Габи уже битый час билась с металлической деталькой своего скафандра и камнем, который, хоть и выглядел кремнем, на деле никаким кремнем не оказался. Сирокко же тем временем успела навалить славную кучу сухого хвороста, раздобыть что-то очень похожее на мох, а также острым краем кольца от шлема аккуратно настругать лучинок. Таким образом, все необходимые ингредиенты костра у них уже были. Кроме искры.
За прошедший час отношение Сирокко к совершенному Габи убийству претерпело революционные перемены. К тому времени, как животное было освежевано, а Габи уже трижды плюнула на свой костер, Сирокко ясно поняла, что сожрет это сочное мясо сырым, да еще и спасибо скажет.
- Судя по повадкам этой твари, на нее тут охотников нет, - с набитым ртом промычала Сирокко. Мясо оказалось даже лучше, чем она рассчитывала, хотя щепотка соли не помешала бы.
- Да, по ее поведению непохоже, - согласилась Габи. Сидя на корточках по ту сторону трупа, она посматривала, что творится у Сирокко за спиной. То же самое делала и Сирокко.
- Тогда, может статься, и нас тут некому будет стрескать.
Обед чересчур затянулся из-за долгого пережевывания. Усердно жуя, подруги тем временем разглядывали труп. Неискушенному глаза Сирокко животное казалось не особенно примечательным. Вот будь тут Кельвин, он наверняка бы чего-нибудь углядел. А так… Мясо, шкура, кости и шерсть по цвету и фактуре вроде бы совершенно обычные. Даже пахло все вполне нормально. Хотя некоторые органы Сирокко опознать не смогла.
- Шкура может пригодиться, - заметила Габи. - Из нее наверняка выйдет одежда.
Сирокко поморщилась.
- Если хочешь ее носить, на - здоровье. Только она наверняка очень скоро завоняет. К тому же здесь пока что и без всякой одежды тепло.
Неразумным казалось оставлять неутилизованной большую часть туши, но они решили, что другого выхода нет. Обе вооружились крупными костями от задних ног, и Сирокко вырубила хороший шмат мяса, пока Габи нарезала полосок из кожи, чтобы связать вместе все кольца от скафандра. Смастерив себе неказистый ремень, она подвесила к нему связку. Затем они снова пустились вниз по течению.
Им попадались еще лжекенгуру - как поодиночке, так и группами по три или шесть голов. Были там и другие животные, помельче, стремительно шнырявшие по стволам деревьев, и еще одни, предпочитавшие держаться поближе к водяной кромке. Подойти к любому из них было легче легкого. Непоседливые древесные зверьки, когда их с трудом, но все-таки удалось разглядеть, оказались без голов. Голубые короткошерстные шарики с расположенными по окружности шестью когтистыми лапками, они с одинаковой легкостью двигались в любом направлении. Рты у них находились снизу, в самом центре правильной звезды из лапок.
Местность постепенно менялась. Теперь попадались не только все новые виды животных, но и все новые формы растительной жизни. Под пологом леса Сирокко и Габи брели сквозь бледно-зеленый свет, считая сотню тысяч шагов за полные сутки.
Счет шагам они, к сожалению, вскоре потеряли. Могучие незатейливые деревья сменились доброй сотней различных пород, да еще тысячью всевозможных цветковых кустарников, стелющихся побегов и паразитарных наростов. Неизменными остались только речушка, их единственный проводник, да еще упорная склонность деревьев Фемиды к гигантизму. В национальном парке "Секвойя" любое из них стало бы главной достопримечательностью и приманкой для туристов.
Тишина вокруг уже не царила. За первые сутки своего похода Сирокко и Габи слышали только шорох собственных шагов и стук колец от скафандров. Теперь леса вовсю трещали, щебетали и тявкали.
Когда остановились на привал, мясо показалось еще вкуснее, чем раньше. Сирокко жадно рвала его зубами, сидя спина к спине с Габи у шишковатого ствола гигантского дерева. Дерево это было куда теплее, чем вообще-то положено нормальному дереву, с мягкой корой и корнями, что сплетались в узлы размером с порядочный дом. Верхние его ветви терялись в немыслимом сплетении над головой.
- Могу спорить, что на этих деревьях живности еще больше, чем на земле, - сказала Сирокко.
- Глянь-ка вон туда, - указала Габи. - По-моему, те побеги явно кто-то сплел. Видишь, снизу вода просачивается?
- Вот еще что стоит обсудить. Как насчет разумных форм жизни на Фемиде? Как их распознать? Ведь отчасти поэтому я и пыталась помешать тебе убить то животное.
Габи задумчиво чавкала.
- А что, сперва надо было с ним заговорить?
- Да знаю, знаю. Куда больше я боялась, что оно возьмет да отхватит тебе сразу оба копыта. Но теперь, когда мы знаем, насколько оно безобидно, может, нам все-таки стоит попробовать именно это. В смысле, заговорить.
- Ты что, серьезно? Да рядом с этой тварью даже корова - Эйнштейн. Ты ей в глаза посмотри.
- Н-да, похоже, ты права.
