А если нет? И она снова заговорит? Как проверить, ее речевые способности существуют на самом деле или только в моей несчастной голове? Или она может лишь со мной разговаривать, потому что ей собственный моральный кодекс позволяет общаться только с хозяевами? А с другими она вообще не желает говорить?
Какая, к черту, разница, разговаривает она со мной в действительности или только в моем воображении? Ничего, по большому счету, от этого не меняется. Я решительно подошла к раскрытой двери комнаты, посмотрела. Спокойно лежит, не шевелится. Тихо окликнула ее:
– Шуба…
– Да?
Говорит, в отчаянии констатировала я, разговаривает! Да еще и таким глубоким, выразительным голосом. Мне осталось только вздохнуть.
– Почему тебя так зовут?
– Нравится мне это имя, – в ее низком голосе явственно послышалась улыбка. – Да я и мохнатая, как настоящая шуба.
– А откуда ты слова знаешь? – осторожно поинтересовалась я.
– Из этой, как ее… ноосферы, наверное, – предположила Шуба. – А может, из твоей головы, голубушка.
– Ты что, можешь читать мои мысли? – возмутилась я, только этого мне еще и не хватало.
– Мысли не могу, – возразила Шуба. – Что-то другое, трудно сформулировать, что именно. Может, образы, может, желания…
Мне показалось, что она пожала плечами. Я снова вздрогнула и недоверчиво спросила:
– А двигаться ты можешь?
– Нет, – отрешенно заметила она, – не могу.
От сердца сразу отлегло. Раз так… Раз она не может шевелиться… А вдруг врет? Как подползет ночью! Меня затрясло от страха, живот свело судорогой. Шуба спокойно продолжала:
– Я могу лишь разговаривать.
– Только со мной или с другими тоже?
– С другими – нет. Кроме тебя, меня никто не может услышать.
Шансы угодить в дурдом вроде начали снижаться. Или все-таки повышаться? Я сделала глубокий вдох:
– Все равно я тебя боюсь…
– А чего меня бояться? – невозмутимо заявила Шуба. – Я способна только говорить и больше ничего. Разве ты сама с собой не разговариваешь?
– Так, то с собой, – возразила я.
– Никакой разницы не вижу, – голос Шубы стал бесстрастным.
– Тогда я подумаю, – пообещала я, отправляясь на кухню за новой сигаретой.
Сигареты в меня больше не лезли, прикурив, пришлось сразу воткнуть проклятую мерзость в пепельницу.
Что делать? Ничего я так и не выяснила. И мохнатая тварь совершенно права. Какая разница, если она говорит только со мной, а не с другими? Может, у меня такой специальный бзик нечаянно образовался? Микроскопический тромбик застрял в капиллярчике, и вот вам, готово. И вовсе не она со мной говорит, а я с ней. Так что же делать?
Организм расслабился и заявил, что пора прекращать маяться дурью, следует немедленно браться за статью, если я не хочу, чтобы шеф откусил мне завтра голову. Между прочим, откусит, как пить дать, если не принесу ему текст, хотя бы в более-менее приближенном к готовности виде.
– Может, больничный? – предположил слабовольный организм.
– Уйди, бездельник, – ответила я, храбро направляясь к письменному столу мимо Шубы.
Она не произнесла ни слова. И то ладно, подумала я, включила компьютер, поставила музыку и рухнула на стул. Когда за окном начало темнеть, механически нажала на кнопку настольной лампы, намертво забыв про существование в природе говорящей одежды. Выбираясь из-под вороха бумаг ближе к полуночи, я сообразила, что статья почти готова, можно уверенно появляться перед шефом с честным взглядом ответственного человека и надежного сотрудника.
Расправив затекшую спину, потянулась, потрясла руками… и вспомнила. Решительным шагом подошла к ней, бесстрашно натянула на себя. Ни звука. Так, хорошо…
– Шуба…
– Да?
– Да, – ответила я, кутаясь в теплый воротник. – Что поделаешь, хоть ты и говорящая, но очень теплая. И ты права, не все ли равно, разговариваю я с тобой или с собой? На улице-то хоть будешь молчать?
– Наверное, – она хихикнула. – Если симпатичных пиджаков поблизости не окажется. Тут я за себя не ручаюсь.
В общем, после ужина, если таковым можно считать очередную сигарету, я завалилась в Шубе на диван перед телевизором, посмотреть новости. Пригревшись в ее тепле, не заметила, как задремала, постепенно все глубже погружаясь в сон. Где-то на краю сознания долго надрывался телефон, но мне уже все было безразлично.
* * *
Я оторвала глаза от окуляров микроскопа и некоторое время усиленно моргала, пытаясь понять, что от меня, собственно, требуется шефу. Пока соображала, что к чему, обнаружила, что одета в довольно бесформенный белый комбинезон. Почему на мне сидит этот безобразный мешок?
