Здоровяк отпустил змия, и наг уже начал было хвостом вперед втягиваться в спасительный ход, уводящий в глубь земли. Услыхав последний вопрос аскета, Васятха изогнулся хитрым крюком и, почтительно оборотясь к старику, ответствовал:
- Я возвращаюсь с Поля Куру известить Нагараджу, что Великая Битва завершилась…
- То есть как - завершилась?.. Здоровяк, держи змия!
В следующее мгновение обе шеи незадачливого порученца вновь оказались в живых тисках, от которых едва успели освободиться. И мощный рывок выдернул нага обратно на свежий воздух.
- А ну-ка, рассказывай! - строго приказал аскет. - Как это: битва завершилась? Чем завершилась? И вообще, какое дело нагам до людских битв?! Давай-давай, шевели языками!
- Пус-с-стите, - хрипел бедолага-порученец, дергаясь в конвульсиях - Пус- с-стите, гады…
- Сам гад, - заметил честный Здоровяк, разжимая поочередно то одну руку, то другую. - Эй, тезка, пускать или как?
- А не сбежишь? - Жалость, похоже, была чужда бывшему Палачу Кшатры.
- Не с-с-сбегху-кху-кху! - из последних сил кашлял змий, и крупные слезы градом катились по его щекам. - С-с-слово чес-с-сти!
- Ладно, отпусти его, - скомандовал аскет.
За то время, пока Васятха по второму разу приходил в себя, аскет успел отойти в сторонку и подобрать свою секиру, известную всему Трехмирью. Топор- Подарок радостно сверкнул, гоняя кровавый отсвет костра по полулунному лезвию, и вздыбил холку выгравированный на стали белый бык - именное тавро Синешеего Шивы.
Ашока испуганно вздрогнула: уж не вознамерился ли аскет запастись дровишками для костра? Сейчас как рубанет наотмашь…
Пронесло, боги миловали.
Аскет остановился напротив змия, поигрывая секирой. Стоял, ждал молча. Только чуть слышно брякали колокольцы на длинном древке да потрескивал, догорая, костер.
Где-то вдалеке заунывно выл одинокий шакал.
- Повелитель отправил меня на Поле Куру по просьбе Адского Князя, Миродержца Юга, - выдавил наконец Васятха-Хороший. - Дескать, сам Индра- Громовержец хотел посетить Курукшетру - и, представьте себе, не смог туда пробиться! Уж не знаю почему… Да и Петлерукий Яма волнуется: души убитых воинов к нему не являются, словно все поголовно праведники! Волнуется, а на поле Куру выбраться не может, прямо не Локапала, а бык в загоне!
Наг перевел дух. Тезки-Рамы не торопили его, внимая каждому слову змия и терпеливо ожидая продолжения.
- Тогда, весьма удивленный и раздосадованный, Адский Князь отправил на Поле Куру посыльного киннара. Очень скоро (гораздо быстрее, чем рассчитывал Князь) киннар вернулся обратно - с отрубленной головой под мышкой! Понятно, Яма немедленно дал ему новое воплощение, и киннар поведал: дескать, едва он выбрался во Второй мир, как первый же попавшийся воин снес ему голову топором! Киннар даже толком рассмотреть ничего не успел!
Аскет мечтательно усмехнулся и с лаской огладил лезвие секиры-любимицы. "Топором - это правильно!" - ясно читалось в глазах старика.
Наг на мгновение запнулся, после чего продолжил:
- Яма посылал киннара еще дважды - и дважды посланец возвращался обратно с отрубленной головой! Похоже, его всякий раз убивал один и тот же воин!
Здоровяк еле сдерживался, чтоб не загоготать на весь лес. Три раза подряд наступить на одни и те же грабли - потеха!
- И тогда Петлерукий Яма обратился с просьбой к моему господину. Выбор Повелителя, как обычно, пал на меня, - грустно произнес наг. - У меня, ясное дело, две головы, только терять любую из них мне совсем не по вкусу. Сами понимаете: одна голова хорошо, а две… Поэтому, когда я выбрался из Третьего мира на Поле Куру, я предусмотрительно уменьшился до размеров яблочного червячка - и никто меня не заметил! Но вскоре выяснилось, что в таком виде я и сам могу заметить в лучшем случае яблоко. Пришлось увеличиваться. До полупосоха. Приподымаю я головы, осматриваюсь… Вы будете смеяться, но первым, кого я увидел, был урод-бородач с окровавленным топором!
Васятха-Хороший весь передернулся от такого нехорошего воспоминания, и по чешуйчатому телу пробежала волна мелкой дрожи.
- Шарахнулся я от него, чувствую: за хвост хватают. И орут: "Вот ты-то, гад, мне и нужен!" Я только дернулся, а этот, который змеелов, уже "Нагабхала- Мантру" выкрикивает. Ту самую, от которой мы деревенеем и превращаемся в отравленные дротики! Не успел я опомниться - лечу! Взаправду лечу! Мне даже понравилось. Вот, думаю, рожденный ползать… Тут как раз и прилетел. Врезался в чей-то доспех, лбы по-расшибал, сам доспех всмятку, хозяин доспеха с колесницы брык! Я поверх него шлепнулся, а он уже дохлый. Совсем…
- Неудивительно, - проворчал Здоровяк.
