ПСКР, превращенный в судно управления, остается при эскадре. В качестве представителя Черноморского флота на борту у нас сам Истомин – надо видеть, какими глазами смотрят офицеры "Адаманта" на легендарного контр-адмирала! Отмеченный Нахимовым за действия при Синопе ("Нельзя было довольно налюбоваться прекрасными и хладнокровно рассчитанными действиями корабля "Париж" – это про него!), Владислав Иванович с энтузиазмом изучает нашу технику и особенно методы управления боевыми действиями. Интересно, как он вернется после этого к флажной азбуке и парусным эволюциям?
На сторожевик непрерывно поступают доклады от наших представителей при армии. Главную скрипку там играет Фомченко: Дрон говорит, что генерал вполне пришел в себя после учиненного Кременецким "переворота" и с готовностью впрягся в подходящую лямку. Что ж, разумно – кому, как не ему, находить общий язык с николаевскими генералами?
При Фомченке на берегу состоит летеха-стажер с "Адаманта". Его задача: обобщать данные, попадающие в штаб, и пересылать на сторожевик. Это, конечно, не под силу одному человеку, а потому лейтенант просто копирует донесения, а разбираются с ними уже здесь. "Информационный центр" пашет на всю катушку, каждые полчаса рассылая краткие бюллетени по текущей ситуации на ТВД – как сухопутном, так и морском.
Сегодня с утра заработала и авиаразведка – в воздухе постоянно находятся один из гидропланов и "Горизонт". Французам, наверное, невдомек, что каждый их шаг старательно отслеживается, заносится на планшеты, анализируется…
А может, и "вдомек". Конечно, скотина Фибих ничего не знает о возможностях "Адаманта", но уж о наблюдении с воздуха он им наверняка поведал. Так что неприятель наверняка будет теперь осторожнее.
Нашлось дело и для меня, болящего. Из всех, кто находится на "Адаманте", в кораблях и тактике 1854 года разбираются два человека: контр-адмирал Истомин и ваш покорный слуга. А потому каждый из информационных бюллетеней (а они, напомню, готовятся каждые полчаса) проходит через мои руки. Хорошая все-таки штука – современные цифровые технологии: можно участвовать в работе штаба флота, не вставая с лазаретной койки!
Войска со вчерашнего вечера копают позиции по южному берегу речки Альма. Интересно, Меньшиков и на этот раз рассылает приглашения севастопольской великосветской публике "посмотреть сражение"? Что ж, если да, то этих господ ждет незабываемое зрелище.
Вкратце план на предстоящую кампанию таков…"
Глава вторая
I
Вспомогательный крейсер "Морской бык".
27 сентября 1854 г.
Майор ФСБ Андрей Митин
С погодой нам повезло, подумал Андрей. Легкий ветер с зюйд-веста – как раз такой, чтобы наполнить паруса севастопольцев и в то же время вынудить союзников тащить свои утюги на буксире. Фрегаты и всякая мелочь пойдет самостоятельно, а вот парусные линкоры при таком ветре не ходоки. Конечно, пароходов у французов хватает, но все же – приятно…
"Морской бык" возглавляет отряд пароходофрегатов Черноморского флота. По этому случаю ход держится на крейсерских десяти узлах, для "Владимира", "Громоносца", "Бессарабии" и трофейного "Вобана" это немало. При необходимости они могут выжать из машин до двенадцати узлов – но это только в теории. На практике же Бутаков неуверенно сулит эскадренный ход в десять с половиной, но предупреждает, что больше часа поддерживать его не сможет – механизмы сильно изношены, не ремонтировались с начала кампании.
– Какой замечательный у вас корабль, Андрей Геннадьевич! Просто не верится, что мне посчастливилось попасть сюда!
Андрей покосился на собеседника. Лейтенант Перекомский Авив Михайлович. Из семьи военного врача, окончил Черноморское артиллерийское училище в Николаеве, поручик корпуса Морской артиллерии, пять лет назад переименован в лейтенанты флота.
Авив Михайлович успел повоевать: в июне, состоя в должности старшего артиллерийского офицера на "Херсонесе", принял участие в бое отряда контр-адмирала Панфилова с тремя пароходофрегатами. А когда "Херсонес" отдали под переделку в авиатендер, получил назначение на "Морской бык". На бывший турецкий угольщик предстояло воткнуть полторы дюжины тяжелых бомбических орудий, устроить защиту машинного и румпельного отделений, прикрыть пушки траверсами из мешков с песком, оборудовать временные угольные коффердамы, дающие хоть какую-то защиту от ядер. Неделю лейтенант спал урывками, по двое суток не смыкал глаз, но работы закончил вовремя. Адмирал Корнилов, осмотрев новую боевую единицу, оценил впечатляющие две с половиной тысячи тонн (вдвое больше любого из черноморских фрегатов), четырнадцать с лишним узлов скорости и мощное вооружение – и решил перенести на "Морского быка" свой штаб. Так что Авив Михайлович в одночасье оказался артиллерийским офицером флагмана Черноморского флота и изрядно по этому поводу нервничал.
