Я, проклиная себя за глупость, протиснулась в образовавшуюся щель. Наверно, бабушка опасалась воров или шпионов, потому что, быстро захлопнув за мной дверь, и пару секунд провозившись с замками, она надолго приникла к глазку. Наконец, оторвавшись от увлекательного вида на пустую лестничную клетку, старушка бодро потопала вперед по темному коридору.
- Чавой замерла? Я чай не куница - за руку не тяпну. Обувку сымай и в комнату иди, - деревенские интонации, внезапно прорезавшиеся в ее голосе, только прибавили беспокойства. Бабушка явно была так же далека от сельской жизни, как Леонардо ди Каприо от основ квантовой физики.
Послушно скинув кроссовки и повесив куртку на свободный крючок вешалки, я тихонько прошла вглубь квартиры. Подозрительная старушка уже ждала меня в одной из комнат.
М-да, обстановочка тут была что надо. Единственное, чего не хватало для полноты картины - пыльного чучела нильского крокодила. Круглый стол темного дерева стоял ровно в центре комнаты. Массивный, вычурный, словно сошедший с каталога антикварной лавки. На нем поблескивала зеркальцами странная конструкция из реторт, трубок, осколков и колб. Из сосуда в сосуд вяло перетекала какая-то синяя жидкость. Запах от этой "лаборатории юного алхимика" исходил премерзкий: помесь розовых лепестков, корицы и сгнившего мяса. Не выдержав, я прикрыла нос рукой.
- На диван садись! Чавой встала столбом в дверях!
Диван обнаружился в углу комнаты, между закрытым черными шторами окном и старинным торшером с проеденным молью абажуром. Усидеть на предложенном месте оказалось проблематично. Этот предмет мебели был на последней стадии разложения, или разрушения - не знаю как правильно применять это понятие к семейству кроватно-кресельных. Две пружины, давно мечтавшие исполнить роль подручных инквизитора, тут же впились в меня. Конкретнее - в спину и еще одно место. Я поерзала, стараясь найти такое положение, при котором присутствие этих железяк было бы не столь неприятным. Ничего не вышло, к первым пружинам сразу присоединились все их забытые в недрах дивана подружки.
- Чавой у тебя стряслось, родная? - последнее слово прозвучало из старушкиных уст как "черт бы тебя побрал". - Небось, разлучница зазнобу умыкнула? А он, как телок на веревочке, вслед пошел? Это не беда, все поправим. Бабка Аглая на то тут и приставлена, чтоб у девиц все в порядке было. Как хлопца-то кличут? - барабаня эту скороговорку, она одной рукой переставляла на столе колбы, другая же была занята колодой больших толстых карт с черными "рубашками" и тонким золотым узором по краям.
- Никак не кличут, - честно призналась я. "Хлопца" на данный момент у меня не было. - Я из-за другого пришла...
Старушка не дала мне закончить:
- Экзаменов, значит, страшишься? Есть у меня один оберег дивный, никому не отдавала, жалко было. Но такой хорошенькой девушке так и быть - подарю. Почти задаром!
- Я не боюсь экзаменов, - вся эта глупая ситуация стала всерьез меня раздражать. - Не хочу устраивать наводнение в Африке, становиться кинозвездой и выходить замуж за Орландо Блума! Я просто хочу, чтобы меня выслушали.
"Божий одуванчик" перестал изображать бурную деятельность и внимательно на меня посмотрел.
- Так говори, - хмыкнула старушка. - Тебе рот не затыкают, - она обиженно поджала губы и, грохнув ретортой об стол, уселась на колченогую табуретку.
- Я нахожу ножи...
Весь рассказ занял не больше пяти минут. По мере того, как я говорила, выражение лица бабушки пережило изменения от высокомерно-презрительного до искренне-заинтересованного.
- Хочу, чтоб вы сняли с меня эту порчу. Надоело. Хочу как все - спокойно, тихо и буднично. Что бы никаких ножей! - чуть не плача, я закончила свой рассказ и уставилась в пол. Почему-то было очень стыдно: пришла к постороннему человеку, вывалила на его плечи проблему, о которой не рассказывала даже самым близким подругам, и еще ожидаю помощи.
- Очень интересно, очень, - бормотание старухи потонуло в звоне стекла. Я подняла взгляд. Хозяйка квартиры, со скоростью, не достойной ее почтенного возраста, снимала со стола всю свою лабораторию. - Первый раз с таким сталкиваюсь. Нет, люди разные приходят. Беды разные - сын или муж запил, завистники на работе заели, машину угнали, близкий человек без вести пропал. Все ко мне идут и у каждого проблемы, но вот чтобы такие... Очень интересно! - перенос колбочек на пол завершился. На темную столешницу были водружены: витой подсвечник с двумя рожками, катушка ниток и простенькое алюминиевое колечко. - Когда последний раз что-то находила?
- Сегодня, - пропавшая робость снова накатила на меня. С этой бабушкой определенно было что-то не так: пропадающий деревенский говор, резкая смена поведения, невесть откуда появившаяся в голосе приветливость - я уже ничего не понимала. - Прямо в вашем подъезде. Вот, - я вытянула из кармана маленький перочинный ножик с яркой ручкой из красной пластмассы, - на ступеньках лежал.
