- Каков же твой ответ? - холодно спросил Зиплинг.
- Ну, это… Я не знаю… Но ведь когда война начнётся, кто-нибудь нам это скажет? То есть, справедливая она или нет.
- Конечно, - Зиплинг чуть не подавился. - Кто-нибудь непременно скажет. Возможно даже, сам мистер Янси.
- Правда, пап, мистер Янси нам всё объяснит, - с облегчением выдал Майк. - Я могу ещё поиграть?
Наблюдая за отошедшим в угол Майком, Зиплинг повернулся к Тавернеру.
- Знаете, во что они играют? Это Гиппо-Гоппо, любимая игра внука сами-знаете-кого. Угадайте с трёх раз, кто её придумал.
Тавернер помолчал.
- И что вы предлагаете? Вы сказали, что с этим что-то можно сделать.
- Я знаю проект в деталях, - на лице Зиплинга промелькнуло хитрое выражение, потом оно снова похолодело. - Я знаю, как в его работу можно вмешаться. Но для этого кто-нибудь должен держать власти под прицелом. За девять лет я нашёл ключ к личности Янси, ключ к новому типу людей, которых мы здесь выращиваем. Он очень прост. Именно он делает личность достаточно податливой для манипуляции.
- И в чём же он? - спросил Тавернер терпеливо. Он надеялся, что в Вашингтоне всё слышат ясно и отчётливо.
- Всё, во что Янси верит - пресно, вяло, безжизненно. Его идеология на девяносто процентов состоит из воды. Мы приблизились, насколько это возможно, к полному отсутствию убеждений… вы обратили на это внимание. Там, где это было возможно, мы уравновесили или устранили личное отношение, сделав его максимально аполитичным. У него нет своей точки зрения.
- Конечно, - согласился Тавернер, - зато кажется, что она у него есть.
- Разумеется, мы должны контролировать все личностные аспекты; мы хотим получить полноценную личность. Поэтому по каждому конкретному вопросу Янси должен иметь своё конкретное мнение. Основным правилом было то, что Янси всегда выбирает самую простую для восприятия альтернативу, избегая сложностей; взгляд на вещи, который лишь скользит по поверхности, избегая глубоких размышлений.
- Старый добрый убаюкивающий взгляд на жизнь, - подхватил Тавернер, начиная понимать. - Но если вдруг у него появится настоящая точка зрения, которая потребует серьёзных усилий, для того, чтобы её понять…
- Янси играет в крокет, поэтому все вокруг носятся с крокетными молотками, - глаза Зиплинга, казалось, вспыхнули, - Однако предположим на секундочку, что Янси предпочитает играть в кригшпиль…
- Во что?
- Шахматы на двух досках. У каждого игрока - своя доска с полным набором своих фигур. Ни один из них не видит доску другого. Судья видит обе доски, и объявляет игроку, когда тот берёт фигуру, теряет фигуру, пытается ходить на занятое поле или сделать запрещённый правилами ход, а также даёт или получает шах.
- Понятно, - сказал Тавернер, - каждый из игроков пытается восстановить для себя положение фигур на доске противника, фактически играя вслепую. Боже, это должно быть требует напряжения всех умственных сил!
- В Пруссии таким образом обучали офицеров военной стратегии. Это больше чем игра - это всепоглощающая борьба умов. Представьте себе, как Янси вечерком сидит дома с женой и внуком, и играет интересную, живую шестичасовую партию в кригшпиль. Представьте, что его любимые книги - не вестерны, а греческие трагедии, что он слушает баховские фуги, а не "Кентукки - дом родной"!..
- Кажется, я начинаю понимать, - сказал Тавернер, пытаясь не выдать своё возбуждение. - Я думаю, мы можем вам помочь.
* * *
- Но это… незаконно! - воскликнул Бэбсон.
- Абсолютно незаконно, - подтвердил Тавернер. - Именно поэтому мы и здесь.
Он разослал бойцов секретной службы Девятиплана по офисам Дома Янси, не обращая внимания на ошеломлённых сотрудников, неподвижно сидевших за столами, и осведомился через ларингофон:
- Как там у нас всё прошло с шишками?
- Неплохо, - голос Келлмана звучал тихо, как будто бы приглушённый расстоянием от Земли до Каллисто. - Кое-кто успел сбежать и спрятаться в своих усадьбах, но основная часть даже предположить не могла, что мы будем действовать.
- Вы не можете этого сделать! - лицо Бэбсона казалось куском непропечённого теста. - Что мы такого сделали? Закон…
- Мы можем прекратить вашу деятельность, - прервал его Тавернер, - на чисто коммерческих основаниях. Вы использовали имя Янси для рекламы различных товаров. Такого человека не существует. Я расцениваю это, как нарушение установлений об этике рекламной деятельности.
Бэбсон захлопнул рот со стуком.
- Не… существует?.. Но все вокруг знают Джона Янси! Он… - Бэбсон замешкался, - он повсюду!
Внезапно в его пухлой руке появился маленький пистолетик. Он нелепо взмахнул им, но Дорсет неуловимым движением выбил его из руки и пистолет отлетел в угол. Бэбсон зашёлся в истерике.
