- Хорошо, - мне показалось, или голос в трубке немного потеплел. - Подождите минуту, сейчас я позову Елену.
Все время ожидания сердце мое бухало фронтовой мортирой. Несколько раз хотел уже бросить трубку на рычаг, но я сумел сдержаться. Наконец, в трубке прозвучал знакомый голос.
- Максим?
- Да, Едена, - ответил я. Все слова заготовленной заранее речи вылетели из головы. - Я хотел... Прости меня, пожалуйста...
- Это все, что ты хотел сказать мне? - спросила она.
- Нет, - почти выкрикнул я. - Я хотел бы приехать к тебе. Поговорить. По-человечески. Погулять. Как в тот раз. Конечно, если здоровье позволит тебе.
- Не стоит беспокоиться о моем здоровье, - тон Елены был мне отлично знаком.
- Я не хотел обидеть тебя, - упавшим голосом произнес я. - Сейчас, в смысле. И я, действительно, хочу увидеть тебя.
- Я не буду против, - мне почему-то показалось, что Елена улыбнулась, сказав это. - Когда будешь выезжать, позвони мне.
- Конечно, - выпалил я. - Обязательно позвоню. Я, наверное, дней через пять буду у вас.
- Я буду ждать, - сказала она, и сердце мое едва не выскочило из груди.
- До встречи, Елена, - едва смог произнести я.
- До встречи, Максим, - ответила она, и первой положила трубку.
От этого у меня почему-то сердце рухнуло в пятки. Глупость, конечно, но все же...
В полку дел было не слишком много. Большую часть работы взвалил на себя майор Дрезнер, которому, похоже, не требовался отдых. Он перелопачивал горы бумаги, разбирался с пополнением, выбирая подходящих людей из вербовочных списков, воевал с тыловиками, норовящими прислать либо меньше запрошенного, либо вовсе не то, что надо. Со мной майор больше не советовался по каждому вопросу, работая в уже привычном ему, так сказать, автономном режиме. Я только сообщил ему, что убываю на неопределенный срок, и в мое отсутствие вся полнота командования полком переходит к майору Штайнметцу. Вплоть до моего возвращения или приказа о назначении нового командира полка.
- Как это понять? - не понял моих слов Дрезнер.
- Вот так, - коротко ответил я. - Понимать в нашем деле не всегда положено, верно? Я и сам сейчас мало что понимаю.
Дрезнер поглядел на меня, но больше спрашивать ничего не стал. Военный человек, он отлично понимал, что говорить можно далеко не все и не всегда.
Перелета до Бадена я почти не заметил, а вот путь по железной дороге, казалось, растянулся на годы. Конечно, перед тем, как сесть в него, я позвонил Елене, но разговор был коротким. Я только сообщил ей, когда и во сколько приеду, и снова услышал долгожданное "Буду ждать". Но сам путь в тряском вагоне, пусть и мягкими креслами, зато ужасно жарком, был для меня почти невыносим. Даже перед первым боем я не волновался так сильно, как сейчас. Я обливался потом - и не только из-за жары, царящей в вагоне.
Я вышел из поезда и быстро прошел через здание вокзала на улицу. Елена ждала меня у дверей. Мы постояли минуту, глядя друг на друга, а потом она шагнула ко мне и крепко обняла. Я от неожиданности так и остался стоять с разведенными в стороны руками. Выглядел, наверное, в этот момент крайне глупо.
- Максим, - сказала она. - Я ужасно соскучилась по тебе.
Я нервно сглотнул. Это было как-то странно после нашего расставания. Я ничего не понимал.
- Я думал, - не нашел ничего умнее я, - что тебе неприятно, когда я прикасаюсь к тебе.
- Тогда да, - ответила она, не разжимая объятий. - А теперь я простила тебя, Максим, и все хорошо.
Тогда я без слов обнял ее. Крепко. Наверное, слишком. Потому что Елена рассмеялась и произнесла:
- Задушишь же. Осторожней.
Я отпустил ее, и мы вместе отправились гулять по городу. Никакой определенной цели у нас не было. Мы просто бродили по улицам, как в ее визит к нам. Зашли на набережную, где было немного прохладней, хоть и не очень. Родной город Елены лежал несколько южнее моего, да и вообще на Бадене климат был существенно мягче. Тем более, что сейчас была середина лета, самое жаркое время. Но нас это ничуть не смущало. С набережной мы, уже на общественном транспорте, отправились в дендрарий, надеясь, что хоть там будет легче переносить жару.
В трамвае многие косились на молодого полковника, который отчего-то предпочел ехать в вагоне, а не на автомобиле. Но мы с Еленой были слишком заняты беседой, чтобы обращать внимание на подобные пустяки.
В дендрарии, действительно, было прохладнее, зато по его мощеным аллейкам прогуливалось множество людей. В основном, это были влюбленные парочки, еще не дошедшие до уединения, или мамочки, а то и целые семьи с детьми. Мы гуляли, стараясь держаться подальше от них всех, но Елена начала уставать.
- Ничего, - сказала она мне, - все хорошо. Можно и еще погулять.
