В XX веке в трудах римского историка Тацита обнаружена новая версия истории I века н. э. Агент-оперативник Патруля Времени Мэнс Эверард должен выяснить причину этой аномалии. Став простым готом Эверардом, он вместе с другим агентом, прекрасной Джейн Флорис, локализует источник изменения истории. Всему виной неистовая пророчица Вел-Эдх и её помощник Хайдхин, ослеплённый ненавистью к римлянам. Что же вызвало такую лютую ненависть? И может ли это предотвратить Патруль Времени?
© Dimus
Пол Андерсон
Звезда над морем
I
День за днем Найэрда проводила в обществе созданных ею тюленей, китов и рыб. С ее пальцев соскальзывали и устремлялись на волю ветра чайки и кружева морской пены. А на окраине мира под песнь Найэрды плясали ее дочери. Песнь ее вызывала дождь с небес или свет, дрожащий на волнах. А когда с востока накатывалась тьма, она отдыхала на своем укрытом мраком ложе. Но часто она поднималась рано, задолго до восхода солнца, чтобы наблюдать за своим морем. Свет утренней звезды озарял ее чело.
И вот однажды на морской берег приехал Фрейр.
- Найэрда, отзовись! - закричал он. Ответил ему только прибой. Тогда он поднес к губам рог Гэзерера и подул в него. С криками взлетели со скал бакланы. Затем он вынул меч и ударил плашмя по боку быка Землевержца, на котором сидел. От рева быка забили родники и мертвые властители проснулись в своих курганах.
И тогда Найэрда отозвалась. Во гневе, окутанная туманом, она приплыла на ледяной глыбе, держа в руке сеть, которой ловила корабли.
- Как ты смел меня потревожить? - обрушила она на него холодные, тяжелые как град слова.
- Я хочу стать твоим мужем, - ответил он. - Сияющий издали свет твоей груди ослепил меня. Я отослал свою сестру прочь. Земля страдает, и вся растительность сохнет из-за жара моей страсти.
Найэрда рассмеялась.
- Что можешь ты дать мне, чего нет у моего брата?
- Дом под высокой крышей, - сказал он, - богатые приношения, горячее мясо на подносах и жаркую кровь в кубках, власть над посевом и жатвой, над зачатием, рождением и смертью.
- Великолепные дары, - согласилась она. - Но что, если я все-таки их отвергну?
- Тогда на суше прекратится жизнь, и все живое, погибая, проклянет тебя, - предостерег он. - Стрелы мои взлетят к коням Колесницы Солнца и сразят их.
И тогда она рухнет, объятая пламенем, море вскипит, а потом замерзнет от холода вечной ночи.
- Нет, - сказала она. - Прежде я обрушу волны на твои владения и затоплю их.
И они оба замолчали.
- Силы наши равны, - наконец произнесла она. - Так не будем нарушать мир. Я приду к тебе весной с дождем, моим приданым. И пребудем мы на суше, благословляя ее. А твоим даром мне будет этот бык, на котором ты сидишь.
- Это непомерно великий дар, - возразил Фрейр. - Его скрытая мощь наполняет земное лоно. Он разгоняет врагов, бодает и топчет их, опустошает их поля. Скалы дрожат под его копытами.
- Можешь оставить его на суше и ездить на нем, как и прежде, - ответила Найэрда, - пока он мне не понадобится. Но бык будет моим, и в конце концов я призову его к себе навсегда.
Помолчав немного, она добавила:
- Каждую осень я буду покидать тебя и возвращаться в море. Но весной приходить опять. Так будет в этот раз и каждый грядущий год.
- Я надеялся на большее, - сказал Фрейр, - но думаю, что если мы не объединимся, боги войны разгуляются еще пуще. Пусть будет по-твоему. Жду тебя, когда солнце повернет на север.
- Я приду к тебе по радуге, - клялась Найэрда.
Так было. И так есть.
Вид с крепостных валов Старого Лагеря наводил на мрачные мысли. На востоке узкой лентой поблескивал обмелевший в этом году Рейн. Германцы легко переправились через него, а суда с припасами для укреплений на левом берегу часто садились на мели и порой, не успев сняться с них, попадали в руки врага. Будто бы даже реки, извечные защитницы Империи, оставили Рим. В лесах на том берегу, в рощах на этом листья уже бурели и начинали опадать. Хлеб на полях засох - еще до того, как война превратила их не в грязь, а в серую пыль, заносившую черные пепелища.
