Плацдарм - Дмитрий Володихин

Патриотическое военно-историческое общество поставило себе целью изменить мир к лучшему. Для этого хронодиверсанты, воспитанники общества, отправляются в прошлое. Самая многочисленная группа во главе с нашим героем оказывается в 1919 году под знаменами генерала Корнилова.

Содержание:

• 17 августа 1919 года, Харьков 1

• 16 мая 2005 года, Москва 2

• 26 августа 1919 года, в поезде между Харьковом и Курском 2

• 1 октября 1919 года, Орел 3

• Начало октября 1919 года, Орел и его окрестности 4

• 13 октября 1919 года, Тула 4

• 29 марта 1920 года, Феодосия 4

• 20 июня 1920 года, Севастополь 5

• 12 июля 2005 года, Москва 5

• Середина июля 1920 года, точную дату не помню, Орехов 6

• Середина августа 1920 года, Каховский плацдарм 7

• 1 сентября 1920 года, село Федоровка 7

• 2 сентября 1920 года, село Спасское 8

• 30 сентября 1920 года, Севастополь 8

• 18 октября 1920 года, Джанкой 9

• 29 октября 1920 года, Таганаш 10

• 15 июля 2005 года, Москва 12

• Примечания 12

Дмитрий Володихин
Плацдарм

Белая гвардия, путь твой высок:

Черному дулу - грудь и висок.

Божье да белое твое дело:

Белое тело твое - в песок.

Не лебедей это в небе стая:

Белогвардейская рать святая

Белым видением тает, тает…

Старого мира - последний сон:

Молодость - Доблесть.

Вандея - Дон.

Марина Цветаева.

17 августа 1919 года, Харьков

Запах дорогого табака смешивался с вонью ядреного самосада. - …что у него в мешке? Помощник старого офицера вежливо осведомился: - Вы позволите? - и, дождавшись моего кивка, вытряхнул содержимое сидора на стол. - Белье… консервы… ножик… иконка… - он с улыбкой продемонстрировал ее старику, - всякая безобидная мелочь… тетрадки… стишки господина Анненского… о! стишки собственного сочинения… господин приват-доцент, мы с вами маемся одной и той же хворью… Здесь, кажется, все.

- Все?

- Филипп Сергеич, господин Денисов предъявил письмо от покойного генерал-майора Заозерского. Его превосходительство в течение двух месяцев возглавлял в Москве "Союз помощи Дону" и характеризует нашего собеседника отличнейшим образом. Пар экселленс - хвалебные слова.

- Другие документы? Деньги? Литература?

- Только немного денег. Старых двадцатипятирублевых купюр и червонцев сотен на пять, с тысячу керенок, пятаковская дрянь… Что, в общем, естественно; Михаил Андреевич пробирается из большевистской Москвы…

Передо мной сидел очень дряхлый полковник, помнивший, наверное, Плевну и Шипку. Семьдесят ему лет или больше? Волосы седенькие, редкие, не способные скрыть кофейного цвета рябины на макушке. Седенькие же брови. Дряблые веки. Морщинистый подбородок.

Ветхий, посивевший мундир кавалерийского офицера. И тихий голос: строгие команды Филиппа Сергеича звучали едва слышно.

- Ваше мнение, поручик?

- Господин приват-доцент от истории не вызывает у меня подозрений. Всего вероятнее, нам были бы за сей подарок благодарны в ОСВАГе или… или, скажем, харьковские приказные люди. В нынешних условиях немногие готовы взять на себя чиновный труд, а из тех, кто готов, каждый второй - сущий невежда. Филипп Сергеич, нам и так пеняют за террибль суровость!

Я внутренне возликовал. Если попаду в городскую администрацию, возможностей помочь наступлению будет хоть отбавляй. Да и встречаться придется по долгу службы со значительными людьми - опять же шанс повлиять на общий ход дел…

Старик отрешенно покачал головой: то ли согласился с поручиком, то ли просто принял к сведению эту благопожелательную тираду. Он пожевал ус, поглядел в окно и заговорил с неожиданной твердостью в голосе:

- Одежка-то у него свеженькая, непотертая, сапоги не стоптаны, а говорит, что пешком шел от самой Тулы. Это раз. Да и сам свеженький, розовенький, не по времени и не по месту… Загара нет. На руках - ни грязинки. Это два. Слова выговаривает чудно. Это три. Вы, молодой человек, не латыш ли часом?

- Я русский.

Мой ответ прозвучал как-то неуверенно. Неужели восемьдесят шесть лет наложили на русскую речь столь сильный отпечаток? Какие-такие слова я неверно выговариваю?

- А Коли русский, перекрестись и прочитай "Верую…".

Я встал и выполнил требуемое - все, вплоть до-финального поклона после слова "аминь".