Но шагала она все медленней, да и на лице ее была написана усталость. Наконец, нам удалось найти пустую лавочку в тени, что было не так легко. Собственно, нам просто повезло. Семейство, занимавшее ее, поднялось и всем составом отправилось к выходу. Мы же с Еленой поспешили занять лавочку. Елена устало откинулась на деревянную спинку. И я отвесил себе мысленного пинка - нельзя же так изводить человека. Ведь ей вполне еще может быть больно ходить. Да она девушка, и даже в бытность свою фенрихом Шварцем не успела привыкнуть к марш-броскам на несколько километров. А я совсем загонял ее.
- Прости, Елена, - сказал я ей. - Совсем я тебя загонял.
- Ничего страшного, - улыбнулась она. - С тобой всегда приятно гулять. Даже по морозу.
- Никак не можешь простить мне, как я заморозил тебя? - рассмеялся я.
- Да, - прошипела Елена, нарочито страшным голосом.
Я не удержался и снова обнял ее.
- Ну задушишь же, Максим, - засмеялась Елена.
- Зато от больших чувств, - ответил я.
- Обнадеживает, - кивнула Елена, и мы снова рассмеялись.
Так легко и непринужденно я не чувствовал себя уже очень давно.
- Знаешь, Елена, - отчего-то вспомнилось мне, - а ведь ты счастливо избежала главного развлечения офицеров. Оно грозило тебе полным разоблачением.
- Это какое же? - весело спросила она.
- Посещение офицерского борделя, - ответил я. - Дело в том, что есть дурацкая традиция отправлять молодого офицера, только что прибывшего в полк и до того не имеющего опыта службы, в бордель, снимая для него вскладчину самую дорогую барышню.
- Я думаю, - улыбнулась Елена, - мы смогли бы найти с ней общий язык.
- С девушкой может быть, - с мрачной иронией заметил я, - а вот с офицерами, что собираются вокруг и комментируют происходящее вряд ли.
- Какая пошлость, - скривилась Елена.
- Верно, - не стал спорить с очевидным я, - пошлость. Но на войне быстро волей-неволей становишься пошляком. Это в салонах и на награждении мы становимся лощеными и великолепными офицерами, а вот чем ближе оказываемся к линии фронта, тем хуже становимся. В общем, юноша, вам очень повезло, что мы сразу оказались на линии Студенецкого, где до борделей было очень далеко.
- Не называй меня так, - бросила Елена. - Неприятно.
- Прости меня, пожалуйста. - Я положил ей руку на плечо.
- Ничего страшного. - Она накрыла мою ладонь своей. - Уже все хорошо.
Мы снова болтали о каких-то пустяках. Я даже не запомнил о чем именно. Собственно, кроме этого диалога на лавочке я больше ничего и припомнить не мог. Где гуляли помню, а вот о чем разговаривали - нет. Вообще.
Время пролетело незаметно. Я и опомниться не успел, как надо было отправляться на вокзал и ехать в Гейдельберг. Потому что завтра - крайний срок до моего отлета на Рейнланд.
- Как - уже? - Елена была расстроена. - Так быстро время летит. Ты вроде только приехал, а уже надо прощаться.
- Ну, не прямо сейчас, - грустно улыбнулся я. - Конечно, если ты меня проводишь на вокзал.
- Провожу, не бросать же тебя, - ответила Елена.
До вокзала снова ехали на трамвае. И уже по большей части молча. Мы успели переговорить обо всем, и теперь просто изредка обменивались взглядами и улыбками.
Уже на вокзале, пока мы ждали моего поезда, я решился-таки рассказать Елене все.
- Елена, - сказал я ей, тяжело вздохнув, - а я ведь попрощаться приехал.
- Что это значит? - насторожилась она.
- Это держат в секрете, - продолжил я, - а возможно и никогда не огласят. Так что, скорее всего, ты будешь единственной, кто узнает эту неприглядную тайну. Мы заключаем союз с демонами, с которыми мы сражались на Пангее. - Глаза Елены при этих словах округлились от крайнего удивления, она уже хотела сказать что-то, но я начал говорить быстрее, не давая ей вмешаться. - И я вхожу в состав посольства к ним. Я возвращаюсь на Пангею. Только поэтому я и решился, не смотря ни на что, не только попросить у тебя прощения по телефону, но и приехать. Ведь почти нет шансов, что мы вернемся с Пангеи живыми. Я, можно сказать, попрощаться приехал.
Она снова обняла меня. Прижалась лбом к груди. Я сложил руки у нее на спине, стараясь не сжимать объятия.
Не знаю, сколько мы так простояли на перроне, пока не застучали колеса поезда. Приятно обезличенный голос объявил, что прибывает поезд на Гейдельберг. Тогда Елена подняла голову, не разжимая объятий, и поглядела мне прямо в глаза.
- Возвращайся, Максим, - произнесла она. - Я буду ждать тебя.
- Спасибо, Елена, - ответил я. - Это очень важно для меня. Что теперь меня кто-то ждет. Кроме родных, конечно. Но к этому-то я привык с детства, а вот теперь... - Я чуть крепче сжал объятия, стараясь не задушить при этом Елену.
Поезд остановился. Вагоновожатые распахнули двери и выскочили на перрон. Пора было прощаться.