- А что тут понимать? Помимо головы, личности нет. Но зато там, где имеется голова, мозг, там налицо и сознание… Ты хоть отдаленно представляешь себе, что такое твое собственное "я", личность?
- Ну мозг. - Насчет личности Лэху как раз хотелось выяснить. - Мозг, потому что тело-то можно менять, если надо.
- Не вполне верно. Мозг - только вместилище для "я". Если он пуст, личности нет. А содержанием является современность, сгусток символов внешнего мира. Сначала, при рождении ребенка, мозг - tabula rasa, которую мы с тобой в школе проходили. Чистая доска, незаполненная структура. Затем через органы чувств туда начинает попадать информация о мире. Не сама внешняя среда, а сведения в виде сигналов на электрохимическом уровне. Таких, которые оставляют знаки в нервных клетках. Знаки постепенно складываются в понятия, те формируются в образы, ассоциации, мысли. Другими словами, "я" - это то, что органы чувств видели, слышали, ощущали и что потом в мозгу переработалось особым для каждого образом.
- И все?
- А что тебе еще надо?
- Никакой тайны? Божественной искры, которую нужно беречь?.. Получается, что все люди, которые ходят, что-то делают, не более как сгущения той же действительности? Но только в символах?
- Тайна в самом механизме жизни, в сути мышления. Не знаю, насколько она божественна. Ну а личность - никуда не денешься - внешний мир, переработанный в образы. Правда, у каждого согласно генной специфике. Наследственно. Поэтому Роланд и говорит: "У человека нет природы, у него есть история". То есть ом подразумевает, что "я" - это постепенно, исторически, день за днем развивающийся сгусток образов.
- Какой еще Роланд?
- Гильемо Роланд, перуанский философ.
- Ты и до философии дошел? - Лэх вдруг почувствовал озлобление против Кисча. Сидит тут, устроился, инфляция ему хоть бы что. - Черт знает какой умный стал! А я примерно тем же олухом и живу, что в школе был. Даже не понять, с чего ты стал таким гениальным. Питание, что ли, особое?
- Питание тут ни при чем.
- А что "при чем"? Ты кончал свой физический, в самом конце плелся. И потом в той первой фирме тебя едва терпели.
Хозяин встал, прошелся по комнате, отражаясь во всех зеркалах. На миг появилась и тут же исчезла вторая голова.
- Понимаешь, если правду, я, собственно, и не совсем я. Не тот Сетера Кисч, с которым ты в школе сидел.
- А кто?
- Пмоис.
- Пмоис?! - Лэх откинулся назад и едва не упал, потому что у круглого табурета, на котором он сидел, не было спинки. - Ловко! Пересадка мозга, да?
- Ага. Не могу сообразить, встречался ты когда-нибудь с ним, то есть со мной, с Пмоисом… Кажется, встречался. По-моему, у этой Лин Лякомб, в ее доме. Я, будучи еще Пмоисом, демонстрировал у них материализацию Бетховена. Работал в концерне "Доступное искусство".
- Помню, - сказал Лэх. - Какие молодые мы были тогда! Во все верили. Я, во всяком случае, верил. Кажется, тысяча лет с той поры минула. - Он вздохнул. - Мы вместе с Чисоном приходили на материализацию. Пмоис был, по-моему, такой плечистый мужчина, выдержанный. Значит, с ним я сейчас и толкую? Но в теле Кисча.
- Примерно… Видишь ли, Сетера Кисч с грехом пополам окончил физический. То есть четыре курса хорошо, даже блестяще, а на последних скис. Стал ученым, но средним, без полета. Тянул лямку, но в фирме никто не был от него в восторге, и у самого неудовлетворенность. Родители, конечно, виноваты. Помнишь, какая в те годы мода - нет звания бакалавра, значит, неудачник. Но у Кисча-то хватило честности перед собой признать, что не туда попал. А тут мы случайно сошлись. Меня тогда кинуло в портновское дело, работал в одном ателье закройщиком. И как раз является Сетера Кисч, магистр, заказывать себе костюм. Снимаю мерку, он тоже участвует, советует. Да так ловко у него получается - прирожденный портной. Чувствую, человек оживает, когда у пего в руках ножницы или булавка. Что ему просто тоскливо возвращаться в свою исследовательскую лабораторию. А я, с другой стороны, электроникой очень интересовался. Книги читал, схемы собирал. Однако образование только среднее, незаконченное…
- Ну-ну, - сказал Лэх, - дальше.
- Так или иначе, стали мы с ним раздумывать. Ему переходить из физиков-теоретиков в закройщики вроде бы позорно. Что родственники скажут, друзья? Да и в среде портных тоже будет выглядеть белой вороной. В то же время меня в научно-исследовательский институт никто без диплома не возьмет, будь я даже Фарадей по способностям. В конечном счете решили махнуться мозгами. Он мне о себе все порассказал, я ему свою жизнь обрисовал. И на операционный стол. В электронике у меня отлично пошло: патентов десятки, доктора скоро присвоили. Потом только вот эта история со второй головой. А Сетера Кисч в облике Пмоиса, в бывшем моем, выдвинулся как портной. Премии на Парижском конкурсе, в Сиднее золотая медаль. Собственное дело.
Лэх кивнул.
- Ну как же! На мне вот брюки-пмойки.