- Веди себя как мужчина, - сказал Дорсет, застёгивая наручники, но тщетно: Бэбсон слишком ушёл в собственный мир.
Тавернер удовлетворённо направился во внутренние офисы, мимо кучек ошарашенных янсеров, шёпотом обсуждающих происходящее, и обслуживающего персонала. Он кивнул сидящему за столом Зиплингу и глянул на экран. Первый модифицированный гештальт как раз проходил через сканер.
- Итак, - спросил Тавернер, когда гештальт закончился, - как оно, на ваш взгляд?
- Мне кажется, пойдёт, - Зиплинг заметно нервничал. - Надеюсь, мы не слишком резко меняем картинку… в конце концов мы потратили одиннадцать лет, чтобы построить всё это. Разрушать придётся так же постепенно.
- Стоит появиться первой трещине, как всё зашатается, - Тавернер направился к двери. - Дальше справитесь сами?
Зиплинг глянул на остальных янсеров, которые не очень уютно себя чувствовали под неусыпным наблюдением Экмунда.
- Да, думаю, справлюсь. А вы куда?
- Хочу посмотреть, как это будет выглядеть на экране. Как это воспримут люди с улицы.
В дверях Тавернер задержался.
- Делать гештальт в одиночку - работа немалая. Особой помощи вам пока не предвидится…
Зиплинг обвёл рукой комнату; его коллеги уже начали втягиваться обратно в процесс.
- Они продолжат работу. Пока им будут платить зарплату, разумеется.
Тавернер прошёл через холл к лифтам и спустился на улицу.
На углу люди уже собирались у большого экрана, ожидая послеобеденного выступления Джона Эдварда Янси.
Гештальт начался как обычно. Зиплинг, несомненно, был способен сделать прекрасный ломтик гештальта - было бы желание. На этот раз он создал практически весь пирог.
Закатав рукава, в грязных рабочих штанах, Янси склонился над клумбой в своём садике - садовый совок в руке, соломенная шляпа надвинута на глаза - улыбаясь тёплому сиянию солнца. Он был настолько реален, что Тавернер никогда бы не поверил, что на самом деле такого человека не существует на самом деле - если бы не видел, как подразделения янсеров под руководством Зиплинга тщательно и умело создавали его образ с нуля.
- День добрый, - проговорил Янси, вытирая пот с раскрасневшегося лица, и поднялся с колен, разминая затёкшие ноги. - Ну и денёк сегодня, жарче не придумаешь.
Он показал рукой в направлении кучки примул.
- Высаживал их в почву. Неплохая работёнка.
Пока всё шло хорошо. Толпа бесстрастно внимала ему, поглощая их идеологическую подпитку без особого сопротивления. По всей Каллисто, в каждом доме, школьном классе, офисе, на каждом оживлённом углу люди смотрели один и тот же гештальт. Потом будут ещё повторы.
- Да уж, - повторил Янси, - жарища. Слишком жарко для примул - они любят тень.
Камера, чуть отъехав, продемонстрировала, что Янси заботливо высадил примулы в тени гаража.
- А вот мои георгины, - продолжил он своим мягким, добродушным голосом, каким разговаривают с соседом, - любят побольше солнышка.
Вторая камера показала георгины на солнечном участке, в полном цвету.
Янси плюхнулся в полосатый шезлонг, снял шляпу и вытер лоб платком.
- И если бы кто спросил меня, - сказал он, - что же лучше - солнце или тень, я бы ответил ему: смотря кто ты - примула или георгин.
Он улыбнулся в камеру своей знаменитой улыбкой, совсем по-детски.
- Я-то, наверное, примула. Хочется уже отдохнуть в тенёчке.
Зрители впитывали в себя каждое слово. Это только начало, подумал Тавернер, но сейчас Янси начнёт развивать тему. Его улыбка потускнела и совсем пропала с лица, на смену ей пришёл серьёзный, чуть нахмуренный взгляд, означавший, что сейчас будет высказана глубокая мысль.
- И это, знаете ли, наводит меня на разные мысли, - сказал Янси медленно и задумчиво; рука его потянулась к стакану джина с тоником - стакану, в котором ещё несколько часов назад было бы пиво. И рядом со стаканом на столике лежали не "Ежемесячные охотничьи байки", а "Журнал прикладной психологии". Смена реквизита западёт в подсознание зрителей, всё их внимание сейчас приковано к тому, что говорит Янси.
- Я знаю, - говорил Янси, - что кое-кто может сказать, дескать, солнце - это хорошо, а тень - это плохо. Глупости! Солнце подходит для роз и георгинов, но мои фуксии не перенесут жары.
Знаменитые призовые фуксии Янси на мгновение появились на экране.
- Возможно, вы знаете таких людей. Они не понимают одной простой вещи, - Янси, по своему обычаю, запустил руку в копилку фольклора. - Что землянину здорово, то марсианину - смерть. Я вот люблю на завтрак хорошо прожаренную яишенку из пары яиц, чашку сливового компота и слабо зажаренный тост. Маргарет предпочитает хрустящие кукурузные хлопья с молоком. А Ральфу не по вкусу ни то, ни другое, он обожает оладьи. А Фред из соседнего дома, того, что с большой лужайкой, обожает пирог с почками и бутылочку пивка.