Глава 1
Астрономова печаль
В астрономовых поселениях кипела жизнь, сновал люд по своим делам. В самих башнях были обсерватории и мастерские астрономов. Они своих отпрысков ничему из ремесла не учили - в крови было все, сызмальства знали. Обучали лишь грамоте и счету, что в помощь основным умениям было, к охоте да рыбалке приобщали - в общем, чему всех ребятишек обучали. Девчонок еще домохозяйству обучали. Дочери астрономов росли на диво статными и красивыми, и все становились со временем отменнейшими хозяйками, женами и матерями. Говорили, что заиметь женой дочь астронома - к хорошей жизни, да только в иные сословия и племена не отдавали они дочерей своих. И пристрастились их воровать кочевники, потом продавали где-то за песками, купцы рассказывали о страшном невольничьем рынке в Крамбаре на Вороньем берегу, откуда никто не возвращался. Их дети, рождавшиеся полукровками, теряли обычно почти все свои навыки, только глаза оставались такими же жемчужно-серыми, с всполохами огня вместо зрачка, как у предков, и время чуяли, как дикие звери - воду. Потом случилось так, что постепенно поселения возле часовых башен начали приходить в упадок. Издавна было заведено распределение обязанностей между мужами и женами у астрономов.
Кто за небом следил, а кто вел хозяйство. И теперь, когда исчезли женщины, клан был обречен. Стояли вдоль границы заброшенные часовые башни, полузаросшие всякими ползучими растениями поселения постепенно заносило песком.
Астрономы-мужчины, оставшиеся без своих половинок, продолжали исполнять свои обязанности в разрушающихся городах, пока не отправлялись к праотцам. Скоро осталось лишь несколько действующих часовых башен.
Город Турск располагался на самом берегу пресноводного озера Мэйри, знаменитого на всю Зорию своими колоссальными запасами пресной воды. Места были живописнейшие, с одной стороны к Турску, подступал лес, почти целиком состоящий из кипарисов и сосенок, подлесок - сплошь ягодные кустарники. С другой стороны, открытой стороной поселение выходило на озеро, и вода иногда поднималась так высоко, что вплотную подступала к домам. В сезон дождей, когда бесновались бури и ураганы, становилось страшновато, что разъярившаяся стихия смоет даже самую память о городке. Но это же озеро поставляло рыбу и всяких гадов водных, как съедобных, так и не очень, которых там водилось тьма тьмущая. В сезон ветров прибивало к берегам всякие съедобные травы. В теплый сезон на закате семи солнц от красоты, окружающей Турск, щемило сердце. Мелкий песок, усыпавший берег, приобретал светло-желтый цвет, как у перезревших яблок, что во множестве зреют в садах. Тишина, едва слышно плещутся волны о берег, и вода, по которой словно растеклось алое золото, отражает небо, в этот момент приобретающее фантастический розово-золотой цвет. Прибрежные птицы, наоравшись за день, перелетают с места на место бесшумно, лишь иногда слышался посвист крыльев и, кажется, можно услышать шепот песчинок, по которым идешь и вокруг никого… Можно было вообразить себя Примом или Примой - первыми людьми на Зории, и придумывать названия всему, что видишь, словно впервые, именно ты.
Город обычно кишел людом - рыбаки, несущие добычу за день, издалека миряне ехали за предсказаниями, везли всякие часы на поверку, торговали снедью и вещами. Предлагали самые мыслимые и немыслимые вещи - на мену, на продажу, в подарок за хорошее предсказание. Сватались за подрастающих дочерей астрономов, получая неизменный отказ - ибо только астроном мог жениться на дочери астрономов. Порода не вырождалась - семей астрономов в Мире было великое множество. Девиц незаконных, тимантей лишь не было в этом поселении при башне. Каким-то образом прелюбодейки мешали работе астрономов, и посему не допускались они туда. Кому-нибудь если в городе приспичило их услугами попользоваться - в трех днях пути стоял отдельный фиолетово-розовый замок Багрод, в котором и проживали такие девицы. Туда обычно ездили или пешком ходили юнцы, приезжие, да отребье всякое. Астрономов не были среди посетителей этого замка - не слаживалось ничего там у них, да и не тянуло даже к продажной любви. Поэтому самыми верными мужьями в Мире и считались.
Сам замок при башне был тогда полон - астрономы, их жены, ребятишки, начиная от самого малого - лежащего в люльке и заканчивая юнцами с пробивающимся пушком вместо усов и бород, с неожиданно писклявыми голосами, переходящими в бас. Старейшины астрономы, старейшины матери. Прислуга, помогающая женщинам по дому и в садах, ухаживающая за окраинами башни, скотники, садовники, механики, ковали. Много было люда. Как добропорядочного, так и не очень. Случались и поджоги, драки да покражи, то скот падет, то человек пропадет. Весовщики следили за порядком и разбирали всякие тяжбы. Вес-праотец их был с повязкой на глазах, карающим мечом в одной руке и весами в другой, от которого и пошел потом род весовщиков. У них, как и у астрономов, тоже был особый дар - они могли видеть кровь, и если она высохла, даже если ее пытались смыть - в растворах, которые уже не были розовыми. И нюх был феноменальный.