Он тоже встал и в волнении прошелся по комнате.
- Слушай, раз уж на честность, я тоже не Лэх.
- Серьезно? А кто?
- Скрунт. Муж Лин Лякомб… Но тут другая история. Вопрос чувства, понимаешь. Лэх, то есть я… то есть нет, правильно, он… Одним словом, Лэх был жутко влюблен в Лякомб, в мою Лип Лякомб. А меня, то есть Скрунта, она чуть до инфаркта не довела. Помнишь, какая была взбалмошная? Все хотела меня усовершенствовать, просто измордовала. То давай за стрелковый спорт принимайся, то рисовать, то изучай химию. И хотя я сначала был очень увлечен, позже замучился и понял, что скоро откидывать копыта. Но при этом знал, что для нее-то развод был бы страшным ударом. А тут подворачивается Лэх, который глаз с нее не сводит. Однажды мы с ним уединились, слово за слово. Он и не раздумывал, весь сразу запылал, как только понял. Разговаривали в оранжерее, он как схватится за пальму-бамбасу, с корнем выворотил. Но была небольшая сложность: у Лэха-то за душой ничего. Договорились, что, как только он станет Скрунтом, мною, сразу переведет на бывшего себя восемьдесят процентов состояния.
- И что же? - спросил хозяин, который слушал с чрезвычайным вниманием.
- Он тебя обманул, и поэтому ты теперь так скромно живешь?
- Ничего похожего. Лэх порядочный человек. Просто когда я из Скрунта стал Лэхом, даже с теми деньгами у меня ничего не вышло. Успех-то ведь не столько в капитале, сколько в связях.
- Инте-рес-но. - Тот, который прежде называл себя Сетерой Кисчем, прогулялся по широкому ковру среди комнаты. Потом стал, глядя в глаза приезжему. - Скажи, а ты в самом деле Скрунт? Все без обмана рассказываешь, до конца?
- А что? - Гость покраснел.
- То, что когда Пмоис менялся с Сетерой Кисчем, он сам был уже поменянный. Обменявшийся со Скрунтом… Твоего Лэха врачи наверняка предупреждали, что у Скрунта это уж не первая операция.
- Да, верно. - Приезжий опустился на табурет. - Но вот узнать бы, где в это время был первоначальный Скрунт. Мы бы во всем разобрались.
- В бывшем Пмоисе. Если не дальше!
- Проклятье! - Гость взялся за голову. - Ото всего этого тронуться можно. Уже вообще ничего не понимаю. Тогда кто же я, в конце концов?
- Кто его знает.
- А ты?
- Сейчас выясним. Тут все зависит от времени. Если Пмоис в действительности…
- Подожди! - Тот, который называл себя Лэхом, уставился в потолок. - Надо идти не отсюда. По-настоящему, изначально я был Сетерой Кисчем, если уж совсем искренне. Это мое первобытное положение. Так что ты про меня рассказывал: швейная мастерская, иголки-нитки. Потом мое сознание переехало в тело Пмоиса…
- Ты эти тела пока не путай - кто в чьем теле. А то мы вообще не разберемся. Говори о мозгах.
- Ну вот я и говорю. Значит, я, Сетера Кисч, сделался Скрунтом, который, будучи уже поменянным, переехал в тебя… Нет, не так.
- Я тебе сказал, двигайся по мозговой линии, не по тельной. Тельная нас только собьет. Даже вообще не надо никуда двигаться. Мозг-то в тебе Сетеры Кисча, да? Ты ведь Кисчем начинал жить?
- Еще бы! - Тот, который приехал в качестве Лэха, пожал плечами. - В этом я никогда не сомневался.
- Превосходно. Так вот…
- Если уж всю правду, это тоже была цель моей поездки - узнать, за кем мое бывшей тело. А то пишет письма Сетера Кисч, мы с женой читаем и думаем, кто же он.
- Так вот, - повторил хозяин, - в твоем бывшем теле Лэх.
- Ловко! Выходит, что ты - это я? В смысле тела.
- А я - это ты. Между прочим, и я переписку начал, чтобы установить, что за тип окопался в прежнем мне. Ну как тебе в моем теле, не жмет?
- Ничего, спасибо. Обжился. - Приезжий задумался, покачал головой. - Господи боже мои, до чего докатились! Не знаешь уже, кто ты есть в действительности. Я ведь раз пять перебирался - в Пмоиса, в Скрунта, в тебя, когда ты из себя уже выехал, еще были обмены. Всегда привыкать заново, перестраиваться, людей кругом обманывать. Все ищешь, в ком бы получше. Прыгаем сдуру, как блохи, ничего святого не осталось, заветного, человеческого… Ну теперь-то с меня хватит. Из твоего тела ни ногой.
Помолчали. Сквозь стены донесся низкий отдаленный гул. Подвешенная к потолку трапеция качнулась.
- Рвут где-то, - сказал хозяин. - Расширяют подземную территорию. Тут у них договор с городом - внизу можно распространяться, а наверх чтобы не показывались.
Гость поднял глаза к потолку.
- А этот городишко там - настоящая древность? Или макет, выстроено?
- Старина настоящая. В домах даже телевизоров нету, проигрывателей не держат. Зато сами собираются вместе по вечерам, танцуют, поют. Днем пусто