* * *
Пока Волошек правил лошадьми да присматривал за подозрительной подводой, Жирмята перезнакомился со всем отрядом и теперь вполголоса делился с другом первыми впечатлениями.
- Что-то нечисто с этим конвоем, - заявил он.
К мнительности товарища Волошек всегда относился серьёзно. Она, мнительность, не раз спасала их шкуры от преждевременной кройки. Но сейчас он не видел причин для волнения. Конвой как конвой.
- Да ты посмотри на них, - убеждал Жирмята. - Это же настоящий сброд. Зачем Тург нанял ханыг, если желал доставить груз в сохранности? Да они высосут всё его чудесное пиво при первой возможности.
- Мы с тобой что, тоже ханыги?
- Мы нет, - нисколько не смутился Жирмята. - Но мы не местные, что с точки зрения нанимателя тот же сброд. Да и не только мы. Вон здоровяк, его зовут Сейтсман, он из варягов. Отстал от корабля и не просыхал потом целый месяц, пока не подвернулась работа. А вон два пустоголовых братца из Чернигова, Борис и Глеб. Знаешь, чем они прославились?
- Ну?
- Служили телохранителями при черниговском князе и по собственной тупости дали его убить на охоте. То есть не подумали, что любимый племянник умышлять против князя станет. Вот и не прикрыли вовремя от стрелы. Это ж надо - родственников не подозревать?
- А остальные?
- Андал, тот, что ворчит всё время, гопник с Борщаговки. Петля по нему скучает давно, да всё не найдут они друг друга. А тот, в чёрном плаще, что сидит рядом с Сейтсманом, он колдун. Назвался Априкорном, но, думаю, не настоящее это имя. Они, колдуны, скрытные до жути, а насчёт имён особенно.
- И что, ханыга?
- Не думаю, - качнул головой Жирмята. - Серьёзный парень. Но никто про него ничего не знает. Откуда он, давно ли в Киеве и что делал раньше? Вот так взять колдуна с улицы? Не понимаю.
- Тург не показался мне дураком, - заметил Волошек.
- Тург не дурак, - согласился товарищ. - И это вособенности настораживает.
* * *
Ночевали возле небольшой берёзовой рощицы. Развели костёр, казан водрузили, сели вокруг. В ожидании ужина знакомились понемногу - не все, как Жирмята, успели это днём сделать.
- А ты, толстобрюхий, ты-то чего в дело полез? - взялся Андал за монаха. - Сидел бы в Лавре своей, в катакомбах, и в ус не дул. Чем плохо? Харч казённый, работы только что молитвы читать. Князь вам сколько мужичья отписал, считать устанешь…
- Грехи заедают, сынок, - смиренно ответил Роман. - Грехи. И в пещерах от них не укроешься, и не всякий грех постом или молитвой упорной искупить можно. - Монах вздохнул и повторил: - Не всякий.
- Ха! Тоже мне, грешник. Да тут любой, кого ни возьми, перегрешит тебя на раз. За один день годовой твой зачин выберет.
- Не скажи, сынок. Коли не знаешь, не говори. Грехами не хвастают. Не меряются.
Черниговские братья, отряжённые в кашевары, разложили по мискам дымящееся варево. Дожидаясь, пока каша немного остынет, наёмники ковырялись в ней ложками.
- В Альмагарде монахов не жалуют, - заметил вскользь Эмельт, до сих пор, казалось, совсем не интересующийся болтовнёй.
- А я и не жалиться туда направляюсь, - возразил Роман.
Что-то в его фразе насторожило наёмников. Всех опередил Рыжий:
- А зачем? Зачем тебе в Альмагард?
- Пиво сопровождаю, - буркнул тот.
Монаху никто не поверил. Разговор вновь умолк.
Хельмут достал матовый кристалл и приложил к уху.
- Вот, пожалуйста, - шепнул Жирмята товарищу. - Откуда у такого пропойцы слухач?
- Мало ли, - пожал тот плечами.
- Да он давно спустил всё что можно, - шептал Рыжий. - Мне Сейтсман рассказывал, они вместе по трактирам шатались. Ни гроша у него за душой не осталось. Одни долги да отрепья.
Ксюша повернулась к Хельмуту и спросила:
- Чего говорят?
Тот по привычке хотел нахамить, но что-то заставило его ответить нормально:
- Уимблдон. Рыцарский турнир на кубок Большого Шлема. Сэр Ругги против сэра Парфинга на мечах. Финальное состязание.
- И кто кого? - поинтересовался Сейтсман.
- Пока поровну. Ругги заработал очко, проведя рубящий удар в бедро, а Парфинг ответил колющим в живот.
- Ругги возьмёт верх, - вдруг вырвалось у Волошека. - Парфинг сильнее на голову, но в финале всегда слишком волнуется, пропуская даже нехитрые выпады.
- Ты почём знаешь? - уставился на него Хельмут. Волошек смутился и замолчал.
- А он с ними бился, с обоими, - встрял Жирмята. - Обоих и одолел.
- Да ну? - не поверил Хельмут.
Остальные тоже недоверчиво посмотрели на друзей.
- Точно, - неожиданно для всех подтвердил Дастин. - Парень выиграл предыдущий Уимблдон. Бился под именем сэра Деймоса.
