Бывший пират вздохнул. Кажется, его величество надеялся, что из его старшего сына выйдет моряк, но - увы. Если и выйдет, то совсем нескоро и весьма посредственный, очень даже весьма. Но все равно отец мог гордиться таким сыном! Ибо к моменту путешествия на Тобаго он уже был художником, причем, по мнению Эдвардса, лучшим в мире. Основанием для такого мнения был портрет, написанный цесаревичем в плавании и с тех пор везде сопровождавший адмирала. И ведь, главное, в зеркале видно практически то же самое! Во всяком случае, заметных фактических отличий портрета от отражения адмирал до сих пор углядеть не мог. Но с портрета на него смотрит старый морской волк, прошедший все океаны, видавший все материки и не боящийся ни бурь, ни дикарей, ни дьявола или даже бога! Разве что совсем немного императора. А из зеркала, в какое время суток туда ни глянь, все время уныло таращится какая-то побитая жизнью рожа без малейших признаков значительности. Как так получилось, адмирал понять не мог, но именно поэтому считал написанный цесаревичем портрет самым ценным из всего, что у него накопилось к старости. Впрочем, до настоящей старости еще далеко, это, может быть, даже и не последний мой поход, мимоходом подумал Рид, отводя взгляд от портрета. Да и он не завершится доставкой партии из двухсот с лишним человек на берег залива святого Петра. "Заря" в сопровождении "Анастасии" отправится назад в Россию, две яхты останутся в Африке, а "Маша", подгоняемая попутным ветром, который в этих широтах всегда дует с запада на восток, пойдет в Австралию.
Объявленной Эдвардсу целью экспедиции было начало разработки золотых приисков Австралии, а высадка десанта в заливе святого Петра - отвлекающим маневром. Кроме того, не будет лишней и база на пути в Австралию, слишком длинном для того, чтобы его можно было проходить без промежуточных стоянок. Впрочем, Эдвардс не очень всему этому верил. Если уж на то пошло, для базы есть и более подходящие места - например, довольно удобная бухта в ста с небольшим милях на восток от мыса Доброй Надежды. Объяснение, что это слишком близко от голландской колонии Капстад, адмирал считал притянутым за уши. Да и что это за отвлекающая операция, в которой задействовано вдесятеро больше людей, чем в основной, от которой она якобы кого-то отвлекает? Ведь на южном берегу Австралии должно было высадиться всего двадцать человек. Кроме того, был неясен смысл присутствия на "Маше" среднего сына императора с его молодой женой. Наконец, зачем прилагать столь серьезные усилия для того, чтобы отвлекающий маневр вообще никто не заметил?
Однако Эдвардсу, разумеется, хватило ума ни с кем своими сомнениями не делиться.
Опытные путешественники давно заметили, что в достаточно продолжительном путешествии, не требующем постоянных усилий - например, пассажирами на корабле - первая половина пути бывает посвящена воспоминаниям о прошлом, а вторая - мыслям о будущем. Однако Георгия с Софьей эта закономерность почему-то обошла. Наверное, потому, что никакого хоть сколько-нибудь интересного прошлого ни у одного из молодых людей не было. Зато грядущее потрясало воображение как перспективами, так и трудностями, которые придется преодолеть для достижения упомянутых перспектив.
Правда, поначалу все это казалось довольно далеким, и так продолжалось довольно долго - до тех пор, когда эскадра не сделала последнюю остановку перед пунктом назначения, встав на якоря напротив дельты какой-то небольшой мутной реки. Дальше приставать будет негде, там начинался Берег Скелетов. Во время стоянки радисту удалось связаться с "Авророй" и получить подтверждение, что в заливе святого Петра все готово к приему экспедиции.
- Знаешь, а у меня появилось чувство, что мы уже почти приплыли, - поделилась с мужем Софья.
- Моряки не плавают, а ходят, - уточнил Георгий. - Кроме того, до цели еще примерно три с половиной тысячи километров.
- Тогда уж меряй расстояния в морских милях, моряк, - рассмеялась девушка. - Лучше достань карту, с "Авроры" уже провели первичную разведку маршрута и поделились с нами.
Сведения о том, что средний сын русского императора поссорился с отцом, после чего был изгнан из России, достигли Европы, когда "Маша" уже покидала Балтику.
Первыми новость узнали датчане, и она вызвала у них недоумение пополам с облегчением - а то мало ли, вдруг беглый русский принц попросил бы убежища в их стране? Нет уж, с его отцом лучше не связываться.
Следующей страной, куда дошли сведения об этой нетривиальной истории, стала не Англия, как можно было ожидать, а Франция. Людовика Пятнадцатого просветила его бывшая любовница, а ныне фаворитка, подруга, поставщица молоденьких, но готовых на все девиц и бессменная советница маркиза де Помпадур, в свое время представленная ему как княжна Александра Милославская, а несколько ранее именовавшаяся Сашкой Вертихвосткой.
