- Дэви, - начал Воронцов, - я читал вашу информацию о физике Льюине… Выступление вы слушали сами?
- Алекс, я не пишу с чужих слов.
- Льюин прежде выступал за мир. И вдруг такой выверт. Почему?
Портер на мгновенье задумался.
- Речь его была тщательно продумана, он знал, что говорит. Мне даже показалось, что он способен на большее.
- Больше, чем на выступление?
- Именно. У него наверняка есть не один сценарий войны. Например, он сказал, что провокацию, которая необратимо приведет к началу боевых действий, может осуществить группа экстремистов из нашего департамента без согласования с президентом. Студенты подняли крик, и это было ошибкой. Нужно было задавать вопросы, и он выложил бы сценарий. А крики его сбили.
- Он выступал и в других местах?
- Закрытые заседания в конгрессе и в клубе отставных офицеров.
- Тем более, - сказал Воронцов. - Я думал, что это лишь психологическая загадка…
- Не переоценивайте фактов, Алекс! Кто только не произносит речи о пользе войны! А сценариев сейчас разработано не меньше, чем пьес для столичных театров.
- Вы считаете, что этот случай ничем не отличается?
- Разве тем, что прежде Льюин говорил совершенно иное.
- Это, по-вашему, пустяк?
- Алекс, я могу назвать десяток причин, по которым человек может изменить свое мнение…
- Мнение или убеждение?
- Не играйте словами. Можно изменить и убеждения, если плата хороша.
- Льюину заплатили?
- Понятия не имею… Давайте выпьем. Как это у вас говорят? На троих.
- Замучил вас Алекс вопросами? - сказал Крымов.
- Если это так интересно, - сказал Портер, - почему бы вам самому не встретиться с Льюином? Раньше он охотно сотрудничал с левой прессой.
- Я собираюсь, - согласился Воронцов, - но прежде хотел бы иметь больше информации.
- Я вам пришлю, Алекс? Какой у вас телекс?
Воронцов назвал номер.
- Не подведите, Дэви, - попросил он.
Пора было уходить. Портер решил остаться - ему было с кем и о чем поговорить.
- Алекс, - сказал он, когда Воронцов уже встал, - я забыл. Может, вам пригодится. Несколько месяцев назад у Льюина умерла жена и погиб сын.
* * *
Спать не хотелось, за неделю Воронцов еще не вполне привык к восьмичасовому сдвигу во времени - так же трудно он отвыкал в Москве, обвиняя подступающую старость с ее устойчивыми и инертными биоритмами. Впрочем, до старости еще было далеко. Но и сорок пять - возраст, говорят, опасный.
Шел первый час ночи, шум за окном стихал, мерно вспыхивали огнем рекламы. Воронцов решил выпить кофе. Этот напиток оказывал на него странное действие - от слабого кофе клонило ко сну, крепкий вызывал кратковременную бодрость, а затем жуткую сонливость.
Когда он наливал себе вторую чашечку, застрекотал принтер, побежала лента, и Воронцов увидел фамилию Льюина. В информации Портера было строк двести, наверняка хаос записей. Воронцов оторвал ленту и, положив на стол, отправился на кухню заваривать крепкий чай.
* * *
Биографические данные. Места работы. Изложение основных научных результатов. Воронцов обратил внимание на два обстоятельства. За последние пять лет продуктивность Льюина резко упала: прежде он публиковал пять-шесть статей ежегодно, теперь от силы одну - две. И еще: жена Льюина умерла уже после того, как он произнес свой первый спич с призывом к войне. Сын погиб в автомобильной катастрофе несколько дней спустя. Конечно, причина была в ином, но Портер, очевидно, не захотел искать подробную информацию.
А есть ли аналоги? Нужно просмотреть вырезки и обратиться с запросом к газетным компьютерным банкам. Если аналоги найдутся, материал можно будет построить на сопоставлениях. Но и тогда необходимо встретиться с Льюином и задать кое-какие вопросы.
Воронцов сел перед терминалом и набрал на клавиатуре фамилию и имя ученого, его титулы и места работы. Через несколько секунд на экране дисплея появились адрес и номер видеофона. Льюин жил постоянно в университетском городке, хотя работал в Хэккетовской проблемной лаборатории.
Звонить было, конечно, рано - за окном только начало рассветать. Воронцов почувствовал, наконец, долгожданную сонливость и улегся спать под звуки просыпающегося города.
На вызов отозвался автоответчик. Мелодичным сопрано он сообщил, что "профессор Льюин просит подождать, не отходя от аппарата, или перезвонить между тринадцатью и четырнадцатью часами".
Воронцов решил ждать: на час дня он назначил встречу профсоюзным деятелям. Экран видеофона осветился лишь минут через пятнадцать, но изображения не было - Льюин ждал, когда Воронцов покажет себя Наконец, возникло и изображение. Физик оказался худощавым, очень высоким, но с лицом круглым, подходящим скорее толстяку. Он и волосы до плеч отрастил, видимо, чтобы скрыть диспропорцию. Глаза смотрели настороженно.