Теперь эта почва принесла новый урожай: проросли зубы дракона, и навалили варварские орды. Рослые светловолосые воины толпились вокруг принесенных из священных рощ - мест кровавых жертвоприношений - тотемов, шестов и носилок с черепами или вырезанными из дерева грубыми изображениями медведей, кабанов, зубров, лосей, оленей, рысей и волков.
Закатный свет отражался от наконечников копий и щитов, от редких шлемов и от еще более редких кольчуг или панцирей, снятых с убитых легионеров. Большинство было без оружия - в куртках и узких штанах либо голые по пояс, может, с накинутыми на плечи мохнатыми звериными шкурами. Они ворчали, рычали, огрызались, горланили, вопили, топали, и звуки эти напоминали дальние, но приближающиеся раскаты грома.
Действительно дальние. Скользнув взглядом по теням, протянувшимся к варварам, Муний Луперк разглядел длинные волосы, стянутые в узел на затылке. Так заплетали их свебские племена в центральной части Германии. Однако свебов было немного: должно быть, лишь небольшие отряды последовали сюда за дерзкими вождями, но это показывало, как далеко достиг призыв Цивилиса .
Большинство заплетало свои гривы в косы, некоторые красили их в рыжий цвет или умащивали так, что они торчали на галльский манер, - видимо, батавы, каннинефаты, тунгры, фризы, бруктеры . Остальные - местные и потому особо опасные - не столько своей численностью, сколько знанием тактики римлян. Ого, а вон конный отряд тенктеров - вылитые кентавры: копья с вымпелами подняты, топоры приторочены к седлам. Конница восставших!
- Жаркая сегодня будет ночь, - сказал Луперк.
- Откуда ты знаешь, господин? - голос ординарца звучал не совсем твердо.
Совсем еще мальчишка, взятый на это место второпях после гибели опытного Рутилия. Когда пять тысяч солдат (не считая тройного количества рабов и прочего населения лагерей) отступают с поля боя в ближайшее укрепление, хватаешь то, что подвернется под руку.
Луперк пожал плечами.
- Привыкнешь понимать, что у них на уме.
Были и более существенные признаки. Рядом с рекой, позади скопища мужчин на этой стороне, вился дымок походных котлов. Женщины и дети из ближайших районов собрались, чтобы вдохновлять своих мужчин на битву.
Сейчас у них возобновились причитания по покойным. Луперк прислушивался. Они звучали все громче и отдавались далеко вокруг, похожие на визг пилы, с подспудным ритмом: ха-ба-да ха-ба, ха-ба-да-да. В хор вступали новые голоса, и все больший хаос смерчем раскручивался над станом.
- Я не думаю, что Цивилис решится напасть сегодня, - произнес Алет. Луперк освободил ветерана-центуриона от командования остатками его отряда и назначил в свой штаб советником. Алет показал на частокол, торчащий над земляным валом. - Две последние атаки довольно дорого ему обошлись.
Там валялись трупы: вздувшиеся, бесцветные, в мешанине вывалившихся кишок и запекшейся крови, разбитого оружия, обломков примитивных укрытий, под которыми варвары пытались штурмовать ворота. Местами трупы заполнили ров. Из раскрытых ртов вывалились языки, объедаемые муравьями и жуками. У многих вороны уже выклевали глаза. Несколько птиц все еще пировали, насыщаясь перед наступлением ночи. Носы уже притерпелись к запаху и морщились, только когда ветер нес его прямо в лицо, а в приближающейся ночной прохладе запах становился все слабее.
- У него достаточно подкреплений, - ответил Луперк.
- И все-таки, господин, он не дурак, не безрассудная голова, разве не так? - настаивал центурион. - Он двадцать лет ходил с нами в походы, а то и больше. Я слышал, он отличился в Италии и удостоен был такого высокого звания, какое только возможно для наемника. Он должен знать, что у нас на исходе еда и другие припасы. Одолеть нас с помощью голода умнее, чем губить понапрасну воинов и осадные орудия.
- Верно, - согласился Луперк. - Я уверен, что именно так он и собирался поступить после неудачной попытки. Но он не может командовать этими дикарями, как римлянами, насколько тебе известно. - И сухо добавил: - Наши легионеры в последнее время тоже грешат непослушанием, не так ли?
Он перевел взгляд в центр пространства, вокруг которого сосредоточились вражеские орды. Там, где люди отдыхали возле штандартов своих соединений, блестел в лучах заходящего солнца металл; лошади на привязи спокойно ели овес; только что сооруженная из сырого дерева, но достаточно прочная осадная башня стояла наготове. Там расположился Клавдий Цивилис, служивший ранее Риму, и предводители племен, его союзники, перенимающие опыт римского военачальника.