- Колите, черт вас дери. Они не ответили пока, - глухо отозвался Владимир Сергеевич, и в мозгу Даши, что-то гулко щелкнув, приняло рвать на части наблюдаемые струны. Впрочем, точно разрывая на части, куски и сам головной мозг, снимая покрывающие его оболочки. Сначала мягкую, состоящую из рыхлой соединительной ткани, испещренную многочисленными сосудами, примыкающую к самому веществу мозга. Затем и вовсе тонюсенькую, называемую в медицине паутинной оболочкой, прилегающей к извилинам мозга. Высвобождая саму суть мозга - твердую оболочку, схожую с удивительным созданием. Черного цвета с чуть красноватыми тонами по бокам твердая оболочка мозга имела полусферическую форму, где сами края преобразовывались в шестнадцать коротких, замерше-неподвижных и направленных кончиками друг в друга, тончайших усиков (вроде ропалии) с голубоватым переливом.
Голова женщины ощутимо дернулась в бок, разрушая виденный изнутри мозг, и возвращая ее в настоящий миг, высвобождая наблюдение окрашенной поверхности потолка и укрепленную на ней бежевого оттенка люстру с декоративными вставками и пятью ярко пылающими лампами. Над Дарьей тот же миг проступило круглое, упитанное с бело-молочной кожей лицо Петра Михайловича, беспокойно уставившимися в нее маленькими глазками, а узкие губы, ограняющие небольшой рот, шевельнувшись, разрушили, дотоль правящую, тишину, встревожено вопросив:
- Дашуня, как вы себя чувствуете?
Сейчас в нос ударил острый, кисловатый запах спирта, и Дарья, скосив глаза, увидела стоящий подле дивана стул и лежащий на нем открытый кожаный дипломат, в коем находились упакованные шприцы, ампулы, бинты, рулонная вата и даже небольшие темно-коричневые пузырьки.
- Сейчас лучше, - отозвалась Даша, все еще не выпуская из наблюдения, коричневый пузырек на котором майор медленно закручивал крышку, одновременно, другой рукой придерживая ватный тампон на вене ее локтевой ямки правой руки.
- Как я ее повезу? Ты предлагаешь мне Владимир, если с ней, что-то случится в полете держать потом ответ перед ними? - послышался явственно раздраженный голос Юрия Анатольевича, а затем он, вероятно, шагнув, нарисовался стоящим возле шкафа. - А если у нее в дороге вновь начнется этот припадок или поднимется давление. Что я буду делать? Это пять-шесть часов пути, да еще и перелет. Пускай Петр Михайлович отправляется со мной, он все-таки врач.
- Замолчи, - пророкотал достаточно сурово Владимир Сергеевич, сейчас и он появился в поле видимости Даши, обойдя сидящего на диване майора со спины и воззрившись в ее лицо. - Чего ты запаниковал. Везти придется тебе, ты же знаешь Юра их распоряжения. Петр Михайлович вколет ей сейчас указанное ими лекарство, и она уснет.
- Одновременно, толимил нормализует артериальное давление и частоту сердечных сокращений, как сказано в их представлении, - дополнил Петр Михайлович, и, убрав пальцы от ватного тампона на локтевой ямке, согнул руку женщины в локте, слегка ее придержав. Он широко и ласково улыбнулся смотрящей на него Даше и поддерживающе кивнул, точно старому знакомцу.
- Кого везти и куда? - шевельнув несколько одеревеневшим на кончике языком, спросила Дарья.
Она продолжала лежать на спине, а под головой все еще находился какой-то сверток, видимо, ее куртка, потому как шея затекла, распространяя легкое покалывание вдоль позвоночника, вплоть до поясницы.
- Неудобно лежать? - вопросом на вопрос откликнулся Петр Михайлович, приметив, как слегка выгнула женщина шею, подав голову назад.
Он торопливо приподнял ее голову, и, сместив сверток выше, уложил Дашу в более удобную позу так, что мгновенно пропало покалывание в позвоночнике, осталось только тянущее состояние в пояснице, увы! последствия когда-то не долеченного миозита поясничных мышц.
- Все будет благополучно, - молвил Петр Михайлович, как поняла Дарья, направляя это толкование в сторону шагнувшего ближе к дивану капитана спецслужбы. - Не волнуйтесь, Юрий Анатольевич. Они знают, что нужно в таких случаях внутривенно вводить, потому как, и, это, очевидно, заинтересованы в Дарье Александровне. Сами же видели, даже не пришлось ждать положенного времени, а ведь тест, как я подметил, по показаниям ничего не дал. Лишь вырвал единичные реакции на поверхностные шумы и изображения. Никогда не пойму, каким образом они различают те или иные показатели работы мозга и вообще, что в них видят.
Майор медицинской службы слышимо усмехнулся и нежно огладил лоб Даши, да оттянув нижнее веко на правом глазу, заглянул в его недра. Его серые радужки глаз внезапно пошли малой волной, качнув на них черные зрачки, в свою очередь, живописав наполненный ярким светом летний день, неограниченное пространство бурой земли, покрытой бетонными надгробьями, деревянными крестами и мраморными памятниками. Кажется, секундой погодя, показав темно-красный гроб и лежащее в нем обряженное в белое венчальное платье тело юной девушки с неестественно желтым цветом лица.
