- "Древние были, есть и будут. До рождения человека пришли они с темных звезд, незримые и внушающие отвращение, спустились они на первозданную землю. Много столетий плодились они на дне океанов, но затем моря отступили перед сушей, и полчища их выползли на берег, и тьма воцарилась над Землей".
Бату невольно передернулся. Леденящим холодом повеяло от глухого голоса Горесева, и сами слова были тягучи и неприятны, как… Он попытался найти сравнение, но не смог, потому что они были хуже всего, что знал хан.
А шаман продолжал читать:
- "У ледяных полюсов воздвигли они города и крепости, и на высотах возвели они храмы тем, над которыми тяготеет проклятие богов. И порождения древних наводнили землю, и дети их жили долгие века. Чудовищные птицы Лэнга - творения рук их, и бледные призраки, обитавшие в первозданных склепах Зин, почитали их своими Владыками. Они породили На-Хага и тощих Всадников Ночи; Великий Ктулху - брат их и погонщик их рабов. Дикие псы приносят им клятву верности в сумрачной долине Пнот, и волки поют им хвалу в предгорьях древнего Трока".
- Я не знаю, где находится Трок, но волки не могли петь им хвалу, ибо это наши первые предки, и ты, старик, не унижай их тем, будто они смирились перед чужими богами, - произнес встрепенувшийся Бату. - Я тоже люблю сказки, особенно когда они такие страшные. - Хан еще раз передернулся. - Но разве это стоит ста тысяч?
- Стоит, - не согласился с ним Горесев. - Только не сто, а больше, потому что это подлинный "Некрономикон", с помощью которого я могу, например, поднять из могилы твоего великого деда и заставить его делать то, что я хочу. Я могу… Словом, много чего могу.
- Не надо трогать моего деда и вообще касаться мертвецов, - спокойно произнес Бату. - Пусть они покоятся там, где их положили. Но, в конце концов, ты в состоянии наложить на свои драгоценные свитки какие-нибудь чары невидимости, чтобы они преспокойно лежали здесь и дожидались тебя?
- Могу и так, - согласился Горесев. - Дело не в них, а во мне. Я ведь уже сказал, что мое присутствие будет сразу обнаружено. Нас встретят через несколько дней после того, как мы пересечем горы. Поверь, я подвергаю себя очень большой опасности, отправляя твоих лучших воинов тем путем, по которому они выйдут напрямую к оберегу. Их дорога будет лежать совсем рядом с землями Мертвых волхвов. Если они учуют амулеты, которые наденут твои тысячники и сотники, то найти меня по ним не составит труда, и тогда я уже ничего не смогу поделать. Мне остается только надеяться, что на этот раз ты пошлешь действительно надежных воинов, и они справятся с порученным делом раньше, чем волхвы доберутся до моей пещеры. Тогда и только тогда не они, а я буду сильнее их всех, вместе взятых, - мрачно произнес он. - Если же они не успеют…
- Но мои нукеры, мои кешиктены! - взвился было на дыбы Бату.
- С Мертвыми волхвами не справиться даже мне, не говоря уж о твоих нукерах, - отмахнулся его собеседник. - И твое счастье, что, как бы тяжко ни складывались дела на Руси, волхвы все равно не будут в них вмешиваться и помогать своим соплеменникам, от которых они ушли давным-давно.
- Почему? - вновь не понял Бату.
- Да потому, что одно дело, если твоя сила сломит силу русичей, и совсем другое - если они почувствуют меня.
- Значит, все прахом! - горестно взвыл хан.
- Почему же прахом, - удивился Горесев. - Ты зародил в душе молодого князя горькие ростки сомнений, на которых должны вырасти ядовитые плоды братоубийственной войны.
- Это очень долго, - проворчал Бату.
- Что ж, тогда поступай так, как я тебе предлагал в самом начале. Только, учитывая то, что ты согласился подписать с русичами мирный договор, мы с тобой все немного переиначим.
- Мы подсыплем старому волку отраву, - догадался хан, и лицо его осветила плотоядная улыбка. - Только ты дашь мне медленно действующее снадобье, чтобы я успел унести ноги. Скажем, чтобы он умер на третий или четвертый день. И тогда…
- Я тебе ничего не дам, - прервал его мечтания Горесев. - Ты поступишь честно, как и подобает храброму воину. Ты приедешь к нему в крепость без оружия и подпишешь этот мирный договор. Ты повелишь всем своим воинам под страхом смертной казни не нарушать его.