- Представьтесь, пожалуйста, - попросил Льюин, - к постарайтесь быть кратким.
- Воронцов, собственный корреспондент газеты "Хроника.", Советский Союз. Я хотел бы поговорить с вами, профессор, о ваших недавних выступлениях…
- Комментариев не будет, - сухо отрезал Льюин.
- Вы не могли бы сказать, что именно побудило…
- Не мог бы, - сказал Льюин и отключил телекамеру. Но звук еще оставался, и физик добавил:
- Завтра я выступаю в сенатской подкомиссии по вопросам военной помощи. Четырнадцать тридцать. Попробуйте понять.
Короткие гудки.
Ясно. На прямой контакт Льюин не пойдет. Он хочет, чтобы Воронцов понял причину изменения убеждений или причину нежелания разговаривать? Или что-то еще?
С Портером Воронцов встретился у станции подземки.
- Странная у вас, русских, манера назначать встречи. Поужинали бы в клубе и поговорили.
- Там шумно и дорого, - возразил Воронцов, - а разговор пойдет серьезный, если не возражаете, Дэви.
- Но на улице не ведут серьезных разговоров, - продолжал недоумевать Портер.
- Поедем ко мне. Вы ведь у меня никогда не были.
- Ни у кого из ваших, - подтвердил Портер. - Это любопытно, но нелогично. В ресторане вам дорого, хотя я плачу за себя, а так вы будете вынуждены раскошелиться на выпивку и закуску.
- Считайте это причудой русского характера, хорошо?
Дома Воронцов не был с полудня, с принтера за это время сошло довольно много материала, в том числе копия утреннего выпуска "Хроники". Пока Воронцов смешивал напитки и раскладывал по тарелкам сандвичи. Портер пытался разобрать непонятный для него текст.
- Газеты у вас не меняются, - констатировал он, - рекламы почти нет.
- Я звонил сегодня Льюину, - сказал Воронцов. - Просил о встрече и получил отказ.
- Льюин не желает говорить с прессой.
- Но вы не из-за этого отступились, Дэви? Вы собирали материал, значит, хотели писать.
- Если материал вам не нужен, бросьте в корзину, Алекс.
- Нет, Дэви, я о другом. Вы начали работать, но что-то вас остановило.
- Я сам остановился, - нехотя признался Портер. - Психология, в отличие от вас, меня не интересовала. Это вам со стороны кажется, что здесь тонкие нюансы психики. А я знаю эту кухню. Я был уверен: у Льюина есть слабина, которой воспользовались. Или еще проще: его купили.
- Но вы представляете, что случится, если его призывы…
- Только не надо меня пугать. - вскричал Портер, в показном испуге подняв вверх руки. - Если меня испугать, во рту появляется привкус металла, и я не могу пить - все кажется горьким… Алекс, это ведь несерьезно. Вы сами не верите, что из-за Льюина кто-то бросится нажимать кнопки!
- Нет, конечно, - улыбнулся Воронцов.
Портер все больше ему нравился. Они могли бы сделать неплохой материал, работая вместе. Год назад Портер написал статью о секретных документах Бюро, попавших к нему через третьи руки, через людей, оставшихся неизвестными. Наверняка он потерял не один килограмм веса, когда готовил публикацию Почему же он все-таки отступился от Льюина?
- Вам не кажется, - сказал Воронцов, разливая по стаканчикам водку. - что в истории с Льюином много нелогичного?
- В ней нелогично все. Если его заставили работать на войну, то какой смысл выступать с провокационными заявлениями, раскрывать себя и подставлять под удар?
- А если это только выступления, - подхватил Воронцов, - то был ли смысл тратить на физика столько сил: шантаж, подкуп или еще что-то…
- Я обо всем этом думал, - сказал Портер.
- Любопытно отыскать истинные причины… Дэви, я не могу копать так глубоко, как вы. Я здесь чужой. Потому и занимаюсь психологией, но дальше мне трудно. А вы можете.
- Могу… - протянул Портер. - А потом делюсь с вами, и вы пишете…
- Пишем вместе. Я вам не конкурент, сами понимаете. Почему бы нам не объединить силы?
Портер залпом выпил, откусил от сандвича и принялся жевать, полузакрыв глаза. Казалось, этот процесс вверг его в состояние транса. Воронцов ждал.
- Хорошо, - сказал Портер, вставая. - Я пойду, Алекс. Сообщу вам о своем решении чуть позднее. Если откажусь - не обижайтесь.
- Какие могут быть обиды, - вздохнул Воронцов.
Прощаясь у двери, Портер помедлил.
- Я объясню вам, Алекс, почему бросил материал, - сказал он. - Вижу, вас это интересует не меньше, чем сам Льюин. Тоже ищете психологию, а? И тоже ошибаетесь. Меня вызвал босс, я ведь не свободный художник, работаю на Херринга, и сказал, чтобы я оставил это пустое дело. После скандала с Бюро я хотел пожить спокойно. Так что если я откажусь, Алекс…