Орк повернулся к Жирмяте и добавил:
- Именно поэтому Тург и взял вас в отряд, а вовсе не потому, что ты сунул три медяка его секретарю.
Наёмники заржали. Не смеялись лишь Сейтсман и сам Жирмята. А Ксюша впервые посмотрела на Волошека с интересом, отчего тот смутился ещё больше. Он даже нарочно припомнил презрительный плевок и грубость наёмницы, чтобы малость компенсировать нынешнее её внимание и не перекраснеть.
- Так у тебя и кубок серебряный есть? - с восхищением спросил один из братьев.
- Был, - вздохнул Волошек, потирая лоб. - В Бремене заложил, когда деньги кончились.
Чем кончилось у Ругги с Парфингом, они не узнали. Слухач - камень вольный, он блуждает сам по себе и на потребу владельца не работает. Бросив состязание за пять минут до финального гонга, дорогая вещица затрещала девственным эфиром.
Каша остыла достаточно, и народ принялся грохотать ложками.
Подозрительность Жирмяты заразила всё же Волошека. Ища, чем бы отвлечься от неловкости, вызванной оглаской его подвигов, он стал присматриваться к наёмникам. И прежде прочих к напарнику Ксюши. Повадками Хельмут никак не походил на ханыгу. Сколько Волошек ни наблюдал, только больше утверждался в обратном - парню не чуждо высшее общество. И ни нарочито грубая речь, ни лохмотья, ни вонь не могли ввести в заблуждение.
Дорогой и редкий слухач - незначительная мелочь. Волошек гораздо вернее определял подобные вещи по тому, как человек ест. Простолюдин жуёт всем лицом. Он отдаёт себя еде целиком и полностью. Он чавкает, он помогает руками, выковыривая пищу из лабиринта нездоровых зубов и проталкивая в глотку. Простолюдин за едой молчит. Он думает о предстоящей работе, спешит, а грубая и пресная пища не доставляет ему удовольствия.
Человеку же, привыкшему к обществу, такие манеры не подходят. За столом на него смотрят, с ним разговаривают, изысканные деликатесы требуют особого подхода. Только на овладение навыками по вскрытию устриц или омаров тратятся месяцы. Мимика вельможного господина реагирует на слова собеседника, оценивает слухи и сплетни, и даже рот задействован пережёвыванием не полностью, ибо ему, рту, следует время от времени произносить многозначительные реплики, стараясь не угодить при этом крошками в тарелку прекрасной соседки.
Наконец, ему попросту некуда спешить. Ибо и следующий день не готовит ничего, кроме новых приёмов и застолий.
Так вот, Хельмут изрядно сиживал за такими столами. Привычки, манеры, этикет не прикроешь лохмотьями и не вытравишь запахом городского дна.
Конечно, бывает, что в наёмники попадают и люди бомонда. Взять хотя бы его самого. Однако Волошеку незачем прикидываться серой мышкой или рядиться в нищего.
Он присмотрелся к другим. Хех! К простолюдинам можно было отнести, пожалуй, лишь черниговских братьев, да и то с большой натяжкой. Они, жуя пищу усердно, казались от этого несколько простоватыми, но отнюдь не мужичьём.
Скользя взором по лицам наёмников, он вдруг наткнулся на встречный взгляд Дастина. Тот, словно нарочно его поджидал, а когда взгляды встретились, еле заметно качнул головой, мол, отойдём.
Волошек лениво поднялся и, размышляя о возможных причинах, побрёл к командирской повозке. Там уже поджидал Эмельт.
- По лесу без шума ходить умеешь? - спросил подошедший следом Дастин.
- Угу.
- Пойдём, подводу с сеном проведаем. Может, и они разговоры у костра ведут. Вот и послушаем.
Втроём они углубились в лес. Особых усилий хранить тишину в такую сырость от них не потребовалось. Скорее боялись чавкнуть сапогом, нежели хрустнуть веткой. Сделав изрядный крюк, вернулись на дорогу, полуверстой позади конвоя.
Маленький костерок, разведённый в ямке, изредка выбрасывал искру-другую, позволяя разведчикам разглядеть возможных преследователей.
Оба человека уже спали, закутавшись с головой в одеяла. Распряжённые лошадки сонно добирали овёс из привязанных к мордам мешков. С вылазкой наёмники опоздали на каких-то полчаса, если, конечно, Дастин собирался только послушать разговоры.
Как оказалось, орк нашёл чем заняться. Оставив Волошека наблюдать за людьми, он скользнул к подводе и по самое плечо засунул руку в сено. Шарил там долго, но ничего не нашёл. Тем временем Эмельт подкрался к лошадям и сыпанул в овёс какой-то травы. Лошади на эльфа не отреагировали. Собратья Эмельта умели ладить с животными.
- Уходим, - прошептал Дастин.
До самого возвращения никто из них не произнёс больше ни слова. Волошека сжигало любопытство, что за снадобье подсыпал Эмельт лошадям и что надеялся найти Дастин, но он благоразумно промолчал. Чем чреваты лишние вопросы, выяснилось скоро.
- Ты где был? - встретил товарища скучающий Жирмята.
- Так, отлучился по нужде.
- На полтора часа? - прищурился Рыжий. Он почуял запашок тайны и готов был вонзить в неё зубы.
Тут подошёл Дастин и с улыбкой, похожей на оскал, ткнул в Жирмяту когтем.