- Нет, это ты права. В смысле, права я, но ты права, что нам надо поаккуратнее. Мне страшно не хочется жрать того, с кем вообще-то надо бы разговаривать. Ба! Это уже что-то новенькое.
Лес вдруг переменился. Куда-то подевались все звуки. Мертвую тишину нарушал теперь только негромкий плеск воды и шорох листьев. Затем, нарастая так медленно и незаметно, что Габи и Сирокко показалось, будто они уже несколько минут его слышали, прежде чем различить, по лесу разнесся чудовищный стон.
Бог мог бы так стонать, лишись Он вдруг всего, что когда-то любил, и имей Он горло, подобное органной трубе в тысячу километров длиной. Звук продолжал нарастать на одной ноте, странным образом поднимаясь от самых нижних уровней человеческого восприятия. Этот звук Сирокко и Габи ощущали и в животах, и позади глаз.
Казалось, он заполнил собой всю вселенную - и тем не менее все усиливался и рос. Вот присоединилась струнная группа: виолончели и бас-гитары. Поверх этой могучей тональной основы ложилось ультразвуковое шипение обертонов. Оркестр все набирал и набирал мощь, когда громче, казалось, уже невозможно.
Сирокко была убеждена, что череп ее вот-вот треснет. И уже едва помнила о цепляющейся за нее Габи. С отвисшими челюстями они таращились на сыплющийся сверху дождь мертвых листьев. Потом, изгибаясь и отскакивая от веток, вниз полетели мелкие зверьки. Земля в ответ принялась подрагивать. Ей явно хотелось рассыпаться на куски и взлететь в воздух. Пылевой смерч нерешительно покружил рядом, затем разбился на куски о ствол дерева, под которым сжались в один комок Сирокко и Габи. Обломки веток хлестали их, будто наказывая.
Над головой непрерывно трещало, а ветер начал доставать до самой земли. В самую середину речки рухнула массивная ветвь. К тому времени весь лес уже качался, скрипел и словно протестовал: треск ружейных выстрелов и скрежет ржавых гвоздей, которые клещами выдергивают из дубовых досок!
Наконец, бешенство все-таки достигло своего предела - и на нем задержалось. Внизу скорость ветра была километров шестьдесят в час. Наверху он метался много страшнее. Сирокко и Габи, оставаясь под защитой корней дерева, следили за свирепствующей вокруг бурей. Чтобы расслышать друг друга в басовом вое, приходилось кричать.
- Как ты думаешь, почему все так мгновенно развернулось?
- Понятия не имею, - завопила в ответ Габи. - Локальный нагрев или охлаждение, сильное колебание атмосферного давления. Не знаю я, в чем тут дело.
- По-моему, самое страшное уже позади. Эй, у тебя зубы стучат!
- Я уже не боюсь. Это от холода.
Сирокко тоже мерзла. Температура резко падала. В считанные минуты тропический климат сменился прохладой, а вскоре установилось что-то около нуля. С дующим под шестьдесят километров ветром двум голым землянкам стало совсем не до шуток. Они еще тесней прижались друг к другу, но холод коварно проникал со спины.
- Найти бы хоть какое убежище! - провыла Сирокко.
- Хорошо бы, но какое?
Ни той, ни другой не хотелось лишаться того, пусть жалкого, убежища, которое у них уже было. Они попытались набросать друг на друга комьев земли и сухих листьев, но ветер мигом все сдул.
Когда обе уже не сомневались, что околеют тут до смерти, ветер вдруг утих. Причем не постепенно, а сразу - будто его отключили. В ушах у Сирокко дико зазвенело. Она ничего не слышала - пока, рискуя вывихнуть челюсти, не зевнула.
- Ё-моё. Слышала о перепадах давления - но не о таких.
Лес снова затих. Затем Сирокко обнаружила, что, если прислушаться повнимательнее, можно различить исчезающий призрак того, что раньше было стоном. И, слушая этот звук, Сирокко еще сильнее задрожала - но вовсе не от холода. Никогда она не считала себя наделенной излишне богатым воображением, но стон этот, несмотря на всю свою вселенскую необъятность, звучал как-то очень по-человечески. Ей вдруг захотелось лечь и умереть.
- Не спи, Рокки. Нам тут опять гостинец.
- Что там еще? - Открыв глаза, она увидела, как в воздухе, поблескивая под бледным светом, крутится тонкая белая пыль.
- Похоже, снег.
Чтобы ноги совсем не онемели, они в предельном темпе двинулись дальше, и Сирокко сразу поняла, что единственное их спасение - в недвижном воздухе. Он был холоден; даже земля разнообразия ради стала студеной. Сирокко шла словно под наркотиком. Просто черт знает что. Ведь она капитан звездолета; как же она дошла до жизни такой? Какого черта она тащится невесть куда в метель - да еще голая, как порнозвезда?
Но снег оказался недолгим. Когда его уже насыпалось на несколько сантиметров, снизу вдруг стало нагнетаться тепло, и он мигом растаял. Скоро и в воздухе потеплело. Поняв, что они, по крайней мере, не околеют от холода, подруги подыскали себе местечко потеплее и заснули как убитые.