Так, искры в его глазах я видела, но не успела рассмотреть, какого цвета сами глаза. Следовательно, нужно лететь, иначе так и не узнаю, какого именно?
А зачем, собственно, мне знать, какого цвета глаза у этого кошмарного типа? На кой черт оно мне нужно? Вдруг это он и есть, страшный и рогатый? Не успеешь оглянуться, а он уже у тебя за спиной и тянет длинные руки прямо к шее. И не увернуться, не спастись… Только проснуться…
* * *
Телефонный вопль врезал по ушам так, что я едва не свалилась с дивана. Телевизор тихо потрескивал серым пустым экраном. В темноте, судорожно пытаясь нашарить телефон, я уронила трубку, она с грохотом ударилась об стену. Кое-как поймав ее за болтающийся провод, с досадой поднесла к уху. Мне ведь снилось что-то такое… такое… приятное? Никак не вспомнить, черт!
Голос Натальи громом шарахнул по барабанным перепонкам:
– Что с тобой, мать? Я тебе звоню, звоню, а ты к телефону не подходишь! В могилу решила меня свести раньше времени? То у нее кофты разговаривают, то трубку не берет!
Пошарив по стене, я щелкнула выключателем, обнаружив его лишь с третьего захода. Свет так больно ударил по сонным глазам, что они сразу же заслезились. Потерла изо всех сил зажмурившиеся веки, проморгалась и взглянула на будильник. Ничего себе…
– Это ты меня скоро в могилу сведешь, – хмуро заметила я, чувствуя себя виноватой. – Два ведь часа ночи!
– А что мне оставалось делать? Сначала пугаешь меня до судорог, потом исчезаешь. Я, между прочим, тоже не сплю. Бегаю, как дура, по квартире, спать не могу, накурилась до зеленой рожи. Что с тобой случилось?
– Да ничего! Замоталась в твою кофтень, пригрелась, да и уснула нечаянно мертвецким сном, вот и все.
Наталья взвыла, едва не плача:
– Мымра ты! И из-за тебя я не сплю, идиотка!
– Вот именно. Было бы из-за чего переживать. Что со мной может случиться? А теперь я сон не могу вспомнить.
– Тебе еще и сны снятся? – Наталья разозлилась. – Так, завтра вечером, вернее, уже сегодня, я к тебе самолично заявлюсь расследовать обстоятельства.
– Конечно, если человеку приснился сон, то у него с головой точно не в порядке, – фыркнула я. – Ладно, приходи и бутылку прихвати по дороге. Хотя нет, не надо, сама куплю, а то притащишь снова очередную несъедобную дрянь.
– Это была не дрянь, а ликер!
– Может, и ликер, но от него почему-то зубы склеивались, – ядовито возразила я. – Ну все, успокоилась? Мне можно идти спать дальше?
– Да иди ты куда хочешь! – Наталья бросила трубку.
– Спокойной ночи, – вежливо пожелала я телефонному гудку.
Но вместо того чтобы идти досыпать, потащилась на кухню. Поставила чайник, вспомнила про бесполезно жужжащий телевизор, сходила, выключила. Мучительное стремление вспомнить, что же мне снилось, осталось безуспешным. Что-то приятное или интересное, или то и другое вместе. Жаль, почему-то хорошие сны я запоминаю редко, а вот гадость всякую исправно помню.
Ох, просплю, застонал организм, не встать мне утром ни за что. Твои проблемы, злорадно ответила я, с наслаждением заваливаясь в кровать.
На этот раз мне не снилось ничегошеньки. Вяло прореагировав на будильник, то есть мужественно дождавшись, пока он вызвонит все, я крепко заснула дальше. Но надрывный звонок телефона все-таки вынудил меня проснуться и кое-как дотащиться до него. Так и есть, шеф, и совсем не добрый. Злой, вернее, злющий!
– Ты куда провалилась? – рявкнул он.
– Кажется, приболела. Голова просто отламывается, – простонала я тоном умирающего лебедя.
Получилось очень натурально, шеф поверил и смягчился.
– Ты что, серьезно? – встревожился он. – А как же статья?
– Статья здорова, – мрачно ответила я. – Может, я и не заболела, просто не выспалась из-за нее.
Шеф мой, когда дело доходит до работы, превращается прямо-таки в маньяка, но, в общем, он человек добрый. Поэтому меня нисколько не удивила его следующая реплика.
– Слушай, ты сможешь хоть после обеда приползти? Разговор есть, серьезный.
– Собрался в очередную телегу запрячь? – мое мрачное настроение резко ухудшилось. – Такие разговоры у тебя только на одну тему.
– Ну, может, тебе еще и понравится. И в любом случае, кроме тебя, некому.
– Обрадовал, как всегда, – подвела я итог беседы. – К обеду постараюсь явиться.
– А статья?
– Почту чаще проверять надо, – буркнула я на прощание и повесила трубку.
Голова разламывалась, поэтому пришлось готовить себе крепкий чай. Стандартный рецепт от головной боли поутру – двойная доза заварки прямо в чашке и двойная порция сахара.
Через полчаса я осторожно покачала головой – терпеть можно, утихомирилась наконец-то. Вот и хорошо, теперь можно спокойно отправляться на работу. Решительно поднялась с табуретки и тут же вспомнила вчерашний вечер. А вдруг я действительно заболела, поэтому мне и мерещится всякая чертовщина?
