- Ну да. А какая разница? - спросил Есеня и захохотал, глядя на непонимающую рожу Звяги.
В кабаке сидели долго, обычно Есеня успевал найти себе приключение до наступления темноты. А любил он подраться и потискать пухлых девок. Сегодня же драться ему что-то не хотелось, а девки шарахались от его окровавленной рубахи и распухших посиневших пальцев. Нет, конечно, вечер зря не прошел - сама по себе возможность сидеть за кружками пива так долго и гордо демонстрировать остатки мелочи, зажатой в кулаке, уже чего-то стоила. За их столом сидели взрослые мужики сомнительной наружности, которые достаточно выпили для того, чтобы не пренебрегать обществом мальчишек.
- И вот представь себе, - говорил Есене один из них - заросший кучерявой бородой и пыльными густыми волосами, - представь. Забирают Тугожира в тюрьму. Не за что почти, со стражником он подрался у ворот, тот с него хотел денег взять за проход. Так вот, забирают его в тюрьму, через десять дней он выходит, и что бы ты думал? Если это Тугожир, то я - Благородный Огнезар! Он какой-то стал… ну, помешанный вроде. Работать, говорит, буду! За всю жизнь и дня не работал, с вольными людьми с двенадцати лет якшался, и тут - на тебе! Веселый раньше был, а теперь - серьезный такой. Нанялся в подмастерья к плотникам, бревна распускать. Я его спрашиваю: что с тобой там сделали, Тугожир? Он отвечает: тебе этого не понять, я счастливым человеком стал. Женюсь, говорит, деток заведу.
Есеня откровенно скучал. Всем известно, что преступников выпускают из тюрьмы ущербными, дядька просто не местный и никогда об этом не слышал. Или не встречался с такими… ущербными. Все их разговоры про счастье - чушь и вранье. Никто никогда не видел, как они улыбаются, а тем более - смеются. Мало кто знал, что происходит за стенами тюрьмы на самом деле, и чего только об этом не рассказывали. А ущербных в городе было навалом, например, сосед Есени, гончар. С ними люди общаться не любили, испытывая к ущербным нечто вроде смеси жалости и отвращения, как к калекам. Ни один отец не отдал бы дочь замуж за ущербного, и невест они себе искали далеко от города.
- Слышь, мужик, - Есеня не знал, как избавиться от навязчивого рассказчика, - мне отлить надо. Погоди немного, а?
- Нет, это ты погоди. Дай рассказать!
- Серьезно надо, - Есеня поднялся, - да я вернусь!
- Ну, давай быстро - туда и обратно!
Есеня выскользнул во двор - погода испортилась, накрапывал мелкий дождь, и на улице почти стемнело. Он был достаточно пьян, чтобы не думать о том, куда пойдет ночевать - домой он, очевидно, не собирался. Дождь немного его отрезвил - не спать же на улице? Есеня обошел кабак сбоку и хотел пристроиться к забору, как вдруг из сумерек навстречу ему шагнул человек. Он был одет в широкий черный плащ с опущенным на лицо капюшоном.
- Стой, - шепотом велел он и взял Есеню за плечо - сегодня все сговорились хватать его за плечи.
- Тебе че надо? - Есеня смерил незнакомца взглядом.
- Помоги мне, парень. Возьми вот это, - незнакомец одним движением снял что-то с шеи, на секунду откинув капюшон, и протянул Есене руку. В сумерках мелькнули светлые, чуть вьющиеся волосы, блестящие залысины и костистый нос на широком плоском лице.
- Зачем оно мне?
- Возьми. Только не продавай. Дня через три я его у тебя заберу, три золотых заплачу, если сохранишь. Ты и за золотой его не продашь.
Есеня протянул руку и посмотрел: это был медальон, довольно заурядный, серебряный, в форме сердечка с двумя махонькими камушками на обеих створках: с одной стороны красным, а с другой - зеленым. Может, память о чем-то? Но зачем тогда отдавать его кому-то на хранение?
- А есть у тебя три золотых? - недоверчиво спросил он, и тут же понял, что спросил напрасно - перед ним явно стоял благородный господин. Незнакомец посмотрел на Есеню так уничижительно, так свысока, что мурашки пробежали по телу, - где тебя искать?
Есеня и сам не понял, почему сразу ответил:
- Спроси кузнеца Жмура. Я его сын.
- Возьми задаток, - губы благородного изогнулись в подобии улыбки, - если продашь - найду и убью, понял?
Он полез в карман, выудил оттуда монету и, подкинув ее ногтем большого пальца, уронил к босым ногам Есени. Жест был презрительным, даже оскорбительным, и в ответ Есеня хотел швырнуть медальон незнакомцу в лицо, но не успел - тот шагнул в темноту так же неожиданно, как и появился оттуда. Есеня от удивления потряс головой, постоял немного и двинулся следом - ничего волшебного в появлении и исчезновении благородного не оказалось, в заборе зияла широкая дыра, прикрытая снаружи тенью толстого дуба. Он выглянул на улицу, и увидел, как человек в плаще бежит вперед, путаясь в его полах, а из-за угла на красивых, тонконогих конях выезжают трое благородных.
- Это он! - сказал один из них, остальные молча кивнули и пришпорили лошадей.
