Взор отца Логгина запылал. Он зело любил дискуссии! Но вящей того любил отец Логгин наставления.
— Сей казус задал тебе сам лукавый! — радостно констатировал отец Логгин, предвкушая эффектное его разъяснение. — Любой плод и любое семя — от Бога. Но, завладеть им может и бес! И тогда плод сей и семя сие становится от дьявола.
Полюбовавшись с мгновение на завершенность и афористичность своей формулировки, отче взглянул на Феодосию.
— Понятно тебе?
— Понятно, — заверила Феодосья. — А как, батюшка, угадать, от Бога, положим, овощ яблочный у меня в руке али от лукавого?
— А это, смотря, кто тебе его вручил: коли Господь, то — от Бога. А коли черт, то — от лукавого. Уразумела?
— Уразумела, отче. А как узнать, кто из них вручил мне плод? Если, к примеру, Кузьма мне его дал на торжище?
Отец Логгин с тонким свистом втянул носом воздух.
— Если, в грехе заполучила ты плод сей, то вручил его бес, а если в богоугодном деле получен плод, то ниспослал тебе его Господь наш, — возвышая глас, но не теряя самообладания, произнес отец Логгин.
— А если плод сей — репейник, который аз выпалываю с огорода?
— Если выпалываешь, се — от Бога мурава. А если засеваешь — от черта сей чертополох.
— А скверны семенные?
— Если в грехе они истицают, се — от лукавого, — нетерпеливо воскликнул отче. — А если не в грехе, се — от Бога. В рукоблудии, сиречь в малакии, семя истекает скверно, потому что истицает оно к чертям собачьим! Поняла?!
Отцу Логгину и не понятно было, как мог он еще недавно очароваться такой бестолковой женой!
— Поняла, отче, — проникновенно ответила Феодосия. — Мне еще никто никогда так ясно все не разъяснял!
Отец Логгин смягчился.
— Добро… Всегда вопрошай отца своего духовного, если в чем сомневаешься. Гм…
«Глаголет священник, перечисляя грехи по единому, вопрошает тихим гласом», — напомнил себе отец Логгин и вновь принялся исповедовать рабу Божью Феодосию.
— Ходила ли ты к волхвам, чародеям, кудесникам, баальникам, зелейникам либо знахарям?
— Грешна, отче, ходила единожды. Но не по своей воле, а просьбою золовки. Брала у зелейницы травяное снадобье, дабы лечить золовке телесный недуг.
— Се грех! Недуги, духовные либо телесные, врачевати обязано словом Божьим либо мирро святым.
— А разве, отче, не грех мирро к аке… афе… к оходу прикладывть? У золовки чирей в оходе леший надавал!
— Опять ты леших языческих поминаешь! Наказывает, суть недуги насылает, Бог!
— А я так думаю, что, если чирей на носу или в подпупии выскочит, то — Божье наказание, а если в задней дыре — дьявола козни.
— Казус сей не прост, — сокрушенно вздохнул отец Логгин. — Думаю, то Бог чирей наслал в афедрон в назидание золовке, дабы продемонстрировать силу свою даже и во владениях дьявола. Мирро, пожалуй, в сем месте будет неуместно. Впрочем, с сиим надо свериться у Иоанна Постника.
— Отец Нифонт говорил, что на все вопросы есть ответ в святом писании. Может, и насчет чирья там прописано?
— Насчет чирьев сей час не припомню, — отцу Логгину не хотелось признаваться Феодосье, что книга книг упустила такой животрепещущий вопрос… — Как бы то ни было, за зельем ходить — грех великий.
— А что же делать? Золовку аж грызло!
— Молиться!
— А царский лекарь царя нашего — батюшку, Алексея Михайловича, чем врачует? — встрепенулась вдруг Феодосия, и глаза ее заблестели любопытством. — Али не травами?
Отец Логгин закашлялся.
— Гм… Хм… Государь наш светозарный, Алексей Михайлович, — Бога посланец на земле, следовательно, его лечение — суть Божьими руками. Вестимо, не все травы — зелия кудесные.
Эта мысль приободрила отче.
— Лавр, виноград — суть древа едемские, божественные. А за поход к травнице налагаю тебе епитимью в сорок земных поклонов на три седьмицы. Гм… Упивалася ли без памяти?
— Нет, отче мой господин.
— Или на восток мочилась?
— Нет.
— Или на восток изпражнялась?
— Что, отче?
— Калилась на восток, суть смердила?
— Ой, нет, батюшка.
— На ногу кому вступала с похотью?
— С похотью — нет, — заверила Феодосья, — а вот…
— Ладно, ладно, без похоти вступить — то не грех, — замахал рукой отец Логгин, опасаясь новой дискуссии.
— Нечистая, в церковь ходила?
— Ни единожды.
— В нечистотах кровяных с мужем грех творила?
— Нет, отче.
— Добро… Всякий, кто с женой во время месячных луновений будет и зачнет ребенка, то да будет прокажен, и родители да имут епитимью до три лета.
— А, прокажен который будет? — с волнением уточнила Феодосия.
— Чадо.
— А чадце чем виновато? Этого я не понимаю.
— Чадо за грех родителей перед Богом отвечает, али ты того не знаешь?
— Но, чадо же не знало, что его в грехе зачинают? Он бы, может, и нарождаться не стал, кабы ведал?
— Ересь! Чушь собачья! Прости мя, Господи… Или с мужем была в пятницу, в субботу или в воскресенье?
— Не была.
Отец Логгин на время задумался. Надо бы предупредить рабу Божью Феодосию, чем чревато соитие в эти дни недели. Но Отец Логгин опасался нового словесного казуса. Наконец долг наставления взял верх.
— А если зачнется ребенок, то будет он либо разбойник, либо вор, либо блудник, — быстро произнес отче, рассчитывая избежать заминки.
Но Феодосия не смогла оставить без размышления такую информацию.
— А бийца в какой день зачинается?
— Драчун? Сие в независимости от того, — витиевато ответствовал отец Логгин.