- А! - громко вскрикнула Даша и мотнула головой в сторону, разрушая виденный погост, и отворачивая сам взгляд от глаз майора. Отчего кончики пальцев Петра Михайловича удерживающие ее правое нижнее веко, торопливо раскрывшись, скользнули по щеке.
- Все равно надо жить, - прошептала женщина, и сама не понимая, что и зачем говорит, однако, ощущая затаенную боль, живущую в этом мужчине, а может только в ней. - Несмотря не на что, Петр Михайлович, несмотря на смерть близких, родных, детей. - Дарья вновь вернула взгляд в исходное место, только не стала заглядывать в глаза майора, лишь уставившись на его удлиненный нос с расщепленным кончиком, как и у умершей девушки. - Ибо жизнь это единственное, что есть. Того света нет и никогда не было, это все человеческая выдумка, чтобы уменьшить боль от потери близких, чтобы иметь возможность с ними встретиться, попросить прощение, прикоснуться. - Женщина теперь тяжело вздохнула, будто ей придавили само горло, и не в силах смотреть на дрогнувшие черты лица майора, сомкнув веки, все также неосознанно договорила, - хотя бы раз прикоснуться.
На глаза Даши разком навернулись слезы, и, просочившись через сомкнутые веки, выступили из уголков, лениво принявшись бежать по щекам. И в Дарье вновь всколыхнулась до сих пор испытываемая боль от пережитой потери, а на смену ей опять же мгновенно явилась отстраненность от собственных близких, притупившаяся нежность к сыну и родителям, словно итог в понимание неизбежности происходящего и конечности всего существующего. Того, что будет невозможно вернуть, изменить, избежать, что придется принять. Невозможности, вследствие хода жизни, рождения и смерти не только самой планеты, системы, но и даже малой ее частички человека.
Потому, даже сейчас, стараясь отодвинуться от прозвучавших слов:
- Что вы сказали Дашуня? По поводу детей? - озвученных дрогнувшим голосом Петра Михайловича, Дарья не отозвалась. Она всего-навсего качнула головой, ибо и сама не понимала о чем только что говорила, и зачем обобщенно это сказала. Может, просто ощутив в этом смеющемся, почасту улыбающемся майоре мощную боль от когда-то пережитой боли, а может, всего-навсего переложив свою боль на него.
Она открыла глаза снова, когда Петр Михайлович (так и не дождавшись от нее ответа) выпрямил ее правую руку и обильно смазал локтевую ямку руки спиртом, после принявшись набирать шприцом зеленовато-сизое лекарство из пластиковой ампулы. Только сейчас, глядя на пухнущий от зеленовато-сизого лекарства шприц, Даша внезапно осознала (словно переварив разговор мужчин), что толимил вколют ей, чтобы она уснула, и ее смогли куда-то увезти. Потому она, резко поднявшись с дивана, села и также стремительно подалась вперед всем корпусом тела, жаждая обогнуть сидящего подле Петра Михайловича и стоящего позади него Владимира Сергеевича.
- Э! Куда? Куда? - первым будто пробудившись, вскричал Петр Михайлович, и, подскочив с дивана, отвел в сторону уже полный лекарства шприц, тем самым высвобождая место рядом с женщиной Владимиру Сергеевичу. Тот немедля отреагировав, шагнул вперед, и достаточно грубо схватив Дашу за плечи, с силой повалил на диван. Одновременно, предплечьем собственной руки он надавил на грудь и горло, притиснув своим весом женщину к поверхности сидения. Петр Михайлович попытался поймать дергающуюся руку Дарьи, однако, опережая его, это сделал Владимир Сергеевич. Свободной рукой, он перехватил ее правую верхнюю конечность, и, распрямив, сдержал в не менее мощной хватке.
- Не придушите ее, - встревожено дыхнул майор, снова обрабатывая ватным тампоном локтевую ямку правой руки Даши, да очень медленно введя конец шприца в вену, также неторопливо, малыми порциями инъецировал в нее зеленовато-сизое лекарство.
Дарья, несмотря на придавленность верхней части корпуса, все то время, что вводили лекарство яростно дергала ногами, стараясь вздеть колени и шибануть ими в спину Владимира Сергеевича. Но последний явно не раз справлялся со всякими брыкающимися, лишь плотнее придавил нижние конечности Дарьи к стенке дивана, собственным коленом, тем самым упреждая ее движения. Он ослабил хватку немного погодя, когда Петр Михайлович, вновь обработал вену женщине, и, прижав ватный тампон к выемке, согнул в локте руку, опускаясь подле.
- Я, вас Юрий Анатольевич, могу сопроводить до Архангельска, если Владимир Сергеевич позволит, - отозвался майор, когда Дашу перестали удерживать, и она резко села на диване. - Все равно сегодня больше никого не удастся осмотреть. Да и я согласен с вами, Юрий Анатольевич, так будет спокойнее за здоровье Дарьи Александровны. А завтра начнем обследование в Костроме, я посмотрел список, там, около десятка заявленных.
Даша внезапно яростно качнулась, а удерживающую голову шея и вовсе дрогнула, мгновенно ослаб и весь позвоночный столб так, что если б не подхватившее ее руки Петра Михайловича, определенно, шлепнулась плашмя на диван.