Губы ощутили прохладу стекла, ноздри щекотнул манящий аромат исходившей паром жизни. Персефоний жадно припал к стакану и осушил его, содрогаясь от вспышек боли при каждом глотке. Ему тут же стало легче. Шевелиться после перенесенной муки не хотелось, однако взор прояснился, и он начал вспоминать, что произошло.
- А где… - прохрипел он.
- Молчи, - посоветовал Хмурий Несмеянович. - Не знаю, как вам, упырям, удается все это перенести, но голосовые связки у тебя восстановятся в лучшем случае завтра, когда отоспишься. Может, тебе еще стаканчик нацедить?
Персефоний вскинул брови.
- Или это опять незаконно? - спросил Тучко. - Смотри сам, я слышал, что вашей братии для исцеления много крови нужно.
- Только не… ценой убийства… - выдавил из себя Персефоний.
- Да жив он, жив! Почти все живы. Людей я парализовал, лешака оглоушил, эльф с гномом сами удрали. Люди теперь связанные лежат, и уж по стакану с каждого из этих идиотов ты имеешь полное право стребовать. Да, в общем, что тебя слушать? - рассердился он вдруг и удалился в комнату, откуда вскоре вернулся с полным стаканом, который поставил на пол около Персефония. - Захочешь - выпьешь, нет - пускай сворачивается.
Запах ударил в голову молодого упыря. Сейчас, немного отойдя после пережитого, он уже ясно воспринимал действительность, и чутье услужливо подсказало ему: это кровь того человека, что был парализован первым. А сначала Тучко угостил его кровью вислоухого Хомутия, у него, кстати, печень на ладан дышит и сердчишко пошаливает. Зато тот, первый, здоров как бык.
Человеческие болезни (за редким исключением) упырям не страшны, только сильно сказываются на вкусе. Здоровая кровь - деликатес… и лучше всего восстанавливает силы.
Искушение было слишком велико для неопытного, усталого, вторую ночь подряд получающего смертельные ранения упыря. Он нервно обхватил стакан пальцами и влил в себя горячую живительную влагу.
- Довольно, - прохрипел он. - Правда, этого хватит. А где Торкес? - вспомнил он.
- Слева от тебя, в углу. Сегодня в этом доме погиб только он.
- Я… убил?
- Натурально, - подтвердил Хмурий Несмеянович. - Опередил меня. Из всей честной компании именно его я собирался отправить на тот свет без разговоров.
- А почему остальные…
- Да что я, зверь какой, в конце концов? - Тучко выпрямился и отвернулся, но, помедлив, все же ответил: - Они все мерзавцы и ублюдки, почти как я, только все-таки немного похуже меня. Каждый из них заслуживает смерти. Но они - мои солдаты. Моя бригада. Понимаешь?
- Нет, - вздохнул Персефоний и закашлялся.
- Ну и слава богу, незачем тебе, - кивнул Хмурий Несмеянович. - Нам придется уходить отсюда, - сменил он тему, - так что на долгий отдых не рассчитывай. Сейчас я соберу вещи и двинем, а то Гемье и Васисдас остальных приведут. Гном и эльф, - пояснил он.
Персефония больше заинтересовало иное.
- Остальных? - сипло переспросил он, потирая саднящее горло. - Сколько их у тебя в бригаде?
- Гораздо меньше, чем было когда-то, - хмуро ответил Тучко и, вернувшись в комнату, стукнул крышкой сундука и зашуршал тряпьем.
- А Жмур? - спросил Персефоний. - Тоже из бригады?
- Тоже. Да лежи ты спокойно, отдыхай, пока можно! - прикрикнул Тучко.
Персефоний и так уже чувствовал, что пора замолчать. Не из-за горла, хотя и из-за него тоже. Но было в интонации Хмурия Несмеяновича что-то особенное, и он должен был узнать, что именно.
- С этим Жмурием связано что-то еще, верно? Он не просто соратник?
Хмурий Несмеянович не спешил с ответом, и Персефоний уже решил, что ничего не услышит, как из комнаты донеслось приглушенное:
- Он мой брат.
Глава 5
НОВОЕ УБЕЖИЩЕ
Боль отпустила, но Персефоний был еще слишком слаб и не представлял, как перенесет путешествие, оставалось только уповать на то, что у Тучко есть еще одно убежище в этом же предместье. Отрицательный ответ Хмурия Несмеяновича расстроил его, однако тот заявил:
- Но мы его постараемся найти!
Искали на удивление недолго и целенаправленно. Новым приютом оказался постоялый двор, называвшийся "Трубочное зелье", до которого Персефоний доковылял, опираясь на плечо Тучко. Оставив упыря и мешок с вещами в тени под забором неподалеку от ворот, открытых, несмотря на ночное время, Хмурий Несмеянович сунул ему в руку свой боевой посох и сказал:
- Обожди-ка здесь.
Он решительно направился внутрь. Отсутствовал не более четверти часа, после чего приблизился быстрым шагом и поторопил клюющего носом Персефония:
- Шагом марш, да поживее. Держись в тени.
