- А, Найден… Что стоишь смотришь? Ты на меня так не смотри. - Конхобар погрозил пальцем. - Я вот… если захочу… возьму да спою тебе песнь поношения - глам дицин - от той песни покроется у тебя струпьями все тело, это я тебе говорю, Конхобар из Коннахта, бард и филид-песнопевец! Вот, к примеру, есть еще такая страшная песнь, песнь о разрушении дома Да Дерга. А еще знаю про древнюю колдунью Мее… Мее Да Эрге… И про Магн… Магн… Магн дуль Бресал… Нет, про нее не знаю…
Конхобар захрапел, уткнувшись лицом в шкуру. Осуждающе покачав головой, Найден вышел, плотно притворив дверь. Скорей бы уж вернулся князь - тогда хозяин быстро пьянствовать перестанет. И кто бы мог подумать, что такой умный человек, как Конхобар Ирландец, вдруг да возьмет и впадет в пьянство? Со скуки, видно. А может, и от тоски. Как бы сам-то Найден повел бы себя на чужой-то сторонушке? Никого у него тут нет, у Ирландца, а друзья - князь Хельги и Снорри - уж третий месяц в полюдье. Скорей, скорей бы вернулись на радость хозяину, а то он все один да один… Женить его, что ли? Впрочем, ему, кажется, хватает и гулящих девок. И даже не девок - вина да браги! Еще один хозяйский приятель заглянул намедни - христианин Никифор-монах. Взглянул на спящего, плюнул да и повернул обратно. Жаловался, спускаясь с крыльца, на других христиан - немного-то их в Ладоге и было - дескать, ренегатом его зовут, отступником за то, что в ирландском монастыре был, и дух святой с тех пор и от Бога-Сына происходящим считает, не только от Бога-Отца, но и от Сына. Великое дело! Ничего не понял Найден из этих рассуждений, да и вникать особо не собирался - уж слишком таинствен и всеобъемлющ был далекий христианский Бог, не то что свои, местные, - Белес, да Перун, да Ярило. Больше, конечно, Велеса почитали, многие - как бога-ящера. Вот и у Найдена на шее такой амулет висел - Ящер.
Сиди, сиди, ящер,
Под ореховым кустом.
Грызи, грызи, ящер, орешки каленые, -
направляясь в свою избу, напевал молодой тиун. Не услышал, как кто-то тихонько долбился в ворота. Хорошо, Прокса-челядин позвал:
- Стучат, господине!
Стучат так стучат.
- Отворяй малую дверцу.
Не глуп был Найден, очень не глуп, с новым местом быстро освоился. Знал - каждого встречать надобно по чину. А чин распознать просто: ежели боярин какой, аль из нарочитой чади кто, аль прочая знать - слуги впереди бежали, так в ворота барабанили, мертвого подымут. Тут-то уж поспешать надо было, отворять ворота во всю ширь, кланяться. А вот ежели так, как сейчас стучат, тихохонько, еле слышно, значит, не богат человечишко и не знатен, такой и подождать может, и ворота для него открывать не стоит, и малой калиточкой обойдется. Ее-то и отворил Прокса-челядин, впустив на двор неприметного мужичка - невысокого роста, но и не низок, скорее худой, нежели толстый, лицо узкое, как у хозяина Конхобара, морщинистое, смугловатое, похожее на отжатую тряпку, нос крючком, глаза под бровьми кустистыми - темные. Одет тоже не пойми как, вроде б и не плохо, но и не хорошо. Постолы кожаные, полушубочек овчинный, узорчатый пояс, плащик тоненький, грязно-синий, черникой-ягодой крашенный. Бедноватый, прямо скажем, плащик, зато пояс дорогой, не у всякого людина такой сыщется.
Войдя на двор, незнакомец, сняв шапку, поклонился Найдену, спросил сладенько:
- Дома ли боярин-батюшка?
- Почивать изволит боярин, - в тон ему ответил Найден. - Почто пришел-то?
- Говорят, князю нашему грамотные люди нужны: дань записывать да землицы обмерять.
- Нужны, - вспомнил тиун. - Так ты грамотен?
- А как же! Еще и по-варяжски могу.
- И по-варяжски… Это хорошо. - Найден потер руки. Нужны были Хельги-князю грамотеи-ярыжки, ох как нужны. Этакой стороной управлять, от Нево-озера до дальних весянских лесов - в голове все ли удержишь?
- Вот что, человече, - Найден задумчиво поскреб затылок, - боярин посейчас почивает, так что приходи-ка ты завтра.
- Завтра так завтра, - покладисто согласился старик. Впрочем, нет, никакой не старик, это он просто таким казался, сутулился.
- Звать-то тебя как? - спохватившись, крикнул ему вослед Найден.
- Борич. Огнищанином был у боярина одного.
- Чего ж ушел?
- Помер боярин. А наследникам его не нужон оказался.
- Бывает… Ну, так ты не забудь, заходи завтра.
- Зайду. Не забуду.
Борич улыбнулся, потерев рукою хищный горбатый нос.
