Сладислава не взяла кормилицу, выкармливала дочку сама. Двух сыновей и двух дочерей родила она Духареву, но по-прежнему оставалась такой же стройной и юной. Или ему так казалось? Во всяком случае любил он ее по-прежнему и желал так же страстно, как и десять лет назад. У него были и другие женщины там, в походах, но нужна ему была только она. И не было у Сергея других жен и наложниц не потому, что он – христианин, а потому что не хотелось ему других жен. Наверное, он и христианином оставался только ради жены. Она стала самым дорогим подарком его новой жизни. Сладушка…
– Мне так хорошо, Сережа… – маленькая женщина потянулась к нему, уткнула головку куда-то под мышку. – Так хорошо…
Это была их последняя ночь. Завтра Духарев уезжал к уграм. Послом от Святослава. Угорский княжич Тотош оставался здесь, в доме воеводы. За ним присмотрят. Впрочем, Сергей и не ждал от него сюрпризов. Княжич поклялся, что не сделает попытки бежать. Духарев ему верил и предоставил полную свободу в пределах города. Тотош даже ездил со Святославом на охоту. Они были ровесники, но в этой паре Святослав был безусловно старшим. Пусть подружатся. Когда-нибудь угр вырастет и тоже станет князем. А друзья-князья – это не просто друзья, это союзники…
Духарев, расслабившись, отдавался ласкам жены. Он наслаждался ее близостью, чувствуя, как уходит усталость, как уходит тяжесть из тела и мыслей.
Сегодня у него был трудный день. Тяжелейший разговор со Свенельдом. Князь уличский и древлянский не хотел этого посольства. Казалось бы, мир с уграми в его интересах: всё самое лакомое он уже прибрал к рукам. И уличи под ним, и тиверцы – его данники. Может, причина в том, что смерды куда больше ценят своего князя, когда тот не просто опустошает их кладовые, а защищает смердов от разбойников-угров… Которым эти смерды ранее кланялись данью. Очень может быть, ведь бьется с уграми дружина Святослава, а погосты, на которые свозят дань, – Свенельдовы. По договору часть "прокорма" должна была отходить великому князю, но практичный Свенельд предоставлял Святославу брать этот "прокорм" самому, причем предлагал для отдачи исключительно пограничные территории.
Святослав не возражал. Ему нравилось драться, а не считать мешки с зерном и овечьи шкуры. А его мать… У матери-княгини со Свенельдом – давняя дружба. Злые языки поговаривали, что…
Впрочем, не так уж это важно. Важно, что Свенельд в трудное время княгиню поддержал. Далеко не факт, что без Свенельда Ольга смогла бы удержать единство киевской державы…
Но если задуманное Духаревым удастся, то княгиня точно будет на его стороне.
– Береги себя, Сережа… – шептала Слада, прижимаясь к мужу так знакомо и нежно, что сердце его наполнялось щемящей нежностью. – Береги себя, а я буду все ночи за тебя молиться…
"Бедная, – подумал он. – Как часто ты меня провожаешь…"
Большую часть времени воевода проводил в походах. Из любого он мог не вернуться. И Слада это знала. Тяжко большую часть своей жизни ждать возвращения любимого… И знать, что он может и не вернуться. Много ли женщин там, где родился Сергей, могут так ждать? Да, здесь это – норма. Здесь все жены воинов и правителей живут так. Но все равно чертовски тяжело… И Духареву не хотелось думать о том, что наступит время, когда его сыновья подрастут и тоже станут воинами… Впрочем, у Сергея был выход: он мог брать их с собой. Хотя отец угорского княжича тоже, наверное, брал сына в походы… Какое-то время. И Ольбард Красный. Так что это не поможет. Не будет сын вечно за отцово стремя цепляться. Только одно поможет им выжить: если станут настоящими воинами. Такими, как он. Нет, лучше такими, как князь киевский Святослав.
Глава 11,
в которой воевода киевский Серегей беседует с великим воеводой мадьярским Такшонем, сыном Левенте
Угорского князя звали Такшонь, и был он внуком и сыном неких Арпада и Левенте. Предводителем союза венгерских племен Такшонь стал, унаследовав "должность" после смерти своего двоюродного брата Фаличи. Крепость Такшонь тоже унаследовал от брата, который, собственно, ее и построил.
Толмач назвал Такшоня хаканом. Ну да, хакан – это по-степному. Болгарского царя в степях тоже хаканом кличут. Сами угры-мадьяры во время официального приема называли вождя дьюлой, что, как уже знал Духарев, было поменьше, чем великий князь мадьяр. Но еще он знал, что именно к дьюле Такшоню подкатывались легаты германского императора Оттона, склоняя ввести на своих землях католицизм. Сулили, что император дарует Такшоню титул короля.
Это Сергею Мыш сообщил.
Такшонь королем стать хотел, но идти под власть императора, который недавно крепко накидал его соплеменникам, не рвался. Здесь, в горах, Такшонь чувствовал себя весьма уверенно. И крепость у него – будьте-нате. Немногим хуже хузарского Саркела. Хотя Саркел строили византийские зодчие, а этот мрачный замок, скорее всего, – европейцы.
