Никаких волков поблизости не было, видно, и в самом деле, устав морозить хвосты, ушли на поиски более легкой добычи. Дивьян не стал отходить далеко, наломал веток с ближайшей сушины, правда, для этого пришлось забраться на дерево, но ничего, никто не напал, и не заклацали внизу голодные острозубые пасти. Осмелела и Ладислава, прихватив пылающую ветку, выскочила наружу, помогая тащить в хижину сухие, наломанные отроком ветки. С новой силой забилось в очаге пламя, Дивьян с Ладиславой, упарившись, сбросили полушубки. Поглядев друг на друга, засмеялись неизвестно чему, расстелили полушубки на лавке.
- Постой-ка. - Отрок схватил лежавшие в дальнем углу заячьи потроха, завернутые в шкурку. Не одеваясь, выскочил из избенки наружу, засунул потроха на березу, повыше, меж ветками. Наклонился, вытирая снегом окровавленные руки, зашептал истово:
- Вот тебе, лесной человек, вот тебе, медведь-батюшка, вот тебе, волшебная птица журавль. Охраните, сберегите ото всякой напасти, да и сами не вредничайте, вот вам свежее мясо, нежное, заячье, насытитесь, нас не забудьте.
Прошептав все это, постоял немного, прислушиваясь - волки выли уже где-то далеко за Чистым Мхом, ну и пусть их - пожал зябко плечами и юркнул в избушку.
Заснул быстро, едва голова коснулась лавки - умаялся. Хотел было спросить - чего это дева на него поначалу напала? Да не успел - сомкнулись веки. Ладиславе же не спалось, хоть и хорошо было лежать, покойно, сытой, в тепле, слушая жаркий треск хвороста и сопенье отрока. Девушка скосила глаза - спит, сердечный, - накинула на парня плащ. Потянулась к веткам, подбросила в очаг - горите. Вздохнула - вспомнила родную Ладогу, подружек, родичей, так обрадовавшихся ее счастливому возвращению - не чаяли уж и увидеть. Вспомнился и молодой варяжский князь. Хельги. С какой радостью отдалась ему Ладислава там, в далеком лесу, прямо посреди капища. Или не капище то было? Не важно. Главное, что князь Хельги в тот момент принадлежал ей, только ей, и, казалось, так всегда будет. И было… До возвращения в Ладогу. А затем, получив от Рюрика власть, князь привез семью. Жену Сельму - Ладислава ее видела - красивая - и дочь. Что ж, о семье князя девушка знала и раньше. На что ж надеялась? А ни на что - просто любила, и все! Стать второй женой, наложницей, войти в семью князя? Нет… Почему-то Ладиславе не хотелось этого,- делить любимого человека с кем-то? Знала, князь любит свою супругу… А любит ли ее, Ладиславу? Честнее было уйти. Не лезть в чужой дом, не причинять горе. Уйти далеко, в дремучие весянские леса, уйти, чтобы забыть, забыть навсегда эти губы, эти волосы цвета спелой пшеницы, синь глаз и руки такие сильные и такие нежные, ласковые… Нелегко все это будет забыть. Но… Ладислава сделала выбор. И тем не менее даже здесь, далеко от родного дома, князь не отпускал ее, являясь в видениях, вот как и сейчас.
- Хельги… - шептала девушка. - Любимый… Мой…
По лицу ее текли слезы…
Дров все ж таки не хватило до утра - избушка выстыла, и у проснувшихся зуб на зуб не попадал от холода. Можно, конечно, было разжечь очаг вновь - но к чему терять время?
День наступал солнечный, яркий. Солнце, отражаясь в снегу, сверкало так, что больно было глазам, над заснеженным лесом ярко синело небо, и высокие сосны отбрасывали на лыжню длинные голубоватые тени.
Шли быстро, к полудню уже показалось Шуг-озеро, а за ним - холм и усадьба.
Дивьян прибавил ходу и уже почти бежал, Ладислава едва за ним поспевала, даже крикнула, чтоб подождал, не гнал так. А он не слышал, наоборот, бежал все быстрее…
Вот и знакомая повертка, ольховые заросли, елки… Усадьба. Ворота закрыты, а ведь, кажется, он их не закрывал… Или захлопнул все-таки? О, боги! Дивьян вдруг застыл словно вкопанный. Слева от усадьбы был насыпан невысокий холм, рядом с которым чернело кострище. Неужели?
Скинув лыжи, отрок влетел в усадьбу… Мертвецов не было! Погребли? Ну конечно, недаром - курган и кострище. Погребли! Но - кто же?
- Надо накидать земли больше, - осмотрев насыпь, тихо произнесла Ладислава. - Иначе зверье разроет, вон уже, смотри…
Она показала рукой на цепочку следов, тянувшихся от разрытого бока кургана к лесу, и Дивьяну на миг показалось, что это не простой след, а кровавый…
- Пойдем в усадьбу, - обернувшись, позвал он. - Теперь мы тут хозяева.
Усыпанная снегом река блестела на солнце, и всадники в разноцветных плащах казались нарисованными. За ними тащились возы, и возницы щурились от ярких лучей, с нетерпением поглядывая на крутой, поросший соснами берег. Там, на холме, виднелся погост. Серый частокол, серебристые, крытые дранкой крыши. Над крышами кружили птицы.
