– Да, нужен ли мир между людьми и саури? После десятилетий войны, истощившей наши ресурсы, унёсшей лучших из лучших, тех, в ком не угасло благородство и доблесть?
– Вы спрашиваете меня, правитель?!
– Ты – офицер. Воин кланов. На войне со своего совершеннолетия. За твоими плечами не одна операция, не одно сражение. Ты видел все стороны войны своими глазами. Так решись и скажи: примешь ли ты мир? Хотя бы в одном месте галактики, кейор?
Офицер, спохватившись, опустил голову и глухо ответил:
– Пусть это идёт вразрез со всем тем, что впитано мной с молоком матери, правитель… Но… Я сидел за одним столом с человеком. Ел одну с ним пищу. Пил один и тот же напиток. Видел ребёнка от принцессы и человека. Одновременно с капитаном земных войск. И… Мы оба остались живыми. Не сцепились в смертельной схватке. Наши воины подчинились и саури, и человеку. – Мгновение мучительно долгой паузы. Затем ровный голос: – Это возможно, правитель. Пусть и звучит кощунственно.
– И ты прав, кейор. Экономика кланов на последнем издыхании. Ресурсы истинных и высоких истощаются. Отмечены волнения на граничных территориях. Уже пятьдесят лет мы не посылаем экспедиции за пределы нашего ареала обитания, потому что у нас нет возможности и средств снарядить межзвёздную колонну. Все силы и средства уходят на войну. На смерть и разрушение. И думаю, у русских ничуть не лучше. К тому же они окружены враждебными им владениями, которые спят и видят, как бы захватить себе звёздные системы, принадлежащие империи. Поэтому, похоже, и император людей пошёл на столь беспрецедентный шаг, даровав статус нейтрального этому миру. Уверен, что и русским приходится делать выбор, перешагивая через себя. Здесь я очень хорошо понимаю Неистового. – Вождь замолчал, потом твёрдым голосом завершил аудиенцию: – Пусть Фиори станет нейтральным миром, где не скрестятся в поединке мечи людей и клинки саури. Попробуем провести подобный эксперимент. Можешь идти, кейор. И храни молчание до утра.
– Как пожелаете, повелитель.
Димал ас Сарейян поднялся с колена, отвесил низкий поклон, вышел. Правитель встал, взял памятный кристалл, вставил его в проигрыватель. Затем долго всматривался во вспыхнувшее изображение маленькой, совсем крохотной девочки, отыскивая с каждым мгновением всё больше сходства со своей дочерью.
– Внучка… – прошептал он. – Моя внученька…
Улыбающееся лицо повзрослевшей дочери. Её сияющие радостью глаза. Счастливая улыбка, обращённая к мужу… К человеку… Вождь вождей всматривался в лицо Атти дель Парды, пытаясь понять, что он за… человек… Но так ни к какому выводу так и не пришёл. Картинка упорно не хотела складываться.
Наконец послание закончилось, замелькала короткая строчка цифр, мгновенно впечатавшихся в изощрённую память старого саури… Выключив аппарат, он спрятал кристалл в сейф тайника, о котором знал только он, затем вызвал начальника личной службы безопасности и распорядился подготовить двойника на пару-тройку дней. Вождь вождей решил совершить то, что никому не придёт в голову, – дедушка собирался навестить свою внучку. Сам. Лично. На планете Фиори…
Глава 2
Атти ласково разгладил большим пальцем неожиданные морщинки на лобике своей жены и спросил, отодвигая в сторону пустую чашку:
– Ты чего такая озабоченная? Проблемы с детьми?
Ооли отрицательно качнула пышной волной пепельных волос и тихо произнесла:
– Надеюсь, ты выиграл…
Мужчина улыбнулся:
– По поводу нейтралитета Фиори? Были сомнения? Зря. Поверь, я никогда не блефую, и всё было просчитано не один раз.
Глаза супруги округлились от изумления.
– Это как? – Её мужчина открывался с неожиданной стороны.
Улыбка Атти стала ещё шире, ему нравилось удивлять свою половинку.
– Очень просто. Насколько мне известно, уже почти век не было открыто ни одного нового месторождения новых огненных камней. При мне как-то случайно проскочило сообщение, что где-то, как-то вроде бы изыскатели наткнулись на пару камешков в одном из астероидных поясов… – Дель Парда замолчал, провоцируя супругу, и та сразу попалась в нехитрую ловушку.
– И? – с нетерпением выпалила саури, забыв про любимую плюшку в руке.
– Да ничего. Всю звёздную систему перетряхнули сверху донизу, как и ближайшие в округе на десяток парсеков. А толку – пшик. Угрохали ресурсов, сил, энергии… – Вдруг рассмеялся, чуть не схватившись за живот: – Знаешь, это была интереснейшая операция!
Ооли надула губки:
– Спецоперация?
Муж кивнул:
– Теперь можно рассказать. Мы подсунули камни старателям из Американской демократии. Те как раз собирались в очередной раз пощипать наши окраины. В смысле – империи. Ну и вместо того, чтобы бросить все силы на флот, их вложили в разработку "перспективнейшего", как трещали все их средства массовой информации, месторождения.
