Сказал то, что и должен был сказать, помянув оставленного в Болгарии брата Святослава, но князю от этого только горько сделалось. Не было у него веры брату Глебу. Тот был тихоня замкнутый, давно решивший стать христианином. Да и кем ему, тени бесцветной, быть? Матушка хоть и сама крестилась, а с окрещенным Глебом так и не стала дел иметь. Но и не противилась, когда Святослав брата с собой в поход на болгар взял. Даже сказала: хватит Глебу в скитах сидеть да от людей хорониться. Может, побывав в краю христианском, он хоть как-то себя проявит.
И Глеб вроде старался. В сечах, правда, не участвовал, да и куда ему. Однако, когда Святослав наказал ему наводить порядок в покоренных градах, – справлялся. И многих к себе расположил, когда в храмы входил, молился, как иные бояре болгарские. А потом их принимал, вел беседы, вызнавал нужды и начинал восстанавливать то, что во время войны порушено было.
– Ладно, ступай, Свенельд, – тряхнул головой князь, так что рубиновая серьга в ухе закачалась, блеснув алым. – Поговорили – и хватит.
Но воевода все же спросил, сколько думает князь оставаться на Хортице. Святослав выстрелил взглядом из-под выгоревших светлых бровей: сказывал ведь уже! Но все-таки уточнил: после того, как отметят праздник Стрибога, сразу и тронутся они. После Стрибогова дня жара обычно идет на убыль. Самая пора выступать в долгий путь по степям, чтоб ни люди, ни кони не маялись во время переходов и были готовы ко всякому.
– Значит, рассчитываешь дождаться Малфриду, – догадался Свенельд. – Только учти, князь: помнит она, что ты не выполнил ее наказ у вятичей, а потому дорогую плату за помощь попросить может.
– Да иди уже, иди, надоел! – сорвался с места князь. – Мои дела с Малфридой – не твои.
Свенельд хотел еще что-то добавить, но раздумал. Вышел, склонившись на ходу под притолокой.
Святослав опустил голову на руки. Сидел неподвижно, казалось, задремал. Но вмиг выпрямился, когда услышал рядом негромкий игривый смех.
– Малфрида!
Как проникла сюда, если рынды с оружием у входа стоят? Хотя этой оглашенной ничего не стоит и на них морок навести. Она на это мастерица. У тех же вятичей…
– Искал меня, княже?
Растрепанная, словно птица, едва сложившая крылья, она сидела на подоконнике широкого окна. Накидка темно-багряного цвета скрывала ее руки, увешанная амулетами грудь бурно вздымалась.
Святослав, увидев, просиял. С детства привязан был к дивной чародейке, радовали его их встречи. Даже перед Ольгой за ведьму заступался, порой и сердился на матушку, что та гнать Малфриду приказывала. Ведь сколько силы в чародейке! Князь не раз в том убеждался. Как убеждался и в ее несказанном очаровании. Любого присушить к себе может, даже не стараясь. Да и сам он сколько ни крепился, но потом сам же и пришел. Но то для дела требовалось. Уж больно много воли колдунья в краю вятичей забрала. Надо было ее усмирить. А усмирить да лишить сил чародейку можно только плотской любовью. Вот Святослав и посетил ее одной глухой ночью…
Но вспоминать о том, что было тогда, ни сам князь, ни ведьма не любили. Поэтому сейчас, радостно обнявшись и облобызавшись, оба тут же отступили друг от друга, потупив очи. И оба вспомнили о Малуше.
Потом Святослав сказал:
– Жалуется мне на тебя лада моя. Говорит, дочь нашу ты хочешь взять в ученицы.
– Хочу. Но Малуша противится, к Свенельду обеих внучек от меня упрятала. А уж он там все святой водой окропил, стражу поставил. Стража-то мне – что пыль, а вот вода его святая…
– Да неужто она сильнее, чем наша чародейская? – развел руками князь. – Брось дурить, ведьма. Я эту святую воду пивал в храмах болгарских, как родниковую, только бы жажду утолить. И что? И ничего не сталось.
– С тобой-то не станется… – Малфрида потупилась. А потом вскинула темные, как ночь, очи. – Ну так как, отдашь мне Яреську или Ольгеньку? Что тебе до них? А я науку свою передала бы родной кровинке.
Святослав посуровел. Сказал, что думать еще о том будет. Отдать ведьме дочь – значит, позволить увести ее невесть куда. А его дочери все ж княжны.
– Это мне и Малуша говорила, – нахмурилась ведьма. – Ну, раз так, то полетела я дальше, князь.
Уже поворачивалась к окну, будто выброситься хотела, но Святослав успел схватить за полу, удержал.
– Да что ты все о девчонках этих? Про внука узнать не желаешь ли? Или про сына своего Добрыню?
– А что с ними? Вроде как Ольга Владимира при себе вырастила, княжичем назвала. И ему хорошо, пусть даже иные болтают, что он сын рабыни. Придумают же! Ну а мой Добрыня Владимира в обиду никому не даст, я в нем уверена. Он при Ольге гриднем стал, возвысился, дом на Подоле киевском имеет. Я о том знаю.
