но суеверные моряки, как сговорившись, предпочли это не обсуждать, чтобы не накликать беду.
Сразу после состряпанного коком на скорую руку завтрака я вновь начал погружение. Корабль отошел еще дальше от берега (впрочем, показания лота почти не менялись), но и на новом месте никаких следов башни я не обнаружил. Если не считать нервного напряжения, погружения мои были почти полностью безопасны. Несколько раз издали я видел небольших акул, но они никак не могли признать добычу в том подводном чудовище, которое из себя представлял колокол.
После обеда я погрузился еще раз – с тем же результатом, вернее, без оного. Когда колокол подняли на палубу во второй раз, я заметил, что все на меня смотрят с надеждой – но не на золото, а с надеждой поскорее убраться отсюда. Матросы и офицеры о чем-то угрюмо переговаривались, бросая друг другу короткие реплики так, чтобы ни я, ни капитан не слышали.
Рапопорт позвал меня в свою каюту, и как только я туда зашел, следом за мною вошел квартирмейстер.
Может, ты не знаешь, но квартирмейстер на пиратском корабле – второе лицо после капитана. Его, как и капитана, избирает экипаж, он распределяет продовольствие, обязанности, наряду с капитаном помогает делить добычу… Если бы мы клипер "Святой крест" не потопили, а оставили себе, то квартирмейстер стал бы его капитаном.
Так вот, квартирмейстер зашел сразу следом за мной, но остался на пороге и стоял там с нерешительным видом, хотя был неробкого десятка (ведь именно он всегда вел команду на абордаж, пока капитан оставался на мостике).
– Что тебе, Джонс? – спросил его Рапопорт.
– Капитан Микаэло, – начал он официально. – Команда посовещалась и решила, что в этих водах нам ловить нечего. Но мы на вас не в обиде – вы хороший капитан, и каждый может ошибиться. Вернемся к берегу, запасем провианта и двинемся в обратный путь. Мы шли сюда три месяца, еще три месяца будем возвращаться обратно – за это время англичане наверняка прекратят охоту за нашим кораблем.
– Что я слышу!? – капитан Микаэло вскочил. – Уж не женщин ли я по ошибке набрал на свой корабль!? Клянусь, если команда хочет вернуться – я сейчас же поверну обратно, вернусь на Антилы, там выкину весь этот сброд, и в любом борделе из шлюх наберу команду лучше, чем есть у меня сейчас! Мы вернемся сюда, и будем нырять до тех пор, пока не подымем со дна последнюю золотую сережку майя!
Квартирьер на протяжении всей речи смотрел в пол, не решаясь поднять глаза. Наконец, когда капитан угомонился, он сказал:
– Как хотите, капитан, а только команда решила… – и он поднял правую руку, на секунду разжав кулак. Там мелькнула закопченная на огне монета – черная метка, которую команда могла вручить капитану, в знак того, что капитан корабля низложен (капитаном в таком случае автоматически становился квартирмейстер). Видно, дело было совсем плохо, если команда заранее заготовила черную метку.
– Хорошо. Вы дадите мне еще один день? – угрюмо спросил Рапопорт.
– Пойду, посоветуюсь с командой, – Джонс повернулся и вышел. А капитан обратился ко мне.
– Иче, они все трусы и бабы. Ты сможешь еще сегодня нырнуть? Возможно, это наш последний шанс.
Не говоря ни слова, я встал.
– Пойдемте, капитан, прикажите запаковать меня в колокол.
Когда мы вышли на палубу, то увидели, что море топорщит нехорошая зыбь. Команда, отводя глаза от капитана, перевела корабль на новое место, и я вновь погрузился в глубины Тихого океана.
Озираясь вокруг, я увидел в полумиле какую-то тень. Чем ближе я приближался к ней, тем больше мне казалось, что это и есть та башня, которую индейские жрецы изобразили на свитке. Однако подойти к башне не пускала веревка. Я подергал за лот, и меня вытащили на поверхность.