Теперь звонко рассмеялась и саури:
– Представляю их лица, когда всё всплыло.
Муж стал серьёзным:
– Прости, милая, но теперь кроме наших об этом известно и тебе. Так что, пожалуйста…
Супруга понятливо кивнула, но улыбка больше не сходила с её точёного личика, и Атти в очередной раз порадовался про себя, что ему так повезло с женой. С сожалением взглянув на высокий кофейник, поднялся. Ооли сразу отреагировала:
– Ты куда?
Муж вздохнул: уходить от своей половинки не хотелось, но, увы, – долг властителя звал…
– Схожу к Диме. Есть дело к нему.
Жена поняла: Атти рассказывал, что в той, прошлой жизни они были закадычными друзьями, поэтому кивнула, только для порядка проворчав:
– Сильно не напивайтесь там.
Дель Парда развёл руками:
– А это уж сколько влезет.
И, увернувшись от брошенной в него салфетки, засмеялся, подмигнул нарочито сердито надувшей губы жене и исчез за дверями личных покоев.
…Дмитрий, откровенно говоря, был в растерянности: его старый друг стал совсем другим. Нет, внешне этот Атти дель Парда выглядел точь-в-точь как Максим Кузнецов десять с лишним лет назад, когда его отправили в ту самую проклятую командировку, Морана её побери! Откуда бравый и, что там говорить, отчаянный майор так и не вернулся. Перед этим Макс долго провалялся в госпитале и, по совести, потянуть выпадающие на долю имперских спецов нагрузки не мог ещё долго. Каким чудом ему удалось уломать детей Эскулапа выписать его в родную часть, знает только сам Кузнецов. Впрочем, несмотря на это, командир их части, генерал Стороженко, прекрасно всё понимал и отправил Макса куда подальше при первой же возможности. Эта оказия и оказалась тем самым рейсом на транспортном корабле, перевозящем экспериментальную установку по пересадке психоматрицы, или, по-простому говоря, души в другое тело. Сам проект откровенно вонял. Рогову было не по душе то, на что замахнулись молодые гении, и, услышав о том, что транспортник бесследно исчез, тогда ещё старший лейтенант испытал двоякое чувство: радость и облегчение, что эксперименты навсегда закрыли, и горе и ощущение потери от пропажи Макса. Долгое время он не мог смириться с тем, что больше весёлый голос не разбудит его среди ночи, не пожелает удачи перед выходом на операцию, что рядом больше нет верного друга и товарища, который всегда готов прийти на помощь.
Со временем боль утраты утихла, стала привычной, тупой и ноющей, как от застарелой раны, излечить которую в регенераторе вечно нет времени. Остальное всё было по-прежнему: мясорубка войны, жуть смертельных схваток с саури, страшные находки во время экспедиций, на которые его посылало командование. Всё катилось по накатанной колее, приближая день демобилизации, несмотря на бушующую войну. В империи свято соблюдалось правило, что по окончании установленного срока военнослужащему предлагалось уйти на гражданку. Но принять это предложение или отказаться было на совести самого человека. Люди ведь разные. Бывало, что человек и ломался, не в силах выдерживать безостановочное напряжение. Никто никогда не попрекал такого ни словом, ни делом, ни взглядом. Ведь кому-то нужно было трудиться и в тылу, обеспечивать молох войны пищей, изготавливать оружие, плодиться и размножаться, в конце концов. И очень часто бывало, что, отдохнув, придя в себя, русич вновь возвращался на фронт. Кроме всего прочего, в империи действовало ещё одно правило, очень важное для всех: от каждой семьи воевать мог лишь один из её представителей. Служить срочную службу – да, через армию проходили все мужчины без исключения. Но попасть на фронт мог лишь один из фамилии.
У Дмитрия родной брат, правда младший, закончил стандартные четыре года на флоте и получил при прохождении очередных сборов погоны лейтенанта, благо образование позволяло. Он успел закончить заочно курс университета при Императорском научном обществе и сейчас так и находился в тылу, занимаясь делами семейного предприятия. Их отец, достигнув положенного возраста, генерал-майор в отставке Пётр Михайлович Рогов, лёг в клинику на омоложение, заставив поклясться младшего сына, что тот не пойдёт в военкомат. Николай откровенно тяготился данным им словом, но фирму тянул, не отлынивая и не филоня…
В дверь довольно уютной комнаты, выделенной ему во дворце Атти, или Макса, вежливо постучали. Нужные слова местного наречия сами всплыли в голове, и капитан отозвался:
– Да-да, войдите!
Створки бесшумно распахнулись, и Дмитрий торопливо вскочил – перед ним был тот, о ком он совсем недавно размышлял, Максим Кузнецов, или Атти дель Парда Неукротимый, как его звали местные обитатели. Фиориец, при виде смятой постели, на которой сидел до этого обитатель комнаты, заговорщически улыбнулся, затем вытащил из-за спины увесистую пузатую глиняную бутыль литра на два и водрузил на стол:
– Что, Дима, вибрируешь?