А сами угры – типичные кочевники-воины. Хищники. С точки зрения Европы – дикари. С точки зрения Константинополя-Царьграда – варвары. Но Духарев гораздо охотнее имел бы дело с ними, а не с копчеными-печенегами.
Шли сюда от Киева легко. Двигались трактом, от колодца к колодцу, обгоняя редкие караваны и в локальные конфликты почти не ввязываясь. Посольство тоже не трогали. Накатить на три сотни дружинников могла только большая орда, но такой по дороге не попалось, а отдельные разбойничьи шайки при виде русов быстренько поворачивали коней. Непривычные к степи молодые варяги изумлялись ее простору, называли степь "травяным морем". Духарев воспользовался случаем: преподал им пару уроков "степной охоты", в которой стал мастером не хуже Машега. По его команде хузары с Понятковыми гриднями отследили и загнали, как тарпанов, ватажку копченых. Кто сам сдался, убивать не стали: забрали коней, ободрали и в одних портках отпустили гулять. Гулять копченым было неблизко: до ближайшего колодца – под сотню стрелищ. Для непривычных к пешим перемещениям кочевников – изрядный кусок.
Трувору и его родичам было продемонстрировано стандартное степное оружие: кривая сабелька, пика, булава для ближнего боя и, главное, короткий, хитро изогнутый лук, из которого можно на скаку бить шагов на двести пятьдесят. Луки эти, конечно, уступали хузарским, но заметно превосходили варяжские. Трувор и его люди были воинами высокой квалификации, но их ратное искусство – северное, то есть с упором на пеший бой. Под Степь им придется переучиваться так же, как когда-то переучивался и Духарев.
Ничего, справятся.
Угры встретили посольство за Истром. Сергей, во избежание осложнений, заранее отправил на ту сторону гонца. Так что не успели русы вытряхнуть солому из бурдюков, на которых форсировали реку, как на горизонте показались всадники-угры. А через два дня посланцы увидели грозную крепость хакана Такшоня.
– Чего ты хочешь, рус? – спросил хакан-князь-дьюла Такшонь.
В холодной мрачноватой зале с пыльными гобеленами и несоразмерно высоким потолком их было только трое: Такшонь, Сергей и толмач.
Это Сергей потребовал разговора наедине. Мадьяр согласился. Был он мрачен. Впрочем, с чего ему быть веселым? Духарев уже знал, что Тотош двинул в рейд на уличские земли без батькина благословения. Удаль решил проявить. Вот и проявил.
– Чего ты хочешь, рус?
Духарев молчал.
За последние несколько лет он многажды дрался с уграми. За земли, за данников. Это были в большинстве даже не битвы, а мелкие стычки вроде той, в которой взяли сына дьюлы.
Духарев молчал.
Перед ним был повелитель. Потомок повелителей. И предок тоже. Потомки его племени выживут. Там, в будущем, нет ни жестоких печенегов, ни высокомерных хузар, ни хитроумных византийцев. А мадьяры – есть.
– Чего ты хочешь, рус? – снова перевел толмач.
У толмача была длинная тонкая шея, забавно изогнутая. Как у гуся.
– Чего я хочу…
Недавно угров в Европе крепко побили. Сначала Генрих Баварский накостылял им в Северной Италии, а в прошлом году где-то под Аугсбургом и вовсе смешали с пылью вождей трех угорских племен. Хакана Такшоня там не было. А хоть бы и был… Европа, наконец, научилась противостоять страшной угорской коннице. Это факт, который вынудил угров переключиться с запада на восток и стать активными конкурентами Киева и печенежских орд в Большой степной игре.
В степи, на расстоянии полета стрелы, угры мало чем отличались от копченых, печенегов. Но вблизи…
– Я хочу, хакан Такшонь, чтобы между нами была дружба, – сказал Духарев.
– Ты от себя говоришь, воевода? – властный мадьяр растерялся.
Он умел видеть правду (иначе какой из него правитель) и видел, что громадный варяг не лжет.
– Великий князь киевский прислушивается к моим словам, – осторожно ответил Духарев.
– Великий князь киевский – мальчишка! – с легким пренебрежением отозвался мадьяр (толмач перевел: "Еще очень молод"). – Мальчишка! Такой же, как мой сын. Мы знаем, что киевской вотчиной правит княгиня Ольга совместно с князем Свенельдом. Не думаю, что Свенельд захочет этой дружбы.
– Во-первых, великий князь киевский уже достаточно взрослый, чтобы сам принимать решения, – сказал Духарев. – Во-вторых, у воеводы Свенельда более нет интересов на угорских землях.
– Еще бы! – фырнул мадьяр. – Он уже взял, что хотел!
– Да, – согласился Духарев. Не стоило оспаривать очевидное. Большинство персональных данников Свенельда когда-то платили уграм. – Ты хочешь вернуть потерянное?
– Хочу.