- Красивое место, - улыбнулся ярл, поворачивая коня. От реки к погосту вела широкая, сверкающая в ярком свете дня дорога, наезженная санями и лыжами, по обеим сторонам которой возвышались сугробы.
- А дорожку-то не так давно чистили, - довольно сказал себе в бороду Трофим Онуча. Оглянулся на Жердяя - не отстал ли? Нет, лошаденка парня упрямо тащилась рядом.
- Эй, Жердяй! - замахал шапкой Онуча. - Приехали вроде!
- Да и сам вижу, дядько! - широко улыбаясь, откликнулся тот. - Вот они, Куневичи.
Следом за дружиной обоз повернул направо, и высокий берег на миг закрыл солнце. Длинная тень его голубела на девственно чистом снегу, четко отделяясь от золотистых лучей солнца.
- Хороший день, - улыбался Трофим Онуча. - И не задержались нигде, вовремя прибыли.
Радостно улыбались и обозные мужики, и даже воины. Всем уже порядком поднадоело полюдье, хотелось домой, к родичам, к любимым женам, девушкам, а кому-то - и к любимой корчме, где варят такую забористую бражку, что уже после двух кружек ноги становятся ватными, а голову срывает напрочь. Немного уж и осталось. Сначала - по Паше-реке, потом свернуть к югу - до Кайваксана-погоста - а дальше уж по Сяси - комариной реке - напрямик, до самого Нево - озера-моря. А там уж, считай, и родная Ладога. Недолго осталось, недолго…
Снорри с двумя молодыми воинами, как обычно, выехал вперед, на разведку. Поднявшись на холм, проскакали лесами - нет ли засады? Нет, похоже, не было, была б - увидали давно б, опыт в подобных делах был, и немалый. Не было засады… Но и людей вокруг тоже видно не было. Это настораживало, не могло не настораживать - ведь день в разгаре, врагов вокруг нет - почему ж тогда не открыты ворота, почему не видать никого - ни пешего, ни конного - что, дел никаких нет?
Снорри переглянулся с воинами:
- Вот что, скачем вокруг погоста. Да понезаметней, по-волчьи.
Так и сделали. Резко сорвались с места, понеслись, пригнувшись к гривам, таясь за деревьями и обходя частокол слева. С погоста не доносилось ни звука - словно вымерло все, от частокола к лесу тянулась заснеженная тропка, достаточно широкая и свежая - пахло конским навозом, - и, похоже, по ней волокли что-то… Или - кого-то.
- Жихарь - к ярлу, - распорядился Снорри. - Пусть обождет, на погост пока не торопится. Мы же - проверим.
Жихарь - молодой воин с детским простодушным лицом - кивнув, умчался прочь. Проводив его глазами, Снорри и оставшийся дружинник осторожно поскакали по следу. Копыта коней не проваливались - видно, снег запорошил тропу лишь слегка, сверху. Тропинка - наверное, ее можно было бы назвать и дорожкой - исчезала в лесу, в густых ореховых зарослях, лес по краям становился все гуще, царапали по шлемам разлапистые ветви сумрачных елей, где-то рядом каркали вороны. Впереди вдруг посветлело, и воины оказались на просторной поляне с росшей почти точно по центру мощной корявой сосной и вкопанными рядом изображениями идолов.
- Капище, - прошептал дружинник и запнулся: на сучьях вниз головою висели обезглавленные тела.
- Не знал, что весяне так любят человечьи жертвы, - подъехав ближе, покачал головой Снорри. Не слезая с коня, он внимательно осмотрел трупы… и вздрогнул. Спина одного из них - крепкого молодого мужчины - представляла собой сплошное месиво из разрубленных ребер и вытянутых наружу легких.
- Кровавый орел, - Снорри обернулся. - Скачем к ярлу! - Он еще раз обозрел поляну. - Однако где их головы?
- Думаю, их унесли с собой, - услыхав об увиденном, Хельги не взял с собой никого, только Снорри, и теперь внимательно осматривал жертвы. - Но зачем? Умилостивить богов? Так это можно было сделать и здесь, в капище.
- А если головы предназначались чужим богам? - откликнулся Снорри, и глубокая морщина пересекла чистый лоб ярла. Хельги хорошо знал, каких богов имеет в виду его давний друг.
- Пока не стоит об этом думать. - Ярл покачал головой. - Поедем на погост, может быть, все объяснится гораздо проще. Мало ли какие обряды у местных?
Снорри кивнул и поскакал вслед за князем.
Ворота погоста были заперты наглухо. Они не распахнулись, даже когда обоз и всадники подъехали ближе. А ведь их уже давно должны были заметить. Что ж они там, на погосте, вымерли все, что ли?
Снорри с дружинниками подъехал к частоколу, ударил в ворота тупым концом копья. Тяжелая створка медленно распахнулась. Молодой викинг вытащил меч и осторожно заглянул за частокол. Остальные дружинники прикрывали его, в любой момент готовые забросать затаившихся врагов тяжелыми стрелами.
Снорри распахнул вторую створку и призывно махнул рукой. Хлестнув коня, ярл влетел в ворота и резко остановился.