Империя Марледай вознамерилась сжать в своем кулаке все земли и все страны, весь мир от одного края света до другого, если они только есть, эти края, и гордое северо-западное королевство, невзирая на всю свою гордость, ей в этом не помеха. Пришедшие с юга войска растопчут Иберлен, добавив его к сонму захваченных провинций. Иберлен падет, как уже пали королевства Лумей, Бритер, Гарланд.
- Милорд регент, - Виллем глубоко и с почтением поклонился, - совет вновь собрался и ожидает лишь вашего присутствия.
Совет… Одно это слово заставило душу Камбера сжаться от боли, и герцогу пришлось приложить усилие, дабы и тени чувств не отразилось на его нарочито невыразительном лице. Старые друзья, союзники, родичи. Братья, все равно что братья. Неужели они не понимают, на какое безумие готовы пойти? Неужели желание жить затмило им разум? План спасения, принять который предлагало большинство входивших в Коронный совет вельмож, представлялся Эрдеру предательством памяти всех, кто погиб на этой войне, и предательством чести всех, кто еще оставался в живых. Он спорил, возражал, приводил доводы, едва не срывался на крик - все было тщетно. Его не слушали, а вернее не слышали. Лорду Камберу казалось, что он говорил со своими соратниками на непонятном им языке.
- Хорошо, - Эрдер надел регентскую цепь, опустившуюся на плечи тяжелыми металлическими звеньями. Тот, кто делал эту цепь, меньше всего заботился об удобстве ее носителя. И правильно делал. Власть - это ответственность, а не привилегия. Жаль, этого не понимают те, кто столь рьяно ее добивается. - Проводите меня, капитан.
Блейр Виллем вновь поклонился. За семнадцать лет службы он превратился в тень герцога, столь же неотступную и неотделимую, как и та, что сопутствовала Камберу от рождения. Эрдер доверял капитану своей личной охраны точно так же, как себе самому, если не больше. Он даже представить не мог Виллема на ином месте, нежели у себя за спиной. Герцог сбился со счету, сколько раз Блейр спасал ему жизнь - и в гуще боя, на полях сражений, и от кинжалов и стрел наемных убийц.
Блейр - единственный, кому еще можно доверять. Раз уж Айтверн пошел вместе с большинством. Раз уж Айтверн готов пожертвовать честью.
Коронный совет, составленный из наиболее знатных и могущественных дворян королевства, собрался в Большом Зале, под сенью знамен с вышитым на них яблоневым деревом. То были королевские знамена, стяги дома Карданов, правившего страной многие сотни лет и пресекшегося с гибелью короля - два месяца назад, в осенней грязи и слякоти на Дрейданском поле. Херрик Кардан никогда ничего не боялся и ни перед кем не отступал, он жил, как истинный рыцарь, но жизни той оказалось отпущено слишком мало. У него не было жены, у него не было сына, у него не осталось в живых братьев, и венценосная кровь, вылившаяся из проломленных копьем безвестного имперского пехотинца доспехов, навсегда утекла в размякшую землю.
Они не стали избирать нового короля. Когда привычный мир рушился прямо на глазах, это казалось предательством памяти Херрика. Тогда они предпочли оставить престол пустым, а вопрос о его наследовании - зависшим в воздухе. Даже герцог Айтверн, чья семья издавна была опорой правящей династии, не стал претендовать на престол. Но сейчас Коронный совет вновь стал рассматривать вопрос наследования, и при одной только мысли о претенденте, которому собравшиеся здесь вельможи собирались вручить королевский титул, герцога Шоненгемского начинало мутить от ярости.
Пока от Камбера Эрдера что-то зависит, пока он жив, он не допустит, чтоб дворяне Иберлена приняли предложенную им сделку. Лучше погибнуть, сражаясь с врагом, чем замарать свое доброе имя, предать память о прошлом и остаться жить.
- Милорд, - герцог Радлер Айтверн раздвинул тонкие губы в церемонной улыбке, - рад, что вы присоединились к нам. Желаете выпить глинтвейна? Сегодня несколько прохладно, - подтверждением его слов служил выступивший на щеках Радлера румянец.
- Я не нуждаюсь в глинтвейне, - сухо ответил Камбер, занимая свое место во главе стола. Виллем встал в трех шагах позади него. - Это моя родина, Радлер. И мне здесь не холодно.
- Воля ваша, - Айтверн вновь улыбнулся. Улыбка вообще никогда не сходила с его лица, и эти безнадежные дни не стали исключением. Порой смех Радлера вселял надежду и поднимал дух, но куда чаще раздражал, а сейчас и вовсе показался бы издевательским. Кем нужно быть, чтоб согласиться продать страну чужеземному чернокнижнику и при этом продолжать радоваться жизни?!
Радлер сидел в противоположном конце зала, окруженный своими вассалами. Он словно нарочно выбрал место в самом низу стола - прямо напротив регента. Герцог Западных Берегов был облачен в родовые алые и золотые цвета, сплошь бархат и шелк. Фамильные светлые волосы, скрадывающие и делающие незаметной легкую пока еще седину, рассыпались по плечам. Пальцы Айтверна, пребывающие в неизменном движении, то и дело касались висящего у него на груди медальона, украшенного гербом дома - расправившим крылья драконом.
