Я изобразила счастливую физиономию и удалилась, бормоча на ходу, что у меня там дела… Какие, к чертовой матери, дела? Заглянула в почту, а там ничего. Куда все подевались? Постепенно друзья-приятели переставали писать, и день за днем на душе становилось все тоскливее от их последовательного исчезновения. Правда, о чем собственно сейчас и говорить-то друг с другом? О том, что ты точно так же, как и они, сидишь в заключении, ожидая решения своей участи?
С кухни выскочила Надежда.
– Женечка, все, я побежала, а то Витька там с ума сходит, наверное, без меня. Слушай, получается, у всех будут такие повара? И у плиты больше торчать не придется? – ее жизнерадостность тут же погасла, она растерянно спросила: – А чем же я тогда буду целый день заниматься? Иван Сергеич говорит, что в новых домах и уборкой заниматься не надо, они сами пыль собирают, сами стирают, сами порядок наводят…
– Путешествовать будешь, – я обняла ее за плечи. – Поживешь в кои-то веки в свое удовольствие. Не думаешь же ты, что родилась на свет только для того, чтобы стирать, готовить и пыль вытирать без остановки?
Надежда снова оживилась и ушла к себе совершенно счастливой. Мне бы так, с завистью подумала я и отправилась трудиться во имя общественных интересов. Следующий плов оказался вполне приличным, но через два часа я озверела от обилия приготовленных блюд. Благо общества, конечно, превыше всего, но мне еще жить хочется, дегустатор из меня тот еще. Отвесив Иван Сергеичу несколько солидных комплиментов и пожаловавшись на усталость, я потребовала себе перерыв и завалилась в кровать.
Уже совсем рассвело, но серое утро не радовало вовсе. Валил снег, а меня терзала мысль о том, как же мы теперь будем встречать Новый год? Или другие праздники? С синтезированными елками и синтезированной же мимозой? Или цветы все-таки можно будет рвать? Тоска полная… Спать, хочу спать… чтоб ничего не видеть вокруг.
В памяти всплыла беседа с роботом. Он сказал, что обмен веществ у наших народов одинаковый. И что же получается? Слизняки тоже люди, что ли? Да, у них две ноги, две руки и голова, как у любого человека, и это меня больше всего удивляло – почему внешне они так похожи на нас? Надень их коллоидный скафандр хоть на меня, и нас будет не различить.
А как же тогда эволюция человека, все эти приматы, гоминиды и как их там?.. Троглодиты, неандертальцы и кроманьонцы? Никогда не могла запомнить этапы превращения обезьяны в человека. Как там дедушка Экклезиаст говаривал? "Во многой мудрости много печали"? Спать, все, с меня хватит! Вот только какая звезда погаснет следом за Сириусом?
Никакие звезды во сне больше не гасли, и разбудил меня божественный аромат кофе, от такого запаха разве что покойник не проснется, хотя кто знает... Как давно я кофе не пила! Отбросив одеяло, поползла на кухню, но, глянув в окно, резко затормозила. Пока я спала, исчезла девятиэтажка, сиротливо ютившаяся под постройкой слизняков. Исчезла бесследно, как ее и не бывало, а землю под ней припорошил чистый белый пушистый снег. Вот, значит, как теперь будет… А где же ее обитатели? Когда их успели переселить? И куда? Может, опасения Лариски были небеспочвенными?
Я бросилась к телефону, набрала ее номер. Длинные гудки, потом металлический голос:
– Простите, но этот номер больше не существует.
А Лариска? Она еще существует? Я завыла в голос и побрела на кухню. Крышка ящика была откинута, внутри стояла красивая кофейная чашка размером немногим больше наперстка. Отхлебнув кофе, я вспомнила наши с Лариской последние посиделки и заревела еще громче.
– Евгения, дорогая, что с вами?
Я хлюпнула носом:
– Моей подруги больше нет, а-а-а…
– Значит, ее уже переселили, – укоризненно сказал ящик. – Вы напрасно так переживаете, ваша подруга сейчас начинает новую жизнь. Вскоре и вас перевезут в другое жилище, и поверьте мне, Евгения, вам понравится!
Сейчас, так я тебе и поверила, мерзкая железяка! Откуда ты знаешь, понравится мне или нет? Как будто золоченая клетка хоть чем-то лучше простой…
– Вы знаете, Евгения, скоро начнут прибывать звездолеты с Сириуса. Поэтому за это время все – и люди, и ригелиане – должны быть полностью устроены, причем так, чтобы и новым поселенцам хватило места. Так что ждите скорых перемен. Ну а пока, умоляю вас, скажите скорее, как вам мой кофе?
Кофе получился великолепным, и мое сердце быстро оттаяло. Правда, к вечеру мне снова захотелось разнести проклятый ящик вдребезги, несмотря на то что он умел синтезировать шампанское и коньяк и, мало того, мы успели перейти на "ты". Иван Сергеич, конечно, уверял меня, что из-за его экспериментов не располнеешь. Но я-то знала, что слопала как минимум пять пирожных целиком, про остальное вообще молчу – даже попробовать семь десятков разных блюд, хоть и по половине чайной ложки, нелегко. В итоге мы сошлись на том, что завтра занимаемся вегетарианской кухней и сыроедением.