- Остановись, Избор! - крикнул тот, что ехал впереди, - остановись, или мне придется применить силу!
Есеня не сомневался, что конные догонят своего товарища, но ему все равно очень хотелось посмотреть, что будет дальше. Человек в плаще добежал до поворота, конные свернули за ним, через несколько секунд оттуда раздался звон клинков. И только когда все стихло, Есеня, так и не удовлетворив до конца своего любопытства, вернулся во двор. Было бы глупо не поискать монетки, которую ему под ноги кинул благородный господин - один серебряник мог бы сейчас очень пригодиться. Есеня пошарил руками в траве, без труда нащупал монетку, поднес к глазам, и, не очень им доверяя, попробовал ее на зуб. Незнакомец кинул ему золотой!
- Ничего себе! - пробормотал он. Такого задатка он не ожидал. Кто их знает, этих благородных, может, у них других денег и не бывает?
Мелькнула мысль вернуть монетку отцу, но он тут же отбросил ее как неправильную - тогда отец решит, что он и вправду украл у него деньги, а потом испугался и захотел все исправить. Нет, если бы Есеня и вздумал воровать у отца, то уж сдаваться так легко не стал бы точно. Значит, этот вариант отпадает. Он прикинул, сколько пива можно выпить на один золотой - цифра получилась внушительная, а считал он всегда хорошо. Да весь город можно угостить!
Есеня сел на землю и задумался, разглядывая золотой, поблескивающий в руке. Интересно, на что еще его можно потратить? Ну, наесться от пуза. Жареной гусятиной. И еще… еще купить леденчиков. Девчонок угощать. О! Ножик можно купить! Не такой, конечно, как он сегодня отдал Жидяте, тот был булатным, с камнями на рукояти. Камней на рукояти Есене не требовалось, но булат с ними по цене сравниться не мог. А обычный ножик он себе и сам мог выковать - даром что ли в кузнице с малолетства торчал?
Сколько Есеня не размышлял, больше чем полсеребряника истратить с пользой не получалось, разве что действительно устроить разгул и напоить половину города. Совершенно неожиданно выяснилось, что деньги ему вовсе не нужны. То, чего ему по-настоящему хотелось, за деньги купить было нельзя. А хотелось ему жить так, чтобы его никто не трогал. Есеня и сам толком не мог объяснить, чего он хочет. Ходить по кабакам? Ну, весело, конечно. Но, например, сегодня уже надоело. И мужик этот бородатый к нему привязался, хоть назад не возвращайся! Зато он точно знал, чего не хочет: жить, как отец. Работать с утра до ночи и подсчитывать деньги - и то, и другое вызывало у Есени только отвращение.
Однажды отец велел ему наделать дужек для ведер - не ахти, какая сложная работа, если прутья уже вытянуты. Но даже это Есене делать было противно. Чтобы не скучать, он сначала долго размышлял о том, для чего ведрам дужки, почему их надо делать обязательно железными, и почему именно полукруглыми, ведь руке же неудобно? Вместо того, чтобы работать молотком, он вычерчивал на земляном полу разные формы дужек, убеждаясь в том, что рано или поздно их форма, таки, превратится в полукруг, если не сделать ее верхнюю часть жестче. Потом он вспомнил, что ведра носят чаще на коромысле, чем в руках, и это в корне изменило его точку зрения на проблему: нужны разные дужки! Одни - для рук, другие - для коромысел. Есеня изрисовал весь пол, и когда отец пришел взглянуть на его работу, с гордостью продемонстрировал ему рисунок самой совершенной дужки для ведра, которое удобно носить в руках и можно легко цеплять за коромысло.
Отец не оценил, врезал Есене по затылку и сказал, чтобы тот занимался делом, а не выдумывал ерунду. После этого Есеня понял, что выдумывать ерунду - самое интересное на свете занятие. Еще ему нравилось смотреть на звезды - подолгу, целыми ночами. Не для того, чтобы любоваться, нет! Он хотел понять, почему они движутся так, а не иначе. С солнцем все было просто, с луной - гораздо сложней, а звезды и вовсе делали, что хотели. Однажды ясной зимней ночью Есеня чуть не замерз - заснул, сидя в сугробе и глядя в небо. Батя выдрал его, не дожидаясь пока он отогреется.
К шестнадцати годам Есеня неплохо разбирался в качестве и выплавке стали - гораздо лучше отца, потому что тот слушал лишь благородного Мудрослова, и никогда ни на шаг не отступал от его рецептов. Выплавляли булат только в его присутствии, и по его команде ставили тигель в горн, по команде вынимали, по команде охлаждали - Есеня давно понял, чего Мудрослов добивается и как, но и тут отец Есене не доверял, наоборот, его почему-то раздражали попытки сына внести усовершенствования в этот процесс. Отца сильней волновало умение Есени делать что-то руками, а тут он явно подкачал - за что бы Есеня не брался, все выходило у него кособоким.
Поэтому больше всего на свете Есеня ненавидел кузницу, и больше всего любил убегать из дома. На пару ночей - побродить вокруг города, посмотреть на звезды, подумать о том - о сем. И ни за какие деньги нельзя было купить возможности никогда не возвращаться домой.