Руки старика быстро забегали по клавиатуре машины, едва касаясь клавиш. Дисководы мягко заурчали, на дисплее вспыхнули и почти сразу же исчезли непонятные Степану слова. Он едва успел разглядеть вязь какого-то восточного письма. Старик развернул дисплей и вопросительно уставился на Степана. Степан начал отвечать на его вопросы и все никак не мог отделаться от странного ощущения, что ответы запаздывают, что старик начинает печатать раньше, чем он успевал сказать первое слово. Когда ему надоела эта странная игра, он замолчал - это не помешало хозяину закончить текст договора.
После того как заработал принтер, пулеметными очередями вычерчивая на бумаге целые фразы, вылетавшие из электронных глубин машины, хозяин повернулся на вращающемся стуле к стойке, где стеклом и хромом поблескивала кофеварка, и только тогда Степан заметил на столе еще и модем. Это было уже слишком. Степан готов был поклясться, что в их городишке не найдется второго такого компьютера и тем более нет никаких баз данных, электронных библиотек. Модем автоматически связывал машину по телефонной сети с другими подобными аппаратами. И сейчас на нем горел зеленый огонек, а это значило, что машина использовала в своей работе внешние линии связи.
Лист бумаги с пунктами договора был отпечатан на специальном бланке и попахивал чем-то очень знакомым. Степана поразило обилие пустых строк между пунктами договора.
- Не все пункты задействованы, - пояснил хозяин, - текст стандартный, но по мере надобности здесь могут быть вставлены новые параграфы.
- Довольно странный способ заключать договор, половина текста которого неизвестна!
- Ну, все, что нужно для нашего с вами дела, там есть. К тому же вы можете и не подписывать. В таком случае лишаетесь предварительного взноса, и мы на этом расстаемся.
- Но как я могу подписывать документ, не зная, что он собой представляет?
Старик усмехнулся.
- К нам редко приходят слишком уж осторожные люди. К тому же основные обязательства, размер оплаты наших услуг изменяться не будут, а все остальное… Как я уже сказал, форма стандартная.
- Хорошо хоть здесь напечатано по-русски!
- Мы всегда составляем договор на языке клиента. Наши клиенты никогда не остаются в проигрыше, и именно поэтому мы оставляем за собой право изменять некоторые пункты. В любом случае, прежде чем предложить что-то не обозначенное в первоначальном варианте договора, мы обязаны получить ваше согласие, там есть об этом специальная оговорка.
Степан задумался. В конце концов этот лист бумаги, не заверенный нотариусом, не будет иметь никакой юридической силы.
- Значит, никакой другой оплаты, кроме обозначенных здесь 25 процентов, не будет?
- Если вы имеете в виду деньги, то, конечно, нет, мы не мошенники и никогда не нарушаем наших обязательств. Договор может быть изменен только в пользу клиента.
Степан достал авторучку.
- Нужны специальные чернила. Вот этим, пожалуйста. - Старик протягивал ему допотопную чернильницу с перьевой ручкой. Рыжие чернила напоминали те, которыми подписывали в сберкассах аккредитивы.
Остановившись перед калиткой, Степан еще раз внимательно осмотрел фасад дома, благо хозяин не стал его провожать, а во дворе не было собаки. К дому шел один-единственный провод от столба с осветительным фонарем. Телефонной подстанции в этом районе не существовало. Зато над коньком крыши торчала ребристая тарелка странной антенны. Радиотелеграфная связь? После "Армстрада" этому Степан уже не удивился.
Небольшое приключение на улице Красикова первоначально никак не повлияло на дальнейшую жизнь Степана. На вопрос, следует ли ему ждать результатов вмешательства всесильного кооператива "Посредник" в его судьбу, старик ответил, что ничего подобного не требуется. После подготовки всего необходимого его разыщут, где бы он ни находился.
Посмеявшись про себя над этим многозначительным заверением и нисколько уже не жалея о потраченном времени и деньгах, вполне удовлетворенный полученным развлечением, Степан уехал в археологическую экспедицию в северо-восточный Казахстан. Впервые в его бродяжнической жизни наметилась некая перемена. Профессор Ельгин обещал после возвращения похлопотать о месте лаборанта на соседней кафедре.
Третьи сутки за окном поезда мчались сухие степи. Дождя здесь не было уже давно, и оттого запахи нескошенных трав, невидимых в стремительном беге поезда степных цветов сгустились, словно настой, и заполнили собой весь вагон.
Вдыхая этот терпкий аромат, Степан думал о том, что наметившийся в его судьбе перелом наверняка определит всю его дальнейшую жизнь. Человек редко способен оценить истинное значение происшедших с ним недавних событий. Лишь позже, с высоты пронесшихся лет, прибавивших мудрости и седых волос, мы можем в них разобраться.