Эрдер заставил себя отвести взгляд от старого друга. Друг этот стал сейчас немногим лучше врага, потому что решение, к которому Радлер склонял совет, являлось безусловным злом. Но любого врага можно вызвать на поединок и пронзить мечом, остановив распространение подогреваемой им смуты, а что делать с человеком, с которым не один пуд соли вместе съел?! С которым дружил с раннего детства, и которого не мыслил увидать среди противников?! И с которым теперь, в это трижды проклятое "теперь", придется бороться любой ценой во имя спасения их общей чести. И хорошо, что бороться только словом, а не сталью.
- Вы достаточно много времени провели у себя, размышляя. Скажите же, каково ваше окончательное решение, милорд? - подал голос Ральф Блейсберри, чья семья всегда была верным вассалом дома Эрдеров, а он сам - верным вассалом Камбера. Граф Блейсберри сидел по правую руку от регента, так близко, что можно было услышать его дыхание, но, как и все остальные, принял сторону Айтверна.
- Мое решение остается неизменным, - тяжело ответил герцог. - Мы никогда, вы слышите - никогда, не согласимся на предложение Ретвальда. Да я скорее позволю имперцам сжечь весь Иберлен дотла, а пепел его засыпать солью, нежели увижу на престоле Херрика эту бледную тварь! Мне стыдно слушать вас и видеть вашу трусость. Вспомните о том, кто вы есть, господа! Никогда наши предки не ползали на коленях перед всякой мразью, и не нам нарушать их обычаи. Закроем этот разговор раз и навсегда. Предлагаю прекратить впустую сотрясать воздух и перейти к обсуждению насущных дел. Например, к планированию весенней компании. От моих капитанов поступил ряд предложений, которые было бы полезно нам всем рассмотреть. А о том, что говорилось здесь раньше, и думать забудьте.
По залу волной прокатился шепот - совсем тихий во главе стола, он тем усиливался, чем ближе приближался к месту, где замер герцог Запада. Радлер Айтверн сидел в кресле ровно, будто насаженный на копье. Его доселе блуждавшие тут и там ладони легли на самый край стола, скованные несвойственной им неподвижностью. Внезапно старый друг показался Эрдеру очень молодым - куда моложе истинного своего возраста, куда моложе даже собственного сына и наследника, не присутствующего на совете. Радлер выглядел совсем еще юнцом, мальчишкой. В точеных чертах лица, выдававших родство с эльфами, обозначилась беззащитность. Но вот Радлер тряхнул головой, и наваждение пропало.
- Мне кажется, - сказал он, и в мелодичном голосе зазвенели серебряные колокольчики, - мне кажется, у нас найдется куда более животрепещущая тема для разговора, нежели весенняя кампания. Потому что, как к ней ни готовься, весна все равно не принесет нам ничего иного, кроме смерти. Давайте посмотрим правде в глаза, милорды. Лгать себе самим - последнее дело, а мы сейчас только этим и занимаемся. Мы проиграли эту войну. Нас убьет если не голод, то штурм, а если не штурм, то осада. Нам некуда отсюда бежать, а осаждать нас здесь имперцы смогут долго. Мы не продержимся и до лета. Наш единственный оставшийся шанс - чтобы кое-кто все же предоставил нам обещанную им помощь. Вы знаете, о ком я говорю.
Да, они знали.
Бердарет Ретвальд. Так звали никому не известного бродягу, проходимца без рода и племени, явившегося ко двору Херрика через неделю после того, как Марледай объявила войну Иберлену. Бледный, слабый телом, побитый жизнью невзрачный человек в черных одеждах, потребовавший аудиенции у его величества. Ретвальда впустили, Херрик был не из тех королей, что прячутся от народа за семью стенами. Эрдер помнил, как этот ублюдок стоял на беломраморных плитах тронного зала, в столице, в оставленном ими позже, в начале ноября престольном городе Тимлейн. Незваный гость стоял, небрежно потирая пальцами подбородок и задрав нос до потолка. Надменно кривил губы, ронял с них презрительные фразы, будто говорил не с первыми рыцарями Иберлена, а с равным себе сбродом.
Ретвальд сказал, что он чародей. Маг. Прошел обучение в каком-то тайном волшебном ордене за многими морями, и является одним из сильнейших мастеров в своем ремесле. Двор ответил на его слова презрительным хохотом. Волшебник! Подумать только, волшебник! Ну и ну, вот это новость! Да все люди во всех просвещенных землях, начиная с самого несмышленого ребенка и заканчивая дряхлейшим из стариков, знают, что последний чародей на земле сгинул семь столетий назад. Да, когда-то на свете жили волшебники, укравшие секреты своего мастерства у фэйри. Но они были горды и надменны, и истребили друг друга в междуусобных войных. Семь столетий назад закончилась последняя Война Силы, в которой уже не нашлось победителей. После этого всякая магия отошла в область сказок. Ни один здравомыслящий человек не поверит теперь в ее существование, и нужно быть полным безумцем, чтоб называть себя магом.