Однако полковник по-прежнему смотрел на меня хмуро и недоверчиво.

- Не знаю, не знаю… - глуховато сказал он.

- Но рекомендация генерала Заозерского… - заикнулся было щеголеватей поручик.

- Знавал я Павла Александровича. Замечательный храбрец и лихой рубака, но умишка невеликого человек… Да и то сказать, зря я прах его честный беспокою бранными словами. Достаточно и того, что мы не ведаем, сам ли он писал письмецо да не стоял ли рядом человек с револьвером, не держал ли под прицелом этот, с позволения сказать, человек всю семью Заозерского. Так-то.

Вот тебе и дедушка. Седенький, песок сыплется…

- Знаете что, поручик, я и прежде в ученых мерехлюндиях силен

не бывал, а нынче совсем память никуда. А вы вот, я знаю, в Петербургском университете науку превосходили. Давайте-ка, спросите что-нибудь этакое у господина историка.

Поручик откашлялся и приступил ко мне с извинениями:

- Вы должны простить меня, право же, я вижу в вас, сударь, порядочного человека. Но нам попадались разные… хм… ракальи. Иногда, на первый взгляд, честнейший офицер, а вспорешь подкладку и обрящешь бумажки с совдеповскими печатями…

- Приступайте, поручик! - оборвал его старик.

- Да-да! Извольте. Э-э-э… продолжите, пожалуйста: Quosque tandem abutere Catilina…

- …patientia nostra.

- Отлично! Тогда… Gallia omnia divisa est…

- …in partes tres. Издеваетесь, милостивый государь? Это же гимназия.

Поручик быстро взглянул на меня, и в глазах его я не отыскал и капли добродушия. Он проверял меня всерьез и, надо полагать, ждал реплики в этом роде. А защищал перед стариком, надо думать, желая усыпить мое внимание.

- Не обессудьте… Я ведь и сам не дока но части мерехлюндий. Вот разве что… Даниил Московский, Юрий Данилович, Иван Калита, Симеон Гордый… и?

- …Иван Милостивый.

- Кто победил при Левктрах?

- Эпамицонд.

- Что первым приходит вам в голову, когда вы слышите слово "Саллюстий"?

- Югуртинская война.

- Кого из своих учителей вы сможете назвать?

Это хуже. Не дай Бог, сыщется университетский человек, и тогда я не в городскую администрацию пойду, а прямиком к стенке.

- Прежде всего, доктора Роберта Юрьевича Виппера. А также…

- Отставить! - велел полковник. - Какую прическу носил генерал Заозерский?

Вот подвох так подвох! Я ведь даже фотографии его не видел.

Мужчины не обращают внимания на прически, они просто не в состоянии удержать в памяти, какая у кого прическа. Да и чем особенным мог выделяться строевой генерал среди коротковолосых военных людей? Особенно ровным пробором? Всего вероятнее, у генерала был какой-нибудь запущенный сад, романтические дебри… Прической это не назовешь.

- Никакую.

- Верно, - с оттенком удовольствия откликнулся старик. - Он был совершенно лыс. Как бильярдный шар.

Однако видно, что полковник все еще не удовлетворен. И он продолжит мучить меня вопросами, раз уж заподозрил. А у меня все шансы провалить экзамен, хоть я никак не связан с армейской разведкой красных. Я тут чужой. Любой комиссар в офицерском мундире намного роднее меня этому времени… Чувствуют они во мне дичь, интуиция у них такая - чувствовать дичь, и разве я не диверсант, в каком-то смысле? А значит - дичь.

Из-за приступа страха мои пальцы лишились чувствительности. Если попросят подпись где-нибудь поставить, я, наверное, посажу пером огромную кляксу, да и все…

Никто из нас, двадцати восьми выпускников Невидимого университета, не может покинуть чужое время скорым и безопасным способом: нажал кнопочку - и фьють! Каждому "вторженцу" загнали имплант под кожу на правом плече. Внешне его не видно. В автономном режиме эта штучка способна работать тридцать шесть месяцев, но может скиснуть месяцем-двумя раньше. Это как повезет. Никто из нас не рассчитывал провести здесь хотя бы шесть месяцев, а не то что три года. Имплант приводится в действие с помощью довольно сложной гимнастики. Весь комплекс "упражнений" требует минуты три, не меньше; в принципе, невозможно проделать его случайно. Следовательно, пока ты на людях, беглецом тебе стать не дадут. "Выполните мое последнее желание, господа!" - "Какое?" - "Позвольте руки-ноги позаплетать в узлы. Очень способствует телесному здоровью!" - "Становись-ка к стеночке, поздно тебе о здоровье заботиться, прощелыга".

А ведь пристрелят! Свои же! Да и просто - пристрелят, свои они там или нет, а убьют меня!