Зрение и память тоже неплохими были, но использовались эти особенности для развития потрясающего обоняния - след весовщики чуяли на три дня пути. Боялись их и уважали. Их род был малочислен, ценились услуги дороже денег, неподкупным было все сословие весовщиков - будучи нанятыми для расследования шли до конца, не взирая ни на что. И, когда впервые пропала дочь клана астрономов, был страшный скандал и паника, и глава неподкупных отдал приказ - взяться за расследование пропажи. Ушло донесение во Дворец, были приняты меры. Через два дня исчезли все кочевники и всякая шушера из города, как будто их и не было вовсе.
Потом много лет было снова спокойствие и благодать, хотя пропавшую девицу так и не нашли. Но вот случилась засуха. Сезон дождей не наступил, после сезона ветров сразу наступило жара. Снова появились кочевники и стали табором возле башни. В этот раз они были невообразимо наглыми, шустрыми и воинственными. Отсутствие воды подкосило всех, за время своих скитаний выхудал весь табор. У младенцев, рожденных во время засухи, были тонюсенькие, почти прозрачные, ручки, вздутые животы и непомерно большие головы. Весь этот сброд выплеснулся на улицы и загалдел, зашумел. Забегали дочерна загорелые худющие ребятишки, выпрашивая милостыньку; важно вышагивали старейшины, раскуривая длинные тонкие трубки с неизвестными травами, благоухающими на всю улицу. За ними семенили многочисленные жены, укутанные в полосатые ткани, неся поклажу.
То благочиние и спокойствие, которые царили раньше, были разрушены суетливыми, завистливыми и драчливыми пришельцами, которые чуть что - хватались за ножи и сабли. Кочевники были вороваты, и много чужого добра оказалось в их кибитках. Долгие два месяца околачивался табор возле Турска. А когда рано поутру снялись они с долгой стоянки и откочевали на день пути, исчезло и самое дорогое, что было у астрономов - все женщины исчезли, даже только что рожденные. Куда они пропали - навеки осталось тайной. Не было следов на дорогах, все вещи остались на месте. В поселении остались только мужчины. Младенцы мужского полу без матерей начали заболевать и почти все ушли к Примам слушать звездный шепот. Горевали астрономы не один год - как птицы, которые только раз в жизни находят себе пару, так и они не смогли более жить без своей половинки, иссыхали от одиночества и тоже уходили к Божественным Примам. Так пришли в запустение поселения астрономов. Впрочем, после той великой засухи, мало, что осталось неизменным. Все ветшало, пустело, покрывалось паутиной. Во многих заброшенных селениях и городах теперь оглашали воздух криками лишь полчища черно-сизых воронов, дома затянули своими серыми сетями большие мохнатые пауки, которые пришли из пустыни во время засухи. Лишь кое-где виднелись обглоданные добела кости неосторожных путников, забредших в такие поселения. В тиши осыпающихся колодцев, в привязанных ведрах притаились паучихи, на стенках колодцев они прикрепляли свои гнезда с маленькими паучатами. Если попытаешься добыть себе воды - это будет твое последнее ведро в жизни, выпить которое ты уже не успеешь. Запустение воцарилось над приграничной частью Мира.
Мало осталось живых, да и те спешили жить, понимая, что скоро и этого не будет.
Но никаких признаков того, что предсказание начинает сбываться, не появлялось. Астрономы, кто еще был жив - не забывали про свои родовые обязанности, следили и жили ради этого. Теперь у них не было наследников по крови, которых не нужно было обучать великому искусству разговора со светилами, присылали из блангоррского Дворца свободнокровых отроков для обучения. Кто был смышлен для этой науки, а кто и не очень. Но уже и отроков присылалось все меньше и меньше. Часовые башни расползались, засыпались песком, зарастали плетущими растениям, уходили в вечность.
Аастр де Астр давно здесь жил - один из выживших астрономов. Здесь - это на краю Мира, в Турске, полузасыпанном серым песком. Он не смог бросить башню, свои часы, телескопы и уйти или исчезнуть, как случилось со многими из его племени. Жил один, хозяйничал, поверял большие часы и часами наблюдал в телескопы небесную жизнь, не желая увидеть там какие-то изменения. Иногда поверял время забредшим селянам и горожанам. Подношениями не гнушался - не выжил бы иначе. Иногда вспоминал, как тут было раньше. Он едва помнил свою мать, которая исчезла, как и многие другие, во времена великого горя астрономов.