Кофта мирно лежала на диване, не вызывая сверхъестественных ассоциаций. Подошла к ней, погладила. Мягкая, пушистая. Молчит.
Я окликнула ее:
– Шуба, ты все еще разговариваешь?
– У-у, – томно согласилась она. – Мне снился такой чудный сон…
– Мне, кажется, тоже, – вздохнула я. – Только я его забыла.
– Бывает, – посочувствовала Шуба. – Не переживай, другой приснится, не хуже. Иногда сны повторяются.
– Повторяется всякая гадость, а хорошие сны почему-то нет.
– Что тебе Ванька сказал? – неожиданно осведомилась Шуба.
– Ты и дальше собираешься утверждать, что не читаешь мои мысли? – укоризненно заметила я. – Откуда ты знаешь, как зовут моего шефа?
– Из ноосферы, я же тебе говорила, – рассмеялась кофта.
– Не нужны мне твои мысли, своих вполне хватает.
– А где они у тебя помещаются? – развеселилась я. – У тебя ведь нет головы.
– В кармане, – хихикнула она. – С чего ты взяла, что твои мысли располагаются у тебя в голове?
– Ну, – я задумалась, – принято считать…
– Мало ли, что принято, – фыркнула Шуба. – Я думаю собой, целиком. Чем ты в принципе отличаешься от меня?
– Положим, я много чем от тебя отличаюсь. И булькает у меня обычно в голове. Так что, похоже, думаю я именно ею.
– Лучше бы ты поменьше думала головой, а остальным организмом побольше, – интонации Шубы стали ехидными. – Результат был бы намного приятнее, я тебя уверяю.
– Ладно, уговорила, – я вспомнила, что пора собираться на работу. – Попробую не головой, вдруг чего получится?
Свалив бумаги в сумку, я выползла на свет божий, который сегодня почему-то не хотел радовать глаз. Пасмурное небо низко нависло над домами, накрапывал противный мелкий дождичек. И так неприглядное серое здание института под дождем приобрело особенно отталкивающий оттенок.
Я решительно дернула тяжеленную дверь, привычно уперлась в нее боком, чтобы не треснула сзади по спине, есть у нее такая подлая привычка. Но в этот раз двери не удалось проявить зловредный нрав, потому что ее перехватил незнакомый высокий мужик. Мельком обратив внимание на его длинный, когда-то бывший белым плащ, я рванула к себе. Шеф уже бегал в нетерпении по коридору рядом с моим кабинетом.
– Наконец-то, еле тебя дождался, пошли, поговорить надо.
– Вань, дай хоть шкуру скинуть, – заныла я.
Шкура тут была совершенно ни при чем, просто хотелось кофе успеть перехватить. Но Иван оказался непреклонным и просто загородил собой дверь.
– Он сейчас явится, а мне нужно с тобой договориться до его прихода. Пошли, знаю я, чего тебе нужно. И чайник уже вскипятил, и кофе приготовил.
– Вань, – томно простонала я, – и чего я за тебя замуж не догадалась выйти?
– Сама виновата, – хладнокровно заметил шеф, увлекая меня к себе в кабинет. – Слишком рано замуж выскочила, слишком рано разочаровалась в мужиках. А теперь поздно. Мне уже есть, кому дома чайник ставить.
Брякнув на стол перед моим носом кружку, банку с кофе и чайник, шеф осторожно сообщил:
– Я тебя продал в рабство. Директор потребовал отправить ихтиолога в комплексную гидролого-гидрометеорологическую экспедицию. Его безумно интересует рыбное население эстуариев северных рек. Руководство договорилось без нас, теперь осталось нам столковаться.
– Ванька, ты что, совсем сдурел? – моему возмущению не было предела. – В экспедицию в такое-то время?
– Ну, еще сентябрь, еще тепло, – шеф отвел глаза.
– Это здесь тепло, а не на севере, – грозно заявила я. – И на сколько времени?
– На месяц, – почти прошептал Иван.
– Ну почему именно я? – мне хотелось зареветь в голос.
– А кого еще? – в порядке самозащиты взвыл Ванька. – Меня Машка сожрет, сам только что из полей вернулся, ты же знаешь! От Сереги толку – ноль, хоть и видный из себя мужик, да малахольный. Танька слишком маленькая, куда ее… И кто остается? Только ты! Мужа нет, дети уже взрослые, дома не сидят, жрать не просят. Езжай, прошу тебя, умоляю, не подводи меня под монастырь.
В этот драматический момент дверь приоткрылась, и в кабинет вошло нечто длинноволосое, нечесаное, сутулое, в длинном плаще, который когда-то давно был белым, с длиннющим шарфом на шее. Похоже, тот самый тип, который не позволил входной двери пнуть меня под зад. Он хлюпнул простуженным носом и гнусаво произнес речь следующего содержания:
– Г-г-где т-т-твой их-х-хтиолог, В-в-ванька?
– Вот она, – испуганно ответил шеф. – Ты что, заболел?
– К-к-как в-в-видишь, – сердито фыркнул вошедший. – Т-т-ты что, з-за-зараза, н-не мог м-мне м-мужика д-д-да-дать?
– Где я тебе его возьму? – уныло поинтересовался у него шеф. – Эта дама любого мужика жгутом скрутит, двоих сыновей, как никак, одна на ноги поставила.