С недоумением перевела глаза на шефа, и только тогда до меня дошло, что он обращается ко мне на неизвестном языке, в котором не проскакивало ни единого знакомого слова. Самое странное произошло в следующий момент – без малейшей задержки я резво оттарабанила что-то вроде:
– На кой черт оно мне нужно?
Шеф выглядел настолько непривычно, что я засомневалась – а мой ли вообще это начальник или совершенно другой человек? Тем временем он начал пространно излагать причины, побудившие его обратиться ко мне с просьбой, вызвавшей столь резкое неприятие:
– Холли! (С каких это пор меня так зовут?) Вы единственный человек в лаборатории, не обремененный семьей! (Да? А куда, в таком случае, подевались мои драгоценные балбесы?) В столь долгое путешествие не может отправиться человек, у которого есть близкие родственники! (Куда, куда они могли деться? И какое, к чертовой матери, еще путешествие?) Задание очень важное и ответственное, от его результатов зависят судьбы многих людей! (А на мою, следовательно, можно наплевать?) Вы единственный в лаборатории специалист необходимого уровня. (Какой еще такой специалист? Чем я в конце концов занимаюсь?) И потом, вы же знаете, ему невозможно отказать… (Кому, елки зеленые? Что со мной происходит? Сплю я, что ли? А-а-а, конечно сплю, и мне все это снится! Как интересно! Хорошо, смотрим дальше!)
Неожиданно приоткрылась дверь, и в лабораторию просунулась жизнерадостная, лохматая морда, совсем не отдаленно напоминающая лошадиную.
– Где она?
Шеф разве что не завизжал:
– Капитан Макмиллан! К нам же нельзя!
– Было нельзя, – с довольной улыбкой, оскалив здоровенные белоснежные зубы, бессовестно заявила морда, встряхивая темными кудрями. – А теперь уже поздно! Так которая?
Шеф, тяжко и обреченно вздохнув, навел на меня толстый короткий палец.
– Вот она – Холли…
Из-под морды вытянулась длинная рука, одетая в рукав космического комбинезона. Длиннющие пальцы звонко щелкнули, и в них образовался цветок с дурманящим даже на расстоянии терпким запахом. Владелец морды и руки беспрепятственно просочился в дверь, незаметно проявившись рядом с моим стулом.
– Счастлив познакомиться с вами, Холли!
Шеф в ужасе собрался упасть в обморок.
– Капитан, что вы себе позволяете?
– Да успокойся ты, Анри, что со мной случится? И культуры твои не только не подохнут, но даже не мутируют от моего присутствия, я тебя уверяю. Сколько помню, ты всегда был слабонервным, на мой вкус чересчур. Хочешь, вылечу? А?
– Нет! – шеф самым натуральным образом завизжал, на приличной скорости вылетая в двери.
– Что это с ним? – поинтересовалась я у обладателя экстравагантных манер. – Он вас боится?
– Еще как, – гордо ответствовал тот. – Он всю жизнь меня боится и правильно делает!
– А зачем я вам понадобилась? – я была крайне заинтригована. Какой замечательный сон!
– О, мне для выполнения одного важного правительственного задания совершенно необходим специалист вашего профиля (Трам-тарарам, когда-нибудь я узнаю, чем, собственно, занимаюсь?), – Макмиллан расшаркался, галантно протягивая мне роскошный цветок с голубыми мясистыми лепестками. – И вашего высочайшего уровня!
От запаха цветка голова закружилась, мне захотелось взлететь. Отличный сон!
Длинный нос капитана вопросительно шмыгнул.
– Ну что, Холли, я могу рассчитывать на ваше согласие?
А почему бы и нет? На что только не согласишься во сне, ведь последствий можно не опасаться. В основном…
Макмиллан начинал мне нравиться. Обычно все персонажи снов оказываются или приятными, или страшными, тогда как нейтральные фигуры не прорисованы и с трудом отличаются от фона. Капитан не был похож на кошмар, наоборот, явно самодовольный и всем довольный тип. Меня всегда восхищали самодовольные люди. Может, потому что сама я регулярно занимаюсь самоедством, устаю от него и по этой причине завидую людям, лишенным подобной гнусной склонности.
– Когда мы можем отправиться? – надо же, вот и выяснилось, что капитан Макмиллан не только самодовольный тип, но и весьма настырный.
– А когда нужно? – осторожно поинтересовалась я, с удовольствием принюхиваясь к голубому цветку.
– Да хоть сейчас! С вашим руководством я договорился, вы же сами видели. Мое руководство спит и видит, что задание уже выполнено. А без вас, Холли, нам никак! Может, я отвезу вас домой, вы быстренько соберете вещички, да мы и полетим? А?
– А по дороге вы мне расскажете, для чего я вам понадобилась, идет?
– Обязательно! – он дернул меня за руку, отчего я слетела со стула, в следующее мгновение обнаружив себя вылетающей за ним в дверь.