– А того не ведаешь, что внука твоего я князем Новгородским поставил! – сказал, гордясь, Святослав. – Слышишь, чародейка, Владимира, как равного моим сыновьям от Предславы, поставил! Князем будет, как и они. Ярополк мой в Киеве вокняжится, Олегу древлянским краем править, а Владимиру – княжий стол в Новгороде. Пока он юн да неопытен, при нем сын твой советником и управителем будет. С послами новгородскими сынок твой сошелся, люб он им. Они князя себе просили, вот Добрыня и надоумил их Владимира в Новгород взять. Ну как? Довольна?
Малфрида запустила тонкие пальцы в волосы, откинула их за плечи. О чем думала? Святослав благодарности ждал, обрадовать думал, а она только и сказала, что всегда знала, что Владимира ждет высокая доля. Да и о Добрыне ей нечего переживать: сынок ее всегда разумный был и хваткий, своего не упустит. А вот девочки…
– Заладила – девочки, девочки! – отмахнулся Святослав. – Нет чтобы поблагодарить за внука. Бабка ведь ты ему. Хотя какая из тебя бабка! – засмеялся Святослав. И посмотрел на чародейку тем особым мужским взглядом.
Ишь какая, пусть и растрепана. Стройная, как девица-славница, статная, даже самого князя чуть повыше будет. Глазищи же… такие глазищи, что смотрелся бы в них, как в омут. Но омут тот темен, чего только в нем не углядишь – особенно как замерцает там янтарный потусторонний свет. Ведьма все-таки.
Однако ведьмовство Малфриды Святослава никогда не отталкивало. Даже выгоды сулило. Вот князь и поведал ей о своих планах: он уехать должен, но перед отъездом просит Малфриду службу сослужить. Пусть оградит она Хортицу чарами, защитит волшебством и страхами остров, где он Малушу с детьми оставит. Да так, чтобы сюда ни один враг не посмел сунуться. Сам князь, конечно, к Малуше и дочерям охрану приставит, да и Хортица, окруженная глубокими водами Днепра, не всякому врагу по зубам. Но и колдовской оберег не помешает. Так что пусть Малфрида постарается. А уж то, как она умеет дива поднимать и морок наводить, Святослав не раз видел прежде. У тех же вятичей…
– Ты бы вятичей при мне не поминал! – отрывисто произнесла ведьма и отступила от князя. – Обманул ты меня тогда, Святослав. Клялся, что если приведу к тебе старшин вятичей, ты только ряд с ними уложишь, а под Русь брать вольное племя не станешь. А сам что? Заманил меня, очаровал и… бессильной оставил. Хитер и коварен ты, Святослав! А если я Малуше о том поведаю?
– Только попробуй! – сверкнул из-под усов крепкими зубами князь, словно зверь клыки выказал.
– И тогда что? – хохотнула ведьма. – Неужто велишь наказать?
– Нет. Ты ведь не особо и противилась, когда я пришел к тебе в ту ночь. И я-то знаю, как ты по мужской ласке тоскуешь. Чары чарами, а сама ведь… знаю, чего хочешь.
Какое-то время они смотрели друг на друга – глаза Малфриды полыхнули колдовской желтизной, зрачок сузился, как у хищной птицы. Но и у Святослава тоже огонь во взоре, и непонятно, чего в нем больше – гнева или потаенного желания.
Малфрида отвернулась первой. Да и Святослав будто устыдился, прошелся вдоль длинного стола, зачем-то переставляя кубки. Не надо было напоминать ей! Сам ведь хотел позабыть. Малфрида, она… ну как бы и не человек даже. А ведь есть в ней нечто, потому и Святослав всегда положиться на нее может. Особая правда. И уважение к его власти. Еще княгиня Ольга сказывала: какая Малфрида ни есть, а правителей Руси она чтит.
Вызывая к себе ведьму, Святослав рассчитывал умаслить ее известием, что внука ее князем новгородским поставил. Несмотря на то, что многие поговаривали, что негоже сына служанки Малуши возвеличивать при сыновьях от законной княгини. А Малфрида только обронила спокойно: мол, и сама о том знала. Но знать – одно, а на самом деле возвысить Владимира – другое. И ведьма должна благодарить князя за его решение. Но как поступит эта дикарка, Святослав не всегда мог угадать. Особенно сейчас, когда нуждался в ее помощи.
– Или не хочешь ты, чтобы опять мы в ладу были, а, чародейка? – спросил князь спустя время. – Ты пойми, я не только о Хортице забочусь, я о Малуше пекусь, о дочках наших. Не могу же я ее снова в Будутино отправить. Что с ней там станется, если я далеко буду?
– А ты объяви ее своей суложью, – усмехнулась Малфрида. – Хватит ей волочайкой при тебе жить. Княгиней сделай.
– Вот обоснуюсь в Болгарии, отстроюсь – там Малуша княгиней моей станет! И царство свое буду с ней возводить в тех краях. А пока ты… это… Поворожила бы ты мне, Малфрида, – неожиданно попросил Святослав.
– Нет! – отрезала ведьма. – Гадать не буду. Я и матери твоей объясняла: ворожба не только будущее открывает, но и беду приносит. Тебе этого надобно? Ты и без того в себе уверен. Задумал – сделал. За то и уважаю тебя. Слабость же и неуверенность в грядущем… Не к лицу тебе, князь пресветлый!