- Надо же, какая романтическая история, - усмехнулся король. - Не знаешь, куда они направляются?
- Пока этого не знает никто, но, если тебе интересно, могу узнать.
Наедине с королем Александра де Помпадур вела себя достаточно свободно, что, впрочем, не вызывало ни малейшего неудовольствия у его величества.
- Нет, пожалуй, не надо затрудняться. В принципе, какая нам разница? Если этот князек еще что-нибудь учудит, мы об этом так или иначе узнаем. Интересно, насколько хороша собой его избранница?
- Говорят, так себе, чем-то похожа на ее величество.
Король скривился, некстати вспомнив жену, а маркиза продолжила:
- А что, мадмуазель д'Альбон тебе уже надоела?
- Нет, что ты, - забеспокоился король, - замечательная девушка, я просто не могу выразить, насколько благодарен тебе за это знакомство.
Значит, Глаша продержится еще месяц, а то и два, сделала вывод маркиза, но, естественно, от озвучивания своих мыслей воздержалась.
И, наконец, когда эскадра адмирала Эдвардса соединилась юго-западнее Ла-Манша, новость достигла Лондона. У короля Георга Второго она не вызвала ни малейшего интереса, а вот премьер-министр Генри Пелэм обсудил ее со своим старшим братом Томасом.
- Думаю, что они идут на Тобаго, - поделился соображениями сэр Генри. - Эдвардс не раз ходил туда именно на этом корабле, да и его курс к Канарским островам соответствует такому маршруту. Интересно, чья это инициатива - самого Георгия или все-таки его отца?
- А что по этому поводу говорят в России?
- Еще не знаю. Так ты думаешь, что…
Разумеется. Нужно узнать, какое мнение считается там общепринятым. Тогда истина наверняка окажется ему прямо противоположной, и ее можно будет легко вычислить.
Пятнадцатого октября морская часть путешествия Георгия с Софьей была закончена - эскадра адмирала Эдвардса зашла в залив святого Петра. Адмирал внимательно всматривался в поросшую редким кустарником косу, отделявшую бухту от моря. По идее, именно здесь должна быть расположена батарея, прикрывающая вход в залив. Однако ничего похожего Рид не увидел, из чего сделал вывод, что Спиридов превзошел сам себя в маскировке.
Вечером более молодой адмирал зашел к старшему и по чину, и по возрасту на стаканчик-другой рома.
После обязательных тостов "за здравие его величества" и "за встречу" Эдвардс спросил:
- Гриша, а почему ты так странно назвал поселок в бухте - Дурбан? Это ведь все-таки больше похоже на английское слово, сойдет и в качестве французского, но вот на русское не тянет совершенно.
Спиридов не стал говорить, что именно такое название стояло на карте, врученной ему императором, а пояснил:
- Если правильно смотреть, то оно очень даже русское. Когда мы сюда прибыли, целую неделю почти непрерывно лил дождь, но при этом было довольно жарко. Прямо не место, а какая-то дурная баня. Так его и назвали, слегка сократив для удобства.
Глава 4
В конце лета тысяча семьсот пятьдесят третьего года планировалось довольно значительное событие - визит прусской королевской четы в Россию. В таком качестве, да еще и вместе, король с королевой прибывали сюда впервые. Впрочем, каждый из них, будучи еще наследником, успел не то что просто посетить, а прямо-таки пожить в России. Фридрих - чуть более года, а Елизавета - чуть менее четверти века. В качестве официального повода было выбрано представление русскому двору их дочери Амалии - возможно, с целью последующей выдачи замуж за цесаревича Михаила Петровича. На самом же деле этот брак пока всерьез не рассматривался, ибо не был хоть сколько-нибудь нужен ни одной из сторон. И Петр, и Фридрих считали, что в политике интересы державы стоят неизмеримо выше родственных. Именно исходя из этого монархи решили обсудить итоги двух прошедших Силезских войн и, главное, подготовку к третьей - в мире, откуда пришел Новицкий, более известной под названием Семилетняя война.
Многие историки, указывая на число вовлеченных в нее сторон, указывали, что этот конфликт можно было по праву назвать первой мировой войной. Ибо предыдущая, тоже достаточно глобальная война за испанское наследство на таковую не тянула из-за неучастия в ней России. Новицкий собирался сделать так, чтобы и грядущая война не могла назваться мировой, причем по той же самой причине. Однако провернуть это следовало так, чтобы ни в малейшей степени не испортить русско-прусских отношений, а подобное представляло собой не самую простую задачу.