- Очень хорошо! Давай сюда, - старушка буквально выхватила у меня из рук швейцарскую безделушку. - Никогда о таком не слышала. Нет, есть у меня знакомая, так она людей помогает найти. Посмотрит на фотографию пропавшего и скажет, жив ли он и где примерно находиться может. Да что в этом толку? К примеру, скажет: севернее города, в районе пяти-десяти километров. Не побежит милиция обыскивать такую территорию, у нее своих хлопот до горла. Да и кто гадалке поверит? Вот если родственники у человека богатые окажутся, сами поиски организуют - вот тогда и пропавший находится. В пяти случаях из десяти ее предсказания верны. Статистика, конечно, неточная, но что поделаешь, ворожба не математика: формул нет, расчетов и теорем тоже, только тонкая ниточка. Ошибся раз - она и порвалась.
Старушка расположила подсвечник ровно в центре стола, достала из кармана вязаной кофты две свечи из коричневого воска и стала неспешно обматывать одну из них ниткой.
- У многих дар такой, нестойкий. У меня, к примеру, тоже. Вроде и беда одинаковая: одному помогла, а второму - хоть лоб расшиби - не получается и все тут. А у тебя другое, - нитка ровными рядами ложилась на свечу, глубоко врезаясь в мягкий воск, а бабушка продолжала рассуждать. - Если не обманываешь, а я по глазам вижу - правду говоришь, то значит у тебя дар постоянный. Просто выражен иначе. И не смей такой талант порчей называть. Сглазишь еще. Чудеса - они не любят, когда про них дурное думают. Пропадают, словно их и не было.
- Так мне и надо, чтоб пропало, - возражать было немного боязно, но я решилась. - Сколько можно? Весь дом, как филиал музея холодного оружия. Тем более примета есть...
- Вот ты о чем, - старушка бросила на меня быстрый взгляд и снова вернулась к своему занятию, - примета... Много их, примет. Ты про какую? Нельзя сталь дарить - беду в чужой дом приведешь? Или боишься, что оборотень на огонек заглянет, если семь ножей вкруг лягут? Или, - старушка перекусила нитку и наткнула ставшую черной свечку на штырек, - нож найти - любовь потерять? Глупости это. Брешут завистники, а ты мучаешься.
- Сбывается ведь, - пробормотала я, понимая, что уж об этом постороннему человеку знать совершенно не обязательно.
С самого начала все пошло наперекосяк. Идея дурацкая, колдунья ненормальная, да и я не лучше.
- Что сбывается? Мальчик бросил? Так это с кем угодно приключиться может. Думаешь, одна ты такая? Ко мне за день десяток девчонок приходит, и половина из них куда посимпатичней тебя будет, - бестактно заметила старушка, - а проблемы все те же. Обидел, разлюбил, увели... У тебя не пустяк, не шелуха луковая, а дар! Настоящий, не стекляшка-пустышка.
- Хочу, чтоб не было этого "дара". Совсем. Не нужны мне такие чудеса, - упрямо повторила я.
- Ну, дело твое, - старушка внимательно оглядела вторую свечку и, удовлетворившись качеством обмотки, наткнула ее на штырек. - А мое дело - понять, откуда в тебе дар взялся ж как его убрать можно. Дурную ты мне работу предлагаешь, бессовестную... Кстати, как тебя по имени?
- Аня. Аня Семенова.
- А меня Аглаей Андреевной звать. Ну, вот, Анюта, все готово. Сейчас я свечи зажгу, а ты ровно между ними смотри и постарайся не моргать.
Чиркнула спичка, и к многочисленным ароматам комнаты добавился едкий запах сгоревшей серы. Фитильки свеч занимались неохотно, и старушке приходилось подолгу держать спичку рядом с каждым из них. Я послушно смотрела между двух неярких язычков пламени, изо всех сил стараясь не моргать. Опыт, приобретенный в младших классах во время постоянных игр в "гляделки", пришелся как нельзя кстати. В противоположной стене комнаты, которую я была вынуждена рассматривать, ничего примечательного не было: старенькие обои в когда-то жизнерадостный, а теперь покрытый пятнами и трещинами узорчик, пучок сушеной крапивы и простенькое бра с плафоном, покрытым пылью.
Краем глаза я заметила, как старушка, пробормотав что-то себе под нос, поводила руками над ножиком и осторожно положила его прямо на свечи, немного с краю, чтоб пламя не касалось лезвия и пластмассовой ручки.
- Не надо... - начала я, полностью уверенная в том, что делать этого ни в коем случае нельзя. Договорить я не успела: резкая боль раскаленной иголкой прошила сзади шею, потом стежками спустилась по позвоночнику и завязалась узлом в животе. Сердце гулко стукнуло о ребра и забилось в сумасшедшем ритме. Комната перед глазами поплыла: склянки на темном паркете, встревоженное лицо старушки, которая что-то мне кричала, шторы, опять склянки и очень яркие, словно звезды сентябрьской ночью, язычки пламени на свечах. Потом все смазалось, слилось и только огоньки продолжали оставаться такими же ослепительными, лишь цвет поменяли на изумрудно-зеленый.