- Меня мантра и отпустила. Еле до ручья дополз… а он кровью течет. Притаился я в ложбинке, слышу - кричат: "Царь Шалья убит! Последний воевода пал! Бегите, Кауравы!" И тут до меня доходит, что это МНОЙ бедолагу и прикончили! Вижу: часть воинов побежала, оружие бросают, иные ниц валятся… И голос отовсюду, как оползень в горах: "Убивайте! Павший в бою наследует райские миры!.. Убивайте ради их же блага! Пленных не брать!" Я проморгался, смотрю: огненный дождь всех накрыл… и тех, что бегут, и тех, что ниц…
Наг осекся, лизнул пересохшие губы парой раздвоенных жал и заморгал чисто по-человечески.
Удавьи глаза Васятхи предательски заплывали слезами.
- Короче, я обратно, а тут вы со своими шутками! Будто я и так мало натерпелся! И наг обиженно умолк.
- Врет! - с уверенностью заявил Здоровяк. - Быть такого не может. Кшатрий сдающегося никогда не убивает. Слышь, тезка, врет, слякоть двумордая!
- КТО приказал не брать пленных? - тихо спросил Рама-с-Топором у нага, и сухие пальцы аскета непроизвольно сжались, врастая в древко секиры.
От этого чуть слышного голоса передернуло не только нага, но и могучего Здоровяка. Лицо аскета казалось бесстрастней обычного, но уж лучше бы он ру гался самыми страшными словами и размахивал своим топором… Увы, не такой человек был Парашурама Джамадагнья, Палач Кшатры, что наполнил в свое время Пятиозерье кровью варны воинов и поил этой кровью призрак невинно убиенного отца.
Былой хозяин Курукшетры, где сейчас гибли тьмы и тьмы.
Нет.
Не гибли.
Погибли.
- Я н-не знаю… - растерянно выдохнул Васятха. - Клянусь жалами Отца- Шеша, не знаю!
- И голос отовсюду, словно оползень в горах, - медленно повторил Рама-с- Топором. - Голос ЕГО…
- Кого - ЕГО? - не понял Здоровяк.
- Братца твоего ненаглядного! Черного Баламута! - Аскет выплюнул это имя, как ругательство. - Кого ж еще?!
И бесстрастным старик теперь выглядел не более чем весеннее половодье в отрогах Восточных Гхат.
- Да ты что, тезка, сдурел?! - Брови Здоровяка вспугнутыми шершнями взлетели на лоб. - Кришна, он же… да не мог он такого приказать! Он вообще не любит приказывать… и в битву обещал не вмешиваться!
- Любит, не любит! Ты мне еще на лотосе погадай! Ах я, старый дурак! Вот она, Эра Мрака! Павший в бою наследует райские миры? Убейте всех ради их же блага! Пленных не брать! Любовь - побоку, Закон - на плаху, одна Польза осталась, и та с гнильцой… Убивайте! Всех, всех, а там Господь разберется, где свои… и огненный дождь на головы! Это ж какой сукой надо быть, чтоб "Южными Агнцами" сдающихся полоскать?! Дурак я, дурак… решил отсидеться…
- Мне надо туда, - катая желваки на скулах, сухо бросил Здоровяк. - На Поле Куру. Я отказался участвовать в бойне - но бойня закончилась. Пора вернуться. И взглянуть в глаза своему брату. Извини, тезка, но я не верю, что это он. Ведь я люблю его…
Насмерть перепуганный Васятха смотрел на огромного человека, в котором только что все добродушие переплавилось в нечто совсем иное, и сердце змия захлебывалось от страха.
Наг, разумеется, слыхал рассказы о том, как бешеный Баларама убивал на арене Матхуры лучших борцов-демонов, смеясь в лицо царю-выродку, но раньше порученец никогда не принимал это всерьез.
- Ну, я пополз? - робко поинтересовался наг.
- Пополз, - согласился аскет. - Да не туда. Вот доставишь его на Курукшетру - тогда посмотрим… И меня заодно, - неожиданно закончил он.
- Да как же так? - Бедный Васятха чуть не подпрыгнул от растерянности. - Мне же к Повелителю с докладом…
- Повелитель обождет. - Аскет был неумолим. - Думается, по возвращении твой доклад будет куда полнее. Давай поехали!
- Да не снесу я вас двоих! - взмолился наг.
- Еще как снесешь! - заверил его Здоровяк, мигом приняв сторону тезки. - Уменьшаться умеешь? Умеешь. Сам говорил. Значит, и увеличишься, ежели подо прет!
- Ну не настолько же! - продолжал упираться Васятха. - Кроме того, если я с докладом опоздаю, с меня семь шкур…
- Скажи-ка, тезка, чтишь ли ты Шиву-Милостивца? - словно забыв о существовании нага, обратился аскет к великану.
- Ясное дело! - удивленно ответил тот, еще не вполне понимая, куда клонит старик.
- А хотел бы ты хоть в самой малости уподобиться Синешеему?
- Ну… а в чем именно?
Видимо, в душу Здоровяка при воспоминании о привычках чтимого Шивы закрались сомнения.
- Шива, подвижник из подвижников, как ты знаешь, любит подпоясываться царской коброй. Ну хотя бы в этом мы с тобой могли бы последовать его примеру?
- Могли! - уверенно кивнул Баларама, убедясь, что никто не предлагает ему посвятить остаток жизни аскезе и с утра до вечера стоять на одной ноге. - В этом могли! Запросто.