И торопливо нырнула за кусты, уходя из сектора обстрела. Михаил скрипнул зубами - ой прав Фёдор Иваныч! Трижды прав! Эти вот, гарнизонные, их, деревенских, за людей не считают. Мы для них - быдло! Ничего! Ничего! Сама сдохнет. Километров через пять-шесть… Отпустил шейку приклада, опустил его на широкую доску, служащую упором и подставкой. Пулемёт задрал ствол в начинающее светлеть небо. Отмахнулся от чего-то невидимого. Вышел наружу, опустил тощий зад на заботливо сделанную при строительстве дота лавочку. Упёрся спиной в мешки с песком, из которых были сложены стены укрепления, вытянул ноги, протянул перед собой руки. Взглянул на расставленные пальцы. Те не дрожали. Удивился - неужели притерпелся? Привык? И сердце не дрогнуло, когда прогонял мамашу с потомством. И готов был стрелять по ним. Да что же это? Совсем уже нелюдью стал? Вяло махнул рукой и вдруг услышал далёкий короткий вскрик:
- Помогите…
Сразу оборвавшийся непонятным звуком. А потом… Испуганный плач детей, мольбы матери. Неподвижный воздух хорошо проводит звуки в полной тишине… А потом сухой щелчок пистолетного выстрела. И глухое булькание. Точно такое, какое Михаил слышал на ферме, когда резали корову… Ветеринар полоснул животное острым, словно бритва, ножом по горлу, та было дёрнулась, но её крепко держали привязанные к кольцам, прикрученным к стенам бойни, верёвки. Несколько мгновений корова постояла, дрожа, только было слышно, как свистит воздух в разрезе, да брызгает кровь толчками, потом животное забилось, упало на колени. А кровь… Кровь так и выплёскивалась толчками, в такт работы сердца… Вся эта картина, виденная в детстве, мгновенно пролетела перед глазами парня, и он рванулся обратно в дот, вцепился в приклад, прищуренными заледеневшими глазами всматриваясь в чёрную дорогу сквозь уже светлеющий воздух… Хорошо, что уже конец мая и полярный день! Листьев ещё нет, голые ветки. А дорогу он просматривает с этой позиции отлично! Фёдор Иваныч не зря был старшиной разведроты в Великую Отечественную… Полчаса. Час. Никого. Не рискнули… Нет! Вот они, твари! Идут! Пятеро. В обычной солдатской форме. Стройбатовцы… Переговариваются на незнакомом гортанном наречии… Подождав, пока фигуры не заполнят собой весь сектор обстрела, колхозник нажал на курок… Громкая очередь. Дикий вопль, испущенный кем-то из пятерых, кто ещё успел что-то сообразить. Трассирующие пули, прошивающие насквозь тела, оставляющие аккуратные дырочки спереди и вырывающие клоки мяса и ткани сзади…
…Он смотрел, как бывшие солдаты ещё дёргались на чёрном асфальте, залитом их же кровью. У кого-то мелко подрагивали ноги. Кто-то натужно пытался вздохнуть простреленными насквозь лёгкими… Михаил просто смотрел, и глаза его были пусты…
…Утром никто не пришёл его сменить. Подождав до обеда, парень не выдержал. Взяв с собой автомат и спрятав пулемёт в тайник, поспешил назад, в деревню, надеясь вернуться поскорей, после того, как всё прояснится. Но человек предполагает, а судьба, как говорится, располагает. Уже давно большая часть жителей переселилась на кладбище. Особенностью эпидемии было то, что тела умерших разлагались почти мгновенно. Практически через трое-четверо суток от человека оставался один скелет, да и тот выглядел так, словно пролежал уже века. Подойдя к магазину, где должна была быть смена дежурных, он увидел застывший "уазик" защитного цвета, принадлежащий пограничникам. На зов Михаила никто не отозвался, и, заглянув внутрь, парень увидел сидящий на водительском месте полусгнивший труп в форме, покрытой пятнами от стремительно разлагающейся плоти. На заднем сиденье лежали патроны и цинк с лентой для "ПК". Немного постояв, он ещё раз посмотрел на труп и направился к сельскому клубу, где расположился Совет деревни и должен находиться дежурный. Было тяжело идти по абсолютно пустой улице. Ни звука, ни шороха. Вымерли все. И собаки, и кошки, и даже вездесущие воробьи и чайки. Наконец, поднявшись в гору, увидел здание красного цвета с высоким большим крыльцом, ускорил шаг.
Двери в клуб были открыты настежь, электричества, естественно, не было. Уже давно, кстати. Почти две недели. Включив большой фонарик, висящий на стене у входа и подсвечивая им, вошёл внутрь. Гробовая тишина. Прислушался. Нет. Точно никого… Для очистки совести обошёл все помещения, но никого не было. Что за чертовщина? Неужели все? Фёдор Иваныч! Точно! Выскочил наружу, жадно вздохнул вольный воздух. Атмосфера в помещении придавила его словно гирей. Прислонился к стене, автомат чуть слышно стукнул, коснувшись деревянной стенки. Надо поспешить! Едва не бегом направился к тропе, петляющей между заборов, чтобы не терять время на обход по дороге. Перепрыгнул через невысокий, как принято было в деревне, забор. Торопливо взбежал на гору, спеша вдоль бетонного забора, огораживающего заставу. Что-то было не так! И только пробегая через двор колхозного гаража, примыкающего к воинской части, сообразил, что отсутствует привычный лай овчарок пограничников. Да и вышка пуста… Ладно. Потом посмотрю. Сделал для себя заметку в памяти…
Боксы гаража были закрыты. Некому ездить. Да и незачем. Толкнул калитку, выскочил на улицу. Дом Фёдора Иваныча был первым возле заставы. Парень вбежал во двор, одним прыжком преодолел положенные три ступеньки, толкнул дверь в коридор. Та была не заперта, как и договаривались. На тот последний случай, чтобы, когда настанет время, не пришлось терять время на выламывание замка…
- Фёдор Иваныч!
