Дункан шире открыл глаза, когда послышался отдаленный звук марширующих сапог, эхом отражающийся где-то во мраке. Он пытался сориентироваться. Здесь было темно, каменные стены были слабо освещены светом факелов, мерцающим вдалеке, и небольшой полоской солнечного света из слишком высокого окна. Вниз струился слабый и одинокий свет, словно он находился очень далеко. Дункан услышал вдали капли воды, шарканье сапог и едва различил очертания камеры. Она была большой, с каменными арочными стенами, с огромным количеством темных краев, исчезающих во мраке.
После всех своих лет в столице, Дункан сразу же понял, где он находится – в королевской темнице. Именно сюда отправляли самых опасных преступников королевства, самых влиятельных врагов, чтобы они погибли здесь или ждали своей казни. Дункан и сам отправил сюда многих людей, когда служил здесь от лица Короля. Он слишком хорошо знал, что это место, из которого узники уже не выходят.
Дункан пытался пошевелиться, но кандалы не позволили ему, врезавшись в его израненные и кровоточащие запястья и лодыжки. Хотя это было наименьшее из его страданий, все его тело изнывало от боли и пульсировало. Это была такая большая боль, источник которой он не мог определить. Он чувствовал себя так, словно ему нанесли тысячу ударов, словно его затоптала армия лошадей. Ему было больно дышать, и Дункан покачал головой, пытаясь заставить боль отступить. Но она не отступала.
Когда Дункан закрыл глаза и облизнул потрескавшиеся губы, в его голове начали мелькать образы. Засада. Случилось ли это вчера? Или неделю назад? Он больше не мог вспомнить. Его предали, окружили, заманили обещаниями ложной сделки. Он доверился Тарнису, но Тарниса убили у него на глазах.
Дункан вспомнил, как его люди сложили оружие по его команде, как его удержали, но самым мучительными воспоминанием было убийство его сыновей.
Он снова и снова качал головой, испытывая ужас, тщетно пытаясь прогнать эти видения из своей головы. Он сидел, опустив голову на руки, его локти упирались в колени, и стонал при мысли об этом. Как он мог быть таким глупым? Кавос предупреждал его, но он не внял этому предупреждению, проявив наивный оптимизм, думая, что в этот раз все будет по-другому, что дворянам можно доверять. И он повел своих людей прямо в западню, прямо в логово змей.
Дункан ненавидел себя за это больше, чем мог бы выразить словами. Он жалел только о том, что он все еще жив, что он не умер вместе со своими сыновьями, со всеми теми людьми, кого он подвел.
Шаги раздавались громче и, подняв голову, Дункан прищурился в темноте. Постепенно появился силуэт человека, загородившего полосу солнечного света. Он остановился всего в нескольких метрах. Когда лицо мужчины приобрело форму, Дункан почувствовал отвращение, узнав его. На лице мужчины, легко узнаваемом в своем аристократическом наряде, было напыщенное выражение – то же самое выражение у него было, когда он просил Дункана о царствовании, когда пытался предать своего отца. Энис. Сын Тарниса.
Энис опустился на колени перед Дунканом с самодовольной, победоносной улыбкой на лице, длинный вертикальный шрам на его ухе стал заметным, пока он смотрел на него своими бегающими пустыми глазами. Дункан ощутил приступ отвращения, сгорая от жажды возмездия. Он сжал кулаки, желая наброситься на него, разорвать на части собственными руками этого мальчишку, который был ответственным за смерть его сыновей, за лишение свободы его людей. Кандалы были единственным в этом мире, что удерживало его от убийства Эниса.
"Досада железа", – заметил Энис, улыбнувшись. – "Я склонил колени всего в нескольких дюймах от тебя, а ты не в состоянии коснуться меня".
Дункан смотрел на него, желая что-нибудь сказать, но он был слишком слаб для слов. В горле у него пересохло, его губы потрескались, и ему нужно было сохранить свою энергию. Он не знал, сколько дней он провел без воды, сколько времени он уже находится внизу. В любом случае этот предатель не стоит того, чтобы с ним говорить.
Энис пришел сюда не без причины – очевидно, ему что-то было нужно. Дункан не тешил себя иллюзиями: он знал – что бы ни сказал этот человек, его казнь грядет. Хотя в любом случае он этого хотел. Теперь, когда его сыновья мертвы, а воины заключены в темницу, в этом мире у него ничего не осталось. Он не сможет искупить свою вину.
"Мне любопытно", – произнес Энис своим хитрым голосом. – "Каково это – предать всех тех, кого ты знаешь и любишь, всех, кто тебе доверял?"
Дункан ощутил приступ ярости. Не в силах больше молчать, он каким-то образом нашел в себе силы заговорить.
"Я никого не предавал", – попытался сказать он охрипшим голосом.
"Неужели?" – возразил Энис, очевидно, наслаждаясь этим. – "Они доверяли тебе. Ты привел их прямо в ловушку. Ты отобрал у них последнее: их гордость и честь".
Дункан закипал от гнева с каждым дыханием.