– Да ведь это теперь ваш, а не наш корабль! – Андрей не стал добавлять, что не имеет к "Морскому быку" никакого отношения. Зарин и Кременецкий решили пока не раскрывать севастопольцам истинное происхождение "Адаманта". Конечно, со временем придется посвятить, а пока – хватит с них одного футуршока.
– Жалеете, наверное, о своем "Херсонесе"? Ничего, теперь он войдет в историю: как-никак, первый в мире гидроавианосец!
Работы на "Херсонесе" еще далеки от завершения. Но пока это не играет особой роли – речка Альма, где должны состояться главные события ближайших суток, всего в двух с половиной десятках верст от Севастополя, гидропланы вполне достают туда со своей базы.
– Да какой там – жалею, голубчик Андрей Геннадьич! – замотал головой лейтенант. – Эдакая мощь, я и мечтать о таком раньше не мог! Ужо дадим прикурить французу!
На "Морского быка", кроме восемнадцати трехпудовых пексановых орудий, самых мощных в севастопольских арсеналах, поставили три пушки Лендера, снятые с "Алмаза". Рядом с чугунными чудовищами кургузые противоаэропланные трехдюймовки смотрятся не слишком солидно, но Перекомский уже имел представление об их точности и дальнобойности, а также и о разрушительной силе осколочно-фугасных гранат.
Крепостные орудия (после нескольких опытов их предпочли корабельным шестидесятичетырехфунтовкам) установили на "Морской бык" вместе с поворотными платформами, прикрыв траверсами из котельного железа и мешков с песком. Арсенал вспомогательного крейсера дополнили четыре карронады и пулемет "Максим" на тумбовой установке. И если карронады представляли угрозу на расстоянии не более пяти кабельтовых, то пулеметные очереди способны очистить палубу неприятельского корабля и со втрое большей дистанции.
Над "трехдюймовым" плутонгом начальствовал мичман с "Алмаза". Кроме него, в экипаже "Морского быка" было еще девять "алмазовцев" – машинная команда и артиллеристы. Корнилову смерть как хотелось поручить флагман своему, севастопольцу, но менять капитана перед самой баталией он все же не решился. Так что "Морским быком", как и раньше, командовал мичман Солодовников. Зарин, узнав, куда отправляется Андрей, приватно попросил его приглядеть за юношей: оказаться в одночасье в обществе адмиралов и легендарных личностей не всякому по плечу.
Андрей усмехнулся, вспомнив этот разговор: похоже, между моряками из 1916-го и 2016-го уже возникла своего рода общность. За это спасибо Сереге Велесову – старый друг вжился в кают-компанию крейсера, стал там своим, и теперь это отношение унаследовали остальные "гости из будущего".
Рация призывно запиликала. Андрей открыл чехол, отжал тангенту:
– Тащ майор, вас Первый требует! Срочно!
Первый – это позывной "Адаманта". Андрей развел руками – служба! – раскланялся с Перекомским и заторопился на мостик.
II
Гидроплан М-5, бортовой номер 37.
27 сентября 1854 г.
Реймонд фон Эссен
С высоты в тысячу метров армия напоминала огромный ромб. Охватить эту фигуру одним взглядом невозможно, и пришлось сделать два полных круга над прибрежной степью, прежде чем удалось составить представление о походном построении неприятеля.
Мичман качнул штурвал. В летающей лодке Григоровича летнаб сидел справа от пилота, и при правом вираже ему открывалась замечательная картина.
Сегодня место наблюдателя занимал сам Эссен, а "тридцать седьмой" управлял мичман Корнилович. Лейтенант не любил уступать штурвал другим, но ничего не поделаешь – сейчас он не мог позволить себе отвлекаться на управление.
Внизу, в утреннем мареве, от пологой гряды холмов на востоке до полосы прибоя на западе, раскинулась степь. На всем этом пространстве гигантской пыльной амебой ползла вражеская армия. С высоты движение не было заметно, лишь пыльные хвосты за кавалерийскими разъездами, повозками, упряжками, пехотными колоннами показывали, что вся эта махина людей, лошадей, пушек не стоит на месте, а медленно, упорно перемещается на юг.
Эссен пригляделся – кое-где, в головах пехотных колонн, плескались яркие солнечные блики. Он поднял бинокль. Так и есть: французы идут с музыкой, и если бы не треск "Гнома", то и сюда донеслись бы бравурные звуки маршей. А дальше трепещет на ветру полотнище неразличимых с такого расстояния цветов – знамя.