В темноте стало видно, что колонна над строением слизняков после исчезновения девятиэтажки засветилась. Пришлось задрать голову, чтобы лучше рассмотреть ее сияние – казалось, в ней крутится мощный вихрь золотистых искр. Когда шея окончательно затекла, я присела и положила голову на подоконник, пытаясь разглядеть перспективу, открывающуюся под зданием. Похоже, что домов, которые стояли за девятиэтажкой, тоже нет. Эх, не видно ни черта, а так хочется узнать, что же там!
Я плюнула на дальнейшие попытки что-нибудь выяснить и, растирая шею, завалилась на диван. Потянув на себя плед, подняла глаза и… Темный силуэт отчетливо выделялся на фоне мерцающего окна – высокий дядька со скрещенными на груди руками. Он глядел в окно, слегка раскачиваясь и переминаясь с ноги на ногу. Я тихо ойкнула, его голова медленно начала разворачиваться ко мне, вот плечи двинулись, сейчас он повернется ко мне.
Ахнув про себя, я пулей вылетела из комнаты. Досиделась взаперти в одиночестве! Глюки начались! Надька права, думать вредно! Схватив джинсы и прыгая на одной ноге, потому что вторая отказывалась попадать в штанину, я злобно ругалась во весь голос.
– Что такое, Женечка, что случилось? – взволнованно заверещал из кухни автоматический Иван Сергеич, чтоб его!
– Провалитесь вы все пропадом! – заорала я и, сорвав на бегу с вешалки куртку, выскочила на лестницу.
В небольшое окно на площадке лился слабый желтый свет. Все, больше не могу сидеть взаперти, сколько можно? На ходу засовывая руки в рукава, слетела по лестнице и вырвалась, наконец, на свободу, хватая ртом свежий воздух.
Прохлада мартовской ночи немного остудила меня. Как хорошо на улице! Одним рукавом вытерев слезы, другим – сопли, я встала перед подъездом. Схватят меня сейчас за шиворот или нет? Пока вроде никто не собирался, да и не видно никого вокруг. Тихо, только легкое непонятное потрескивание в воздухе, от которого волосы немедленно встали дыбом. Я пожала плечами, обогнула угол дома и вышла на улицу, как раз к тому зданию, которое было видно из моего окна.
Золотистый свет сияющей колонны на доме освещал всю улицу. Я посмотрела под ноги – в разные стороны от меня расходились сразу несколько теней. Подняла глаза к небу – вот светящаяся колонна, вот луна… Почему это она не на своем месте? Меня аж передернуло – когда луна внезапно оказывается там, где ее быть не должно, становится очень не по себе. Стоп, вот же она! У меня отлегло от души. Луна на месте, как хорошо, просто здорово. Та луна, первая, была другой, поменьше, но заметно ярче привычной. А вон еще одна…
Я стояла, задрав голову вверх, и любовалась новыми лунами, пытаясь их сосчитать. Шесть штук сверх настоящей, родной Луны. Как интересно! Перешла через улицу, обернулась. Ага, телефонной станции больше нет. Вместо нее стоит огромное подобие ангара, без окон, без дверей, темный прямоугольный силуэт, заслонивший полнеба. А парк остался на своем месте. Исчез невзрачный забор школьного сада из серых досок, сама школа тоже, но на ее месте пока ничего не было, кроме утоптанного слоя подтаявшего снега.
Я шла по аллее из высоких тополей, пытаясь разглядеть знакомые созвездия. Вон Большая Медведица, а вот… Сердце радостно забилось – Венера сверкала на западе на своем привычном месте, единственная планета, которую я с легкостью могла узнать.
Грязных пятиэтажек общежитий справа больше не было, исчезли многочисленные киоски, вниз открывался спуск, оказавшийся довольно крутым. Под ним громоздилось еще одно подобие неосвещенного ангара. Аллея закончилась, я вышла к стадиону и едва не присела от неожиданности. Огромная колонна возвышалась на месте стадиона, всю бывшую площадь которого теперь занимало основание этого невообразимого сооружения.
Прозрачная дурища поднималась в высоту, разглядеть, где она оканчивается, было невозможно – ее слабый свет терялся в высоте. Сквозь прозрачный материал, из которого был сделан корпус, слабо мигали разноцветные искры и огоньки, сплетающиеся в замысловатые разноцветные узоры. Танец света настолько заворожил меня, что я потеряла всякое понятие о времени: стояла, раскрыв рот, и любовалась. Наконец очнулась и протянула пальцы к колонне, меня прямо-таки тянуло ее потрогать, прикоснуться к ней, но рука не могла приблизиться к стене, мешало ощутимое сопротивление воздуха. Вроде там ничего не было, но что-то не пускало, сопротивлялось моему движению.
– Да что же это такое?! – с досадой воскликнула я.
Спокойный мужской голос сзади ответил:
– Ферма.