Над степью стояла сухая июньская ночь. К рассвету опрокинутое над головой Степана бездонное небо как будто опустилось ниже, и мохнатые ослепительные звезды слегка потускнели. В траве, недалеко от того места, где он лежал в спальном мешке, постеленном прямо на земле, завозился в траве какой-то ранний зверек.
Из степи долетел первый порыв легкого утреннего ветра. Он принес с собой прохладу и резкий горьковатый запах полыни. Степан проснулся, но вставать еще было рано. Он мог разбудить расположившихся неподалеку прямо под открытым небом остальных сотрудников экспедиции и потому лежал неподвижно. Хорошо ему думалось в этот розоватый предрассветный час полного одиночества. Вспоминалась недавняя работа в Институте по исследованию южных морей. Хорошая работа. Жаль, что недолгая. Ее пришлось оставить после того, как он самовольно выпустил из дельфинария томящихся там пленников… Потом был заповедник на Карадаге… И оттуда он ушел. Слишком часто стал замечать косые взгляды друзей, тех самых, что любили когда-то на ночь собираться в бухте "Разбойника" с гитарами и могли жить там весь отпуск, полностью отрешившись от цивилизации. Они так никогда и не смогли ему простить этого заповедника, словно была его вина в том, что солидные дяди с портфелями оттяпали в собственное пользование целую сказочную страну, закрыли ее кордонами от простых смертных, понастроили проходных шлагбаумов, а заодно и личных дач на общественные деньги - поди проверь, чем они там занимаются в заповедном режиме. Он потерял и эту работу и теперь вот ждет, надеется, что по возвращении Ельгин сдержит свое слово, поможет закрепиться в институте, а если нет?.. Опять мотаться по случайным экспедициям?
Мысли Степана текли медленно и без особой связи, как иногда бывает ранним утром, когда желанный сон бежит от широко открытых глаз, в уши назойливо лезут посторонние шорохи, а где-то далеко за горизонтом, невидимый и неслышимый, рождается ветер.
Степан подумал о женщинах. Не о какой-то конкретной женщине, а о женщинах вообще. Он представил себе, как в далеких городах миллионы женщин лежат в своих уютных постелях, у каждой из них наверняка есть муж, любовник или просто друг. Кого-то они, возможно, ждут. Кто-то должен приехать, вернуться из армии, из командировки, из экспедиции… Только его не ждала ни одна из них. Свои недолгие, ни к чему не обязывающие знакомства он умел обрывать резко…
Далеко в степи родился тревожный звук. Может быть, в ночи прокричала какая-то птица. Бывает в синий предрассветный час такое особое состояние души, когда кажется: нечто должно произойти, но бесшумно утекают прочь минуты жизни, и виноваты во всем, возможно, лишь мохнатые глаза звезд…
Под эти беспорядочно разбредавшиеся мысли незаметно для себя Степан задремал и почти сразу же проснулся, словно от толчка…
Он испытывал необъяснимую, все нараставшую тревогу, ни с чем конкретным не связанное беспокойство, возможно, ему приснился какой-то кошмар, но скорее всего его вновь разбудил все тот же назойливый резкий крик ночной птицы… Степан прислушался. Вокруг все было неподвижно и тихо, как всегда бывает в этот последний предрассветный час, лишь из палатки радиста доносилось тонкое попискивание морзянки, эти звуки, невидимые и неощутимые, пробивались сквозь толщу эфира… Степан приподнялся, осмотрелся. Тревога не проходила. Тогда он встал, оделся и медленно побрел к палатке радиста, навстречу известию о том самом окончательном повороте в судьбе, которого он ждал, на который надеялся и которого, не желая в этом признаваться даже самому себе, одновременно боялся…
По неведомым причинам большому начальству вдруг стало ясно, что совместная археологическая экспедиция в глубь мексиканской пустыни, изучающая остатки древних цивилизаций и согласованная уже с мексиканским правительством, не может состояться без участия никому не известного, недоучившегося студента Степана Гравова… Его срочно вызывали в Москву…
В этот момент еще можно было остановиться, вспомнив о том, что за неожиданное исполнение заветных желаний, добытое не совсем обычным путем, цена расплаты может оказаться непомерно высокой. Но слишком шальной казалась удача.
Кое-что Степан все же предпринял. Вернувшись из казахстанской экспедиции, он еще раз навестил кооператив на улице Красикова и, разумеется, никого не нашел в старом доме. Объявление исчезло, жилец съехал, не оставив после себя ни адреса, ни следа.
Наверно, именно тогда Степан решил, что происшедшее можно не принимать в расчет, убедил себя в том, что инсценировка с договором была предпринята ради десятки, оставленной на столе, что все остальное ему почудилось.
А в договоре между тем появился первый пункт, рыжими чернилами вписанный между строк…