- А как же мой дядя Угедей? - озадаченно спросил хан. - Я ведь уговорил его. Еще в прошлом году на великом курултае он объявил, что воинам пора повернуть своих коней на закат солнца. Он даже согласился с тем, что все они пойдут под моим началом.
Бату обиженно выпятил губы вперед и в этот момент стал удивительно похож на маленького ребенка, которому подарили новую игрушку. Мальчик только начал с ней забавляться, как вдруг ее забрали, внезапно выхватив из его рук. И вот теперь он стоит и не знает, то ли ему заплакать от незаслуженной обиды, то ли попытаться вырвать ее обратно из рук злого дядьки.
- Поход отменять не надо, - сжалился над ребенком "злой дядька". - Все останется неизменным, но сам ты поступишь иначе. Эх, жаль, что ты не умеешь играть в шахматы, - вздохнул Горесев. - Тогда бы ты гораздо лучше и быстрее понял меня. - И он приступил к изложению своего плана.
Когда он закончил говорить, воцарилось долгое тяжелое молчание. Хозяин пещеры терпеливо ждал, что скажет гость, а Бату напряженно размышлял, насколько реально осуществить все это на деле. Кроме того, ему мучительно хотелось отыскать в этом плане хоть какие-то недостатки, пусть маленькие, совсем крохотные, чтобы торжествующе указать на них Горесеву. Однако, как он ни крутил его со всех сторон, изъянов так и не нашел, в чем с сожалением и признался самому себе.
- Ты воистину мудр, - заявил он. - Даже мой хитроумный одноглазый барс с отгрызенной лапой навряд ли додумался бы до такого. Если бы я имел тебя в числе врагов, то я пообещал бы в награду тому, кто принесет твою отрубленную голову, тысячу слитков серебра.
- Я стою гораздо больше, - мрачно заметил Горесев.
- Возможно, - согласился Бату. - Только у меня больше нет. Короче, я бы отдал все, что имею, лишь бы ты не стоял у меня на пути.
- Но тебе нечего меня опасаться, - усмехнулся Горесев. - Ведь мы вместе идем по этому пути.
- Верно, - согласился хан, слегка покривив душой, потому что он опасался Черного человека даже сейчас.
При этом он подумал, что судьбу этого старика можно будет решить и потом, когда он сделает все так, как задумал этот страшный человек. Таких людей смертельно опасно иметь даже в союзниках, ибо сегодня он идет с тобой, а завтра может заступить твою дорогу. Гораздо проще избавиться от него заранее, пока он сам так не поступил.
- И не вздумай что-либо умышлять против меня, - словно прочитав его мысли, сурово громыхнул над самым ханским ухом голос Горесева. - Запомни, войдя в мою пещеру, ты перешагнул невидимый магический круг, соединяющий наши жизни невидимой нитью. Что бы со мной ни случилось, даже если твоей вины в этом не будет, ты не доживешь до следующего восхода солнца. Теперь ты должен беречь меня как зеницу ока.
Бату недоверчиво посмотрел на него.
- Я вижу, ты не веришь мне, - пожал плечами Горесев. - Тогда возьми саблю и убей меня прямо сейчас.
Хан нерешительно взялся за рукоять сабли, но вытаскивать ее из ножен не стал.
- Я и так верю, - глухо произнес он, убирая руку.
- И правильно, - заметил хозяин пещеры. - Здесь, в этом месте ты бы умер даже раньше меня, еще во время замаха.
- А если я умру раньше, то ты тоже не доживешь до следующего восхода солнца? - поинтересовался Бату, чувствуя, как все его тело покрылось тяжелым липким потом.
- Для этого надо было прочесть заклятие слияния, - пожал плечами Горесев. - Оно длинное, да и ни к чему. Зачем мне зависеть от твоей глупой удачи на войне? А если кто-нибудь сумеет угостить тебя ядом? Неужели и мне умирать вслед за тобой? Заклятие присоединения и короче, и лучше. Гораздо приятнее быть уверенным в том, что даже если с тобой что-то приключится, то я от этого не пострадаю.
- Да, это гораздо приятнее, - подтвердил Бату.
"И так случилось, что зимой года цзи-хай, в одиннадцатой луне, в русской крепости, называемой Орен-бург, старший хан Джучиева улуса Бату подписал с уруситами мирный договор и очертил царственным пальцем рубеж своей державы по реке Жани, именуемой уруситами Яик", - красивыми витиеватыми иероглифами записал на синеватом листе бумаги старый хромоногий уйгур и заботливо положил тоненькую кисточку в специальный пузырек с водой.