6
Поймать извозчика оказалась проще простого. Бородатый мужик в щегольском возке был только рад оказаться подальше от столпотворения и, в придачу, заработать. Его не смутило даже место, куда я приказал ему ехать.
– Только платите, ваш высокоблагородие, куда хошь довезу. Хошь, на тот берег, хошь, на этот. Возок у меня быстрый, разом у крепости будем, – и засвистал заливисто в два пальца, разгоняя зевак перед лошадью.
– На Дворцовую выезжай. Спуск у Зимней канавки знаешь? Вот оттуда прямиком в крепость. По Неве. Проедешь?! Гони!
Мужик помолчал, поцокал языком, что-то высчитывая, и махнул рукой.
– Довезу! Как есть довезу!
Надо признать, что мне попался форменный лихач, даже подгонять не пришлось. Оставалось только держаться за стенки, чтобы не выпасть на поворотах, и сдерживать вопли ужаса, когда мы проносились в нескольких сантиметрах от препятствий и людей. Я очень надеялся, что мы никого не задавим и не перевернемся, иначе все мои потуги останутся втуне.
В одно мгновение мы домчали до спуска у канавки. Извозчик притормозил, привстал на козлах, что-то высматривая впереди, а потом решительно подхлестнул лошадь.
Возок чиркнул по булыжникам, переваливая через бровку, высек искры полозьями, вильнул, чуть накренился и выехал на лед Невы.
– Э-э-х, залетные! – извозчик завращал над головой концами длинных поводьев, громко присвистнул и потом заорал нечто невразумительное. Да, это не по городу ехать, где того гляди столкнешься с встречным. Простор. Красота. Белый нетронутый снег. Гнать и гнать. Свобода…На белом льду у стены Петропавловки скапливалась темная масса, чтобы вылиться на простор.
– Давай, к ним!
Извозчик прекрасно понял, подогнал к первым рядам лейб-гренадер, лихо развернул и встал. Я вывалил ему в ладонь несколько монет и подбежал к молодому офицеру, идущему во главе мятежных рот.
– Николай Алексеевич! Я с площади! От Оболенского! Новый приказ!
Я пристроился к нестройной толпе солдат и засеменил рядом с Пановым. Он посмотрел на меня и кивнул, признавая.
– Вы сейчас куда? – продолжил я.
– К Зимнему, – низенький Панов еле успевал бежать впереди своих рослых гренадеров.
– Почему так?
– Так договорено, – он попытался на бегу пожать плечами.
– Очень хорошо! Ваша задача – занять Зимний и арестовать царскую семью! Стрельбы с саперами не устраивать – они пропустят. И после этого – взять Николая под стражу.
– Где же я его найду?
– Ничего. Он там, на Дворцовой. Не ошибетесь. Я укажу, в случае чего.
– Как ваше имя?
– Константин, – отозвался я. – Константин Владимирович Шумов.
Мы повторяли путь, который я проделал, когда ехал навстречу Панову. Действительно, спуск к Неве у Зимней канавки был единственно удобным, по которому могли подняться на набережную девятьсот человек. Гренадеры чуть ли не вынесли нас с Пановым на набережную. В едином порыве гренадеры вслед за нами, обтекая Эрмитаж, вышли на Миллионную. Прошли по ней и всей толпой влились во двор Зимнего дворца.
Перед нами стояли саперы.
– Да это не!… – начал удивленно Панов, но я толкнул его в плечо, и он замолчал.
– Вперед! – скомандовал я. – Царскую семью под стражу!
Гренадеры с большим желанием повиновались. Они прошли сквозь ряды сапер, которые и не подумали воспрепятствовать. Комендант Башуцкий, стоящий поодаль, не отдал никакого приказа солдатам Саперного батальона, словно не заметив прихода мятежников. Большая часть солдат, ведомая Пановым, шумно и весело прошла в высокие двери. Кто-то из внутреннего караула попытался преградить путь толпе, но его враз смяли и отодвинули к стенке с криками: "Не балуй!" Караульный отступил. Я остался снаружи с сотней гренадеров, которые не могли решиться – идти вслед за остальными или дождаться их здесь.
Солдат, который пытался удержать гренадер, потоптался у входа, а потом подошел ко мне.
– Что это, ваш бродь? Что происходит?
– Власть меняется. Новый закон будет.
Солдат захлопал глазами, и я ему ободряюще улыбнулся. Ничего, скоро поймет, что случилось.
Довольно быстро Панов вернулся – раскрасневшийся, в расстегнутом у горла мундире.
– Взяли! – выдохнул он. – Караул поставил. Теперь куда?
Гренадеры, спустившиеся вслед за ним, обступили своего командира, с радостным ожиданием поглядывая на него сверху вниз. Панов махнул им рукой, и вся толпа пошла за ним – обратно на Дворцовую площадь. Они шли со знаменами, но в полном беспорядке, вдохновленные своими же действиями. Сейчас они могли бы сравнять горы и повернуть реки, дай им только волю. И когда от группы всадников отделился один и закричал толпе: "Стой!", ему дружно ответили: "Мы – за Константина!"
– Это – Николай! – сказал я Панову. – Арестовать его!