В ответ - гулкое, тяжёлое дыхание вперемежку с хриплым бульканием. Михаил похолодел - верный симптом.
Рванулся внутрь дома - слава богу, председатель ещё жив!.. Ветеран лежал на кровати в маленькой комнате. Завидев ворвавшегося к нему парня, пошевелил пальцами вытянутой вдоль тела руки, подзывая поближе.
- Пришёл?
- Да, Фёдор Иваныч! Мне смену не прислали.
- Некому тебя менять. Последние мы с тобой. Ночью через деревню с острова народ прошёл. На катере прибыли. Больше живых не осталось.
- С острова?!
- Да. С Шалима.
Старик закашлялся, выхаркивая наружу куски лёгких. Медленно, с трудом подтянул ко рту край одеяла, попытался вытереть губы, но Михаил опередил. Подхватив кусок тряпки, лежащей на табурете возле койки, осторожно приподнял голову, обтёр лицо. Ветеран благодарно прикрыл глаза, потом выдохнул из последних сил:
- Уходи отсюда, парень. Уходи на их остров. Там гарнизон. Шахты. Теперь он пустой. Совсем. Все перемерли. Оттуда приехало-то тридцать человек, и все больные уже. Далеко не ушли. Там лежат. За деревней. А ты - уходи. Здесь в одиночку не выживешь. Забирай всё, что можешь, и уходи на остров. До него ни одна сволочь не доберётся…
Вновь закашлялся и уже из последних сил выдохнул:
- Уходи отсюда, Миша. Уходи на Шалим…
На это у старика, похоже, ушли все оставшиеся силы. В его груди что-то захрипело, а потом будто оборвалось. Фёдор Иванович конвульсивно дёрнулся, его глаза закатились под полуопущенные веки, и изо рта вытекла струйка густой, почти чёрной крови… Михаил замер - один? Он выжил один?! Из всей деревни?! Да за что же ему такое проклятие?!!
…Парень долго сидел в пустом доме, глядя, как большое тело старика стремительно покрывается трупными пятнами, как начинает ползти и лопаться кожа, не обращая внимания на жуткий сладковато-терпкий липкий запах… Наконец, когда за окнами стало синеть, поднялся, вновь забросил автомат за спину, вышел на улицу, взглянул на блеклые звёзды, начинающие загораться в небе. Венера уже взошла. А луна светила огромным жёлтым блином. В желудке заурчало, но, не обращая внимания на голод, Михаил двинулся к заставе…
На его удары в массивные ворота никто не ответил, и, не раздумывая, парень нырнул под широкие створки. Двор заставы был чисто выметен последним нарядом. Ступеньки бетонного крыльца блестели. Михаил поднялся по ним, толкнул двери здания. Живых, как уже стало привычным, не было. Его шаги гулко раздавались по пустому коридору. Здесь он бывал ещё в бытность свою школьником, занимаясь в кружке "Юные друзья пограничников". За этой дверью - Ленинская комната. Там - столовая. Внизу - спортзал. А вот и кабинет начальника заставы. Открыто. Толкнул дверь - внутри никого. Только массивный стол и сейф. Подойдя к столу, вытащил один ящик. Второй. Вот они, ключи! Взвизгнула давно не открываемая дверь массивного сейфа. Тревожный комплект ключей… Замок в оружейке был заботливо смазан, и открылся бесшумно. Чуть скрипнули петли решётчатой двери… Вот они, аккуратно поставленные в стойки автоматы, ручные пулемёты, и даже один гранатомёт. А боеприпасы? Так, в этом ящике караульные… Ага! Вот они, за тяжёлой, сейфового типа металлической дверью… Окинул взглядом зелёные цинки с патронами, деревянную упаковку гранат. Маловато будет. Но первое время ему одному хватит… Долго таскал оружие и продукты в стоящий во дворе "ГАЗ-66", ключи от которого нашёл в дежурке. Бензин отыскался в находящейся на заднем дворе цистерне-пятитонке, полной почти под завязку. Снова сделал зарубку в памяти. Горько усмехнулся про себя. Запрыгнул за руль, ключ мягко повернулся, вспыхнули индикаторы приборной панели, стартер с натугой провернул мотор, тот загрохотал. Непорядок. Отметил про себя. Слишком шумно. Вывел машину с заставы, подъехал к воротам гаража. Выдернул из пожарного щита лом, свернул замок, толкнул тяжёлые створки, снова вернулся в кабину. Пожрать бы надо вначале. Спохватился, выворачивая большую баранку в сторону своего домика…