Он повел упыря не к двери, а мимо конюшни - к окну в боковой стене. Окно было открыто, за ним обнаружилась запертая изнутри комната.
- Залезай.
Персефоний послушался. Тучко отправил вслед за ним свой мешок и проворно запрыгнул сам. Плотно закрыл ставни и шепнул - большинство людей, очутившись в темноте, начинают говорить шепотом:
- На столе лампа, зажги, а то я ни пса не вижу.
Желтый огонек высветил бедное убранство покоя: стол, две шаткие лавки, койку с тощим тюфяком и обшарпанный сундук. Пол был грязным, в воздухе стоял кислый запах.
Койку занял Тучко, растянулся на ней, не раздеваясь, и закурил. Вид у него был вполне беззаботный, будто не он совсем недавно чудом выжил в свирепой схватке с бывшими сослуживцами. Военная привычка, решил Персефоний, умение расслабляться и мобилизовываться по желанию. Сам он, несмотря на слабость, отнюдь не чувствовал готовности расслабиться.
- Хмурий Несмеянович, вы уверены, что постоялый двор - надежное убежище? Я всегда думал, что, если кто-то кого-то ищет, с таких мест и начинает.
- Верно, - откликнулся тот, пуская в потолок колечки дыма. - Более того: именно хозяин "Трубочного зелья" меня и выдал. Иначе парни никогда не отыскали бы моего убежища так быстро.
- И вы пришли сюда прятаться? - поразился Персефоний.
- Естественно. В моей бригаде дураков, конечно, не было, но искать меня здесь им и в голову не придет.
- Но сам-то хозяин… Разве можно ему снова довериться?
- Больше, чем кому-либо другому в округе. - Полюбовавшись на удивление упыря, Хмурий Несмеянович пояснил, дирижируя самокруткой: - Порода, корнет, порода, все дело в ней. Понимаешь, если ты прячешься не в лесной глуши, обязательно приходится держать связь хотя бы с одним разумным, потому что тебе всегда нужны две вещи: провиант и сведения. При этом важно помнить, что рано или поздно твой поставщик тебя выдаст. А чтобы точно знать, когда и при каких обстоятельствах он это сделает, нужно его породу понять. Хозяин "Трубочного зелья" - воровской пособник, сам себя считает крупной рыбкой, а на деле - пескаришко. Кой-кто из городских щипачей хабар ему скидывает, вот и все… Да, в общем, что долго рассказывать? - прервал он себя, зевнув. - Порода мелкого хозяйчика жизни, вот что главное. Раскусил я его сразу, как увидел…
- Но все-таки ошиблись в нем?
- Нет, сынок, - усмехнулся Хмурий Несмеянович. - Наоборот: рассчитал с редкой точностью. Как я и ожидал, он промолчал, когда его расспрашивал обо мне один человек, и выдал, когда парни пришли гурьбой. И произошло это именно сегодня.
- Если вы знали это заранее, тогда почему вернулись в тот дом?
- А тебя что, бросить надо было, ошалелого? А ну как ты не очнулся бы до рассвета?
- Значит, это из-за меня вы подвергались опасности?
- Ну, была все-таки надежда, что я ошибся в лучшую сторону. Не ошибся… Но, как видишь, все обошлось. Благодаря тебе же, кстати, так что не морочь себе голову.
- Хмурий Несмеянович, - помедлив, спросил Персефоний, - я все-таки не понял, почему вы решили, что хозяин постоялого двора теперь стал надежным человеком.
- Да не надежным, ну что ты, корнет, в самом деле? Хозяйчики жизни надежными не бывают. Но ты сам подумай: кому придет в голову искать разумного там, где его уже один раз предали? А хозяйчик думает, что я уже всех порешил - к кому теперь бежать? И потом, по их воровским законам, он мне теперь как раб…
- Почему? - не понял Персефоний. - Почему он воровского, как вы сказали, закона слушается, ведь он сам не вор?
- Так я что про породу-то сказал? Ну как тебе объяснить… Таким типам нужно чувствовать собственную значимость. Немножечко власти иметь. Для политики наш хозяйчик рылом не вышел. А вот скупщиком краденого - это ему как раз по мерке. Ему кажется, что воры от него хоть чуть-чуть, да зависят, он и рад, понимаешь? А в глубине души, конечно, знает, что давно увяз по уши и никуда не денется, если что. Вот оно-то, "если что", и наступило, когда я пришел живым и невредимым после встречи с четырьмя бугаями. Психология, корнет, великое дело! Эх-х… - потянулся он. - Все, ты как хочешь, а я намерен отдохнуть. Что сказать хотел: я тебя через окно провел, чтобы никто не видел, как ты слаб. Постарайся не выходить, пока не восстановишься…
Он вдавил окурок в половицу, закрыл глаза и уснул.
Погасив лампу, Персефоний улегся на сундуке, подложив под голову свой мятый сюртук. Он понимал, что не уснет: для упыря, особенно молодого, ночной сон - явление исключительное, и хотел хорошенько обдумать положение, в котором очутился.