Поручик дико посмотрел на меня, но скомандовал:
– Взять!
Человек двадцать обнаженными штыками оттеснила свиту императора. Несколько гренадеров окружили лошадь Николая, наставили на него штыки и принудили спешиться. Император растерянно стоял, не понимая, что происходит. Солдаты тоже слегка растерялись. Тогда я пробился к самому царю и внятно сказал:
– Вы низложены. Отдайте оружие поручику!
Николай побледнел, нервно дернул за эфес, Панов подскочил и взял из рук царя шпагу.
– Командуйте войскам сдаваться! – жестко сказал я. – Или нет. Лучше передайте командование на поручика. Крови больше не будет.
Гренадеры, которые успели уйти вперед, пока мы разбирались с императором, остановились, частично смешавшись с войсками, которых вызвал император. Наверняка, слух об аресте пошел дальше, поднимая волну удивления и каких-то не оформившихся еще надежд на лучшее.
– Поручику?! Бригадой?! Да никогда! – вдруг заверещал Николай.
Я чувствительно сунул ему под дых, так что он закашлялся и согнулся.
– Не надо, ваше величество. Я – человек мирный. А вот у солдат – ружья. Со штыками. Знаете, что бывает, когда штык попадает в тело? Тут каждый может об этом порассказать. И показать тоже. На вашем примере. Так что давайте без эксцессов. Мирно давайте. Может, вас и не потребуется убивать.
– Вам это с рук не сойдет, – придушенно просипел Николай.
– Это мы еще посмотрим, – я улыбнулся. – Отдайте приказ!
Николая водрузили обратно на коня, двое гренадеров взяли лошадь под уздцы с двух сторон и повлекли императора к войскам. Навстречу ему уже скакали какие-то офицеры. Не доехав до нас, они остановились, спешились и подбежали к Николаю.
– Отныне… – прохрипел император. Чувствовалось, что ему тяжело говорить, и он просто заставляет себя шевелить языком и выталкивать непослушные слова. – Отныне… Командование всеми подразделениями передается поручику…
– Генералу, – перебил я. – Панову Николаю Алексеевичу.
– Генералу Панову Николаю Алексеевичу, – послушно повторил Николай и указал на поручика. После чего закрыл глаза и обмяк в седле. Гренадеры сняли его вниз и взяли под руки, чтобы император совсем уж не свалился на землю.
Панов взгромоздился на лошадь и громогласно заявил, чуть ли не срывая голос:
– Полки!! Слушай мою команду! Поротно, поворот кругом, шагом маар-рш!
Потом склонился к шее коня и тихо меня спросил:
– Константин Владимирович? А что же дальше-то?
– Дальше? Нужно выводить людей с площади и разводить по казармам. Да и всех – по казармам. На улицы – усиленные патрули. Сейчас встретимся с Оболенским, скажем ему о результатах вашей атаки на Зимний. Потом надобно собрать все руководство и пусть принимают решения. Которые в самом начале планировали. По изменению строя. Я точно не помню, что там хотели, – споров много было, а к чему конкретному пришли, так и не понял. В общем, идите, радуйте князя, – я улыбнулся и хлопнул лошадь Панова по крупу.
И герой восстания, приведший его к победе, свежеиспеченный генерал двадцати одного года гордо выехал на царском коне к войскам, уходившим с Сенатской площади.
7
Оболенский казался растерянным. Видимо, когда его избирали очередным диктатором на площади, он и думать не мог ни о какой победе. Всё, что ему хотелось – довести до конца начатое. Он прекрасно понимал, что за смерть Милорадовича спросят с него. И за стрельбу по конногвардейцам – тоже. Надо было стоять до конца, а преимущество в силах явно оставалось за Николаем. И вот – чудесное избавление от возможной кары. Теперь необходимо было срочно менять линию поведения и как-то соотносить свои действия с возникшими реалиями. На такой случай Оболенский не рассчитывал.
– Что же делать? – спросил он у меня, когда мы с Пановым пробились к нему сквозь каре ликующих солдат.
– Временное правительство собирать, как хотели. Нет? Ну, и готовиться перейти к конституционной монархии. Кого в правительство назначать будете?
Оболенский совсем смешался.
– Кого же в монархи при таком способе правления выбрать?
– Ну не Николая же! Да и Константин тоже мало годится. Михаил, может, и подойдет. Да! Его надо! Если согласится, разумеется. А то, если не согласится никто, придется республику вводить.
Из шокового состояния Оболенского вывел незнакомый мне офицер. Он протолкался к князю, отдал честь и вручил запечатанный сургучом пакет желтой бумаги.
– От генерал-губернатора, – сказал он со значением. – Лично в руки поручику Оболенскому, – и добавил на недоуменные взоры: – От графа Милорадовича…
Дрогнувшей рукой Евгений Петрович взял конверт, надломил блестящую печать и вынул бумагу. Пробежал глазами раз, другой, поднял взгляд на нас с Пановым и тихо сказал:
– Милорадович легко ранен. Штыком. Пишет, что уже завтра сможет приступить к обязанностям, – Оболенский сглотнул.
– Каким обязанностям? – уточнил я.