"Нет", – наконец, ответил он после долгого и тяжелого молчания. – "Именно ты отнял у них все это. Я доверял твоему отцу, а он доверял тебе".
"Доверие", – рассмеялся Энис. – "Какое наивное представление. Ты действительно рискуешь жизнями людей из-за доверия?"
Он снова рассмеялся, в то время как Дункан кипел от гнева.
"Руководители не доверяют", – продолжал Энис. – "Руководители сомневаются. Такова их работа – ко всему относиться скептически от лица всех своих людей. Командиры защищают людей от сражения, но руководители должны защищать людей от обмана. Ты не руководитель. Ты подвел их всех".
Дункан сделал глубокий вдох. Часть его не могла избавиться от мысли, что Энис прав, как бы ни тяжело было ему это признавать. Он подвел своих людей, и это было самое ужасное чувство в его жизни.
"Ты за этим пришел сюда?" – наконец, спросил Дункан. – "Чтобы злорадствовать над своим обманом?"
Энис улыбнулся уродливой, злой улыбкой.
"Теперь ты – мой подданный", – ответил он. – "Я – твой новый Король. Я могу ходить куда и когда угодно по причине или без. Мне просто нравится видеть тебя лежащим здесь, в темнице, сломанным".
Каждый вдох причинял Дункану боль, он едва сдерживал свой гнев. Он хотел причинить этому человеку большую боль, чем кому-либо из всех тех, кого он встречал в своей жизни.
"Скажи мне", – сказал Дункан, желая ранить его. – "Каково это убить своего отца?"
Выражение лица Эниса ожесточилось.
"И на половину не так приятно, как видеть тебя умирающим на виселице", – ответил он.
"Значит сделай это сейчас", – серьезно попросил Дункан.
Энис улыбнулся, покачав головой.
"Ты так легко не отделаешься", – ответил он. – "Сначала я увижу, как ты страдаешь. Сначала я хочу, чтобы ты увидел, что станет с твоей любимой страной. Твои сыновья мертвы. Твои командиры мертвы. Энвин, Дадж и все твои люди у Южных Ворот мертвы. Миллионы пандезианцев вторглись в наш народ".
Сердце Дункана упало от слов этого человека. Какой-то части его казалось, что все это какой-то трюк, но он чувствовал, что это правда. С каждым провозглашением он чувствовал, что все глубже погружается в землю.
"Все твои люди заключены в темницу, а Ур подвергся бомбардировке с моря. Так что, как видишь, ты потерпел большую неудачу. Эскалон находится в гораздо худшем положении, чем прежде, и тебе некого винить, кроме самого себя".
Дункана затрясло от ярости.
"А сколько времени пройдет, прежде чем великий притеснитель обернется против тебя? Неужели ты на самом деле думаешь, что ты будешь свободен, что ты избежишь гнева Пандезии, что они позволят тебе быть Королем и править, как некогда правил твой отец?"
Энис широко улыбнулся, он был непоколебим.
"Я знаю, что они позволят", – сказал он.
Энис наклонился так близко, что Дункан ощутил его дурное дыхание.
"Видишь ли, я заключил с ними сделку. Очень особенную сделку, чтобы обеспечить свою власть, сделку, которая будет им дорогого стоить, чтобы ее нарушать".
Дункан не осмелился спросить, что же это за сделка, но Энис широко улыбнулся и наклонился ближе.
"Твоя дочь", – прошептал он.
Дункан широко распахнул глаза.
"Неужели ты и правда думаешь, что сможешь скрыть ее местонахождения от меня?" – спросил Энис. – "Пока мы говорим, к ней приближаются пандезианцы. И этот подарок укрепит мое место во власти".
Кандалы Дункана загрохотали и этот шум эхом разлетелся по темнице, когда он изо всех сил попытался освободиться и ринуться в атаку, преисполненный невыносимого отчаяния.
"Зачем ты пришел?" – спросил Дункан, чувствуя себя очень постаревшим, его голос был надломлен. – "Чего ты хочешь от меня?"
Энис усмехнулся. Он долго молчал, прежде чем, в конце концов, вздохнуть.
"Я полагаю, что мой отец хотел от тебя кое-что", – медленно произнес он. – "Он бы не позвал тебя, не стал бы предлагать ту сделку, если бы это было не так. Он предложил тебе великую победу над пандезианцами в обмен на что-то, он о чем-то тебя попросил. О чем? Что это было? Какой секрет он скрывал?"
Дункан смотрел на него, не колеблясь, ему было все равно.
"Твой отец на самом деле хотел кое-чего", – сказал он, чтобы насыпать соль на рану. – "Нечто благородное и священное. Нечто, что он смог доверить только мне, а не своему собственному сыну. Теперь я знаю почему".
Энис усмехнулся, покраснев.
"Если мои люди умерли ради чего-то", – продолжал Дункан. – "То ради чести и доверия – того, чего я никогда не нарушу. Именно поэтому ты никогда не узнаешь".
Энис помрачнел, и Дункан был рад видеть, что он рассвирепел.
"Ты по-прежнему будешь защищать секреты моего покойного отца, человека, который предал тебя и всех твоих людей?"