Проверив, накрепко ли заперты ворота, Найден потянулся и повернул к своей избенке, прилепившейся почти к самой ограде. Небольшая была изба - да своя, к тому же - новая. Недавно выстроенная. Впрочем, здесь, в Ладоге, почти все было новым, отстроенным после страшного пожара, случившегося три года назад. От старого города сохранился лишь кремль-детинец да несколько зданий, в их числе хоромы Торольва Ногаты и постоялый двор Ермила Кобылы. Туда-то и направился сейчас бывший огнищанин, надеясь обрести стол и ночлег. Себе на уме был Борич, жесток и алчен. Служба у князя - доходное место, его и нужно добиваться, пока не кончились кое-какие сбережения. Пустить их в оборот? Ну его к ляду - купеческое счастье изменчиво, да и риск изрядный, то ли дело - ярыжкой при сильном князе. От дани, от мзды мытной, неужто да к рукам ничего не пристанет? На то и рассчитывал Борич, бывший огнищанин, не глуп был и грамоте разумел. Корчмаря Ермила Кобылу сразу просек - хитер зело. Потому и платить за ночлег загодя не стал, отговорился, что получит вскоре серебришко от князя, сам же все богатство свое - золотые браслеты да мониста серебряные - на дворе дальнего родича, купца Изяслава, спрятал. Схоронил в овине - чай, не понадобится до лета овин-то.
Ермил новому постояльцу не перечил - углядел сразу, что непростой человек. Хочет потом заплатить? Милости просим, все одно никуда не денется. В цене сойдемся. Две резаны в день. Много? Да как много, мил человек, это ж и полбарана не будет? Яростно торговался постоялец - Борич-огнищанин его звали - скуп оказался, алчен. Ермил цену и скинул, от себя бражки поднес бесплатно. Одну кружку Борич с удовольствием выпил, от второй отказался - не дело это - с пьянством дружить, отправился почивать в гостевую. Ермил проводил его взглядом, прикинул - нужный человек, коли и в самом деле войдет в милость к князю.
Огнищанин Борич поворочался на лавке, что-то не спалось. Может, потому, что браги напился на ночь, может, и от лепешек несвежих, а только пучило живот, спасу нет! Где тут у хозяина отхожее место? На дворе аль к дому пристроено?
- Во дворе, батюшка, - показал разбуженный служка. - Во-он, за амбаром. Осторожней только ступай - скользко.
- Сам знаю…
Ворча, огнищанин вышел на двор. Серебристый месяц светился в небе, блеяли в хлеву овцы, за амбаром забрехал пес. Засмотревшись на месяц, Борич едва не завалился в снег - тропинка действительно оказалась скользкой. Выругавшись, он свернул за амбар. Сидевший на толстой цепи кобель - огромный, щетинистый, злой - встав на дыбы, зашелся лаем.
- Цыть! - убедившись, что пес до него не достанет, рявкнул Борич. Углядел в углу двора небольшое, прилепившееся к амбару строение, ринулся туда, приложив к животу руки. Уж так накатило! Еле успел спустить порты, присел блаженно… А когда собрался выйти, услыхал вдруг приглушенные голоса. Один - хозяйский. Вышел-таки Ермил Кобыла на улицу - интересно, зачем? Может, тоже по тем же делам? Наверное, спрашивает, чего кобель лает? Служка оправдывается… ага, заработал затрещину… Побежал куда-то… Скрипнули воротца… Снова послышались голоса. Вроде как торговались.
- Да что ты, батюшка Ермил, нешто за такую красу да всего одну ногату? Хоть бы две.
- Две родичи тебе подадут. Той девки, с которой ты эти подвески снял.
- Тьфу-ты, типун тебе на язык. Добавь хоть пару резан.
- Леший тебе добавит. Еще что-нибудь есть?
- Вот, пряслице…
- На шею себе надень вместо ярма! Мне-то оно на что сдалось? Кому я его продам-то? Ладно, подвески, но прясло? Что, больше совсем схитить нечего?
- Так весна ж, батько. Народу мало, а тот, что есть, пасется, ставни да воротца накрепко запирает.
- А ты б хотел, чтоб незапертыми оставляли? - Корчемщик засмеялся. Потом резко оборвал смех: - Знаешь такого парня - Овчара? Подумай… Две ногаты за все: за подвески, кольцо и пряслице.
- Да побойся… ладно, давай… Послышался звон.
- А Овчара сыщу, ежели надоть. Чего с ним сделать-то?
- После скажу, как сыщешь.
Смолкло все. Торопливые шаги заскрипели по снегу к воротам. Хлопнула дверь.
- Ага, Ермил Кобыла, - выходя из уборной, тихо прошептал Борич. - Значит, не брезгуешь краденым? Хорошо. - Он тихонько засмеялся и, осторожно пройдя по скользкой дорожке, заскрипел широкими ступеньками крыльца. Полускрытый тучами месяц все так же висел в темном ночном небе и, казалось, насмешливо щурился.