На юте нас осталось трое - я, Мустафа, бессменно стоявший за штурвалом, и его младший коллега Адриан Пустошник.
Наш "Левиафан" условно можно назвать коггом, хотя от этих вертких, пузатых суденышек старинных немецких купцов он довольно сильно отличается.
Прежде всего, он заметно быстрее ходит под парусами, благодаря нескольким почти незаметным, но полезным усовершенствованиям такелажа. В нем четыреста тонн водоизмещения, у него высокая и широкая корма, так же высоко приподнятый над палубой бак и две мачты. Несколько необычно выглядит толстый резной поручень ограждения капитанского мостика. Нажатиями на несколько завитушек этой резьбы он легко открывается, и глазам предстают экран радара и курсографа, электронный барометр с хитрой приставочкой, позволяющей заранее уклониться от шторма, калькулятор для штурманских расчетов и гирокомпас.
Под нашими ногами на корме размещаются каюты капитана, двух помощников и старшего боцмана. И еще два кубрика четыре на три с половиной метра, в каждом из которых размещалось двенадцать двухъярусных коек, а посередине еще ухитрились воткнуть стол и скамьи. Поэтому в хорошую погоду команда предпочитала есть на палубе.
У нас имеются и более комфортабельные корабли, где каюты с удобствами, а у капитана есть личная уборная с ванной, и мне доводилось ходить на них не раз. Но не сунешься же в конец десятого века от Рождества Христова на баркентине или, чего доброго, на пароходе?
Именно из-за того, что странствуем мы по разным мирам, для нас, точнее для наших хозяев, основная единица - не корабль, а команда. Сегодня мы идем куда-нибудь в дикий мир обменивать стекляшки и зеркала на меха и жемчуг - туда можно отправляться на первом попавшемся свободном судне; если и останутся какие-то легенды, то через два-три поколения фантазия рассказчиков изменит их до неузнаваемости. Завтра, то есть через месяц, плывем в Финикию или Ассирию - тут годится какой-нибудь нав или дхоу, почти не изменившиеся за две тысячи лет. Послезавтра нас посылают в мир, уже кое-чего достигший в смысле материального прогресса, и туда мы плывем на паровой шхуне. Вообще-то, в идеале это выглядит не так: обычно на достаточно длительный срок нас закрепляют на маршрутах, где можно обойтись одним и тем же судном.
Но в жизни бывает всякое.
Экипаж "Левиафана", как и двух других коггов, состоит из капитана (в данном случае меня), помощника (он же механик), второго помощника (суперкарго, на котором лежит обязанность осуществлять все торговые операции и ведать приемом груза), штурмана, двух боцманов (старшего и младшего), рулевого и еще двух с лишним десятков матросов. На "Левиафане", впрочем, первого помощника нет, ибо там квартирует наварх - начальник нашей маленькой флотилии.
Есть еще и маг. Но маг - это не член экипажа, скорее мы все, если угодно, - необходимое, но второстепенное приложение к нему.
- Что там, интересно, поделывает наш колдун? - подумал я и обнаружил, что произнес это вслух.
Мустафа встрепенулся:
- Известно чего делает этот… - Лицо боцмана отражало два борющихся в его душе чувства: желание сказать о почтеннейшем Тирусане Ао Ооргенге то, что он думает, и страх перед тем, что вышеупомянутый каким-то образом узнает, что говорил о его высокой персоне ничтожный смертный.
- А чегой-то ты так злишься, Мустафа? - лениво, как бы между прочим, бросил разглядывавший волны Пустошник. - У вас, мусульман, девку можно замуж в девять лет отдавать, а той хазаряночке уже лет двенадцать будет…
- Так то замуж отдавать, а не блудить с ней, не мучить так, что потом полночи плачет! - процедил Мустафа, с откровенной неприязнью пожирая взглядом католическое распятие на шее Адриана. - Или, может, пророк Исса вам такое тоже разрешил?!
Между представителями двух религий вот-вот мог разгореться нешуточный спор, возможно даже с перспективой рукоприкладства. Допустить этого я, разумеется, не мог и, в полном соответствии с пунктом 456-А Устава, пресек "неподобающий спор о вере". Сделал я это очень просто: отправил Пустошника вниз присмотреть за пленниками, хотя в этом и не было нужды - они начнут пробуждаться только через час-другой.
На прощание он бросил в мою сторону взгляд, в котором читалось затаенное неодобрение, - Адриан полагал, что я больше симпатизирую первому боцману.
Что делать, но это действительно так. Он кажется мне более надежным человеком.
Если там, откуда родом Мустафа Селимович, на Руси, да и во всей Европе, утвердился ислам, то в мире Пустошного - католицизм. Оба они в свое время участвовали в религиозных войнах: первый с буддистами, второй с поклонявшимися Аллаху, - и оба, несмотря на все то, что узнали за годы пребывания на службе у Хэолики, сохранили свою веру, что бывает далеко не всегда.
Помнится, еще в самом начале нашего знакомства я спросил у Мустафы: как случилось, что князь Владимир принял мусульманство? Пожав плечами, Мустафа ответил, что ни про какого князя Ульдемира он не знает, а истинную веру его предкам принес непобедимый халиф Омар Пловдивский. Из чего я заключил, что пути моей и его вселенных разошлись уже очень давно.
Мустафа заметно вздрогнул, слегка изменившись в лице, и, даже не оборачиваясь, я понял - на палубе появился маг.
- Место, - коротко сообщил он.
Хотя, по моим прикидкам, нам оставалось идти еще как минимум полчаса, но хозяину, как говорится, виднее.
Не дожидаясь моей команды, боцман просигналил на два других судна…
Пофыркивая двигателями, корабли подошли вплотную друг к другу, так что нос "Симаргла" почти уперся в корму "Кракена". Вот Мустафа перебросил на "Симаргла" швартовый конец, который тут же был обмотан вокруг украшавшей его нос оскаленной волчьей головы. Затем к нам на корму с лязгом полетели цепи, и боцман вместе с Ингольфом набросили их на вбитые в палубу крючья. Во время перемещения корабли должны быть намертво соединены меж собой, в противном случае они неизбежно окажутся в разных мирах.
Можно было начинать.
- Завалить мачты, - отдал я команду.
Тут же добрый десяток матросов бросились проверять тормоза на блоках, а Ингольф, поигрывая пудовой кувалдой, направился к грот-мачте, примериваясь, как половчее ударить в опоясывающий ее основание стальной бандаж.
Если судьба когда-нибудь занесет вас на корабль, где низ мачты охвачен широким железным кольцом, нарочито грубо откованным и заржавелым, мой совет - поскорее с такого корабля убирайтесь. Наверняка это один из наших - то есть, конечно, хэоликийских - кораблей, и вы сильно рискуете никогда не вернуться домой, случись вам отправиться на нем даже в небольшое плавание. Со многими моими коллегами именно так и случилось.
Со скрежетом и скрипом натягивающихся снастей, мачты медленно переломились и опрокинулись назад - чтобы чародею не пришлось, упаси бог, перетрудиться, открывая слишком большой портал.
Ооргенг взглянул на часы. В отличие от абсолютного большинства своих собратьев, он предпочитал не электронные, а старомодные механические. Да не простые - на его руке был золотой "ролекс" с бриллиантовой инкрустацией.
- Пора, - распорядился чародей.
Он поднял обе руки вверх, так что широкие манжеты сползли, обнажив охватывающие предплечья браслеты из светло-серого материала - на вид не то из кости, не то из пластика. Но это не кость и не пластик.
- Всем приготовиться к переходу, - отдал я ставшую уже привычной команду, - посторонним с палубы!
Позади меня послышался топот множества тяжелых башмаков - по правилам в момент пересечения границы миров наверху оставались только маг и капитан с помощником.
Ооргенг вытянул левую руку вперед, словно прицеливаясь из невидимого пистолета. Прямо перед нами из моря выросло мерцающее облако бледного света, похожее на сплющенное с боков яйцо. Просто и обыденно.
Ни грома небесного и грозно звучащих заклинаний, ни зловещего шелеста, ни воющего ветра и разноцветных вспышек молний. Магия в чистом виде…
- Малый вперед! - рявкнул я в телефон.
Отвечая мне, под днищем завыли водометные турбины.
В следующее мгновение наступила неправдоподобная тишина, и мы оказались в коконе из жемчужно сияющего тумана. Одновременно по всему телу Ооргенга прошла, корежа напрягшиеся мышцы, судорожная волна. Затем его резко перегнуло пополам, и содержимое его желудка полилось на палубу. Судорога вновь и вновь терзала его тело, а с губ рвался вполне человеческий стон. Я такое видел уже не единожды и всякий раз ощущал в глубине души нечто похожее на мстительное удовлетворение.
Наш мир преподносит иногда заносчивым эораттанцам довольно-таки неприятные сюрпризы, жестоко мстя за использование чуждых ему сил.
Его вновь вывернуло наизнанку, на этот раз желчью. Мне стало боязно - что, если он потеряет сознание и нас выбросит неизвестно куда?
Но Тирусан Ооргенг уже распрямился, вытирая рот. Одновременно перламутровый полумрак сменился вечерним закатным небом и в уши вновь ворвался плеск волн.
- Тяжелый переход, - глухо поделился со мною впечатлениями чародей.
Потом без лишних слов направился к входу в кормовую надстройку.
Я оглядел горизонт - нет ли вблизи других возвращающихся на базу судов: струна, по которой мы прибыли сюда, была одной из самых удобных и часто используемых трасс.
Но нет, в данный момент мы были здесь одни.
Пока два матроса торопливо убирали за Тирусаном, высыпавшие на палубу члены команды под руководством Адриана уже заводили концы на брашпиль - вернуть в прежнее положение мачты.
Через полминуты под скрежет шестерен и глухое завывание двигателя мачты стали на место, и Ингольф вновь поднял обруч, закрепив его двумя шкворнями.
Еще через восемь часов из-за горизонта начал подниматься холмистый берег. В моем мире тут находился Бостон.