Незаметно показывая на старого индейца, вокруг которого всегда было пустое пространство.
- Это самый известнейший шаман среди гуахиро и не только среди них.
- Не верю я в этих колдунов, - отмахнулся я.
- А зря, - перехватил инициативу в разговоре Маркиз, - это он сказал, что и ты говорящий с духами.
- И вы поверили этой белиберде, - продолжал сопротивляться я.
- Этот индеец говорит редко, но всегда в цель, - подтвердил сеньор, - можешь мне поверить. Он хочет поговорить с тобой. Наедине.
Разговор… да его и не было. Дед, минут на пять, погрузился в транс и я почувствовал, что меня просвечивают, как рентгеном. Это было удивительное чувство и что странно, но оно не вызывало во мне желания сопротивляться и я как бы открылся навстречу шаману.
- Это принадлежит тебе, сын земли, - на своем языке сказал Шаман, - но я его понял.
Он протянул мне ожерелье из шести крупных жемчужин: белой, красной, желтой, зеленой, синей и черной. Они были не просто крупные - огромные. У меня даже мысли не возникло отказаться от подарка и когда я взял их в руки они "запели" - засветились тихими сполохами всех цветов радуги и как бы завибрировали. Я сморгнул и видение пропало.
- Да. Это твое по праву, - только и сказал индеец, когда я повесил ожерелье на шею и спрятал его под рубашку. - И не бойся, его сможет обнаружить только такой же видящий, как и ты.
Когда деребанили трофеи и выделяли доли, я попросил себе только баржу и мне ее уступили без разговоров. Вот ею я пытался отдариться шаману за ожерелье, хотя внутренне понимал всю незначительность моего ответного подарка.
Однако, дед знал, что ему нужно от меня - ночью ко мне в палатку пришла красивая до изумления молодая индианка и скорее всего она была далеко не одна… Колдуны однако и поутру я чувствовал себя как выжатый лимон.
На прощанье дед мне сказал:
- Есть великие шаманы, но чужие людям. А ты, можешь всегда прийти к гуахиро за помощью и тебе в ней не откажут. Прощай.
Индеец Джо, ну не выговаривал я его настоящего имени, подарил мне свой комплект из семи пластинчатых метательных ножей, с которыми я научился обращаться за время рейса по Ориноко. Дартс, отдыхает. А я ему отдал свой кольт и Маркиз с сеньором Федерико сделали вид, что не заметили этого.
В Барселону мы вернулись без приключений и расстались довольные друг другом. Жаль только, что Маркиз очень торопился и наше прощанье вышло скомканным.
Представитель посольства, сказал мне на прощание:
- Надеюсь тебе не нужно говорить о необходимости забыть о всем произошедшем в рейсе. Ты провел караван с грузом в Пуэрто-Аякучо для геологических исследований и это все. Обычная рутинная работа.
- Что, я и расписки о не разглашении подписывать не буду? - Наивно поинтересовался я.
- Парень, в таких делах расписок не требуют. Понимаешь? - И он сочувственно посмотрел на меня.
А я что, я все понимал, не дурак… и по моей спине прошелся холодок.
Вот такие пироги, а дальше… от судьбы не уйдешь. Когда судно отремонтировали, а наш капитан вернулся и принял его из ремонта, мы опять отправились в плаванье вдоль побережья Америк, с той же целью - сшибать валюту для родины и немного для себя.
В результате почти двухгодичного плаванья я получил, за свою валютную зарплату, талон на "Волгу" экспортного исполнения и повышение по службе… третьим помощником капитана на "Индигирку". На севера.
- Написал на тебя докладную, первый и я ничего не мог сделать. У него завязки на самом верху пароходства, - сказал мне мастер.
- Что же он мог написать?
- Да все как есть, про твое оринокское путешествие. Ты же написал об этом не одну служебную записку. Но вот он их и переработал с намеками. Тихими такими, аккуратными, но вонючими.
- И наверху решили, от греха подальше, спихнуть меня в каботаж?
- Вот именно, во избежание… чего-либо. Но визу тебе оставят, ограничив ее севером Атлантики, а в этот район мореплавания - тебе ход закрыт. Пока.
Прав был Дед с "Коломны", когда вещал, что я буду Великим специалистом Большого каботажа. От судьбы не уйдешь.
Дедуля моему подарку не то, чтобы не обрадовался, а не знал, что с ним делать.
- Может талон Оганесовичу отдадим, за двойную цену, а я себе списанный газик возьму и приведу его в порядок. Ну куда мне разъезжать в этой импортной волжанке, я рылом для нее не вышел. - Вздыхал Иван Михалыч Буримский.
- Дедуля, делай, что хочешь. Мне она не нужна, я в Крыму отдыхаю, понимаешь? А на Севере она, тем более, мне не нужна.
- На нее квартиру можно взять, - продолжал дед.
- А мне она на хрен, квартира? Я живу на судне, в гостинице или здесь у тебя, когда в отпуске. Я же сказал - делай как считаешь нужным. - И прекратил этот пустой разговор.
Глава 4. "Друга не надо просить не о чем, с ним не страшна беда."
Димон. Дмитрий Кислицын, сотрудник Крымского художественного фонда.
Четыре недели назад, Дмитрий подал заявления на увольнение по собственному желанию, которое подписал начальник цеха реставрации Третьего специального отдела (Гохран) при Министерстве финансов СССР. Подписал после долгих уговоров, заманчивых предложений и завуалированных угроз. Однако Дима твердо стоял на своем:
- Алексей Алексеевич у меня болен отец, инвалид Великой Отечественной войны и я нужен дома. Это мой единственный родной человек.
- Что там некому ему помочь? Супруга и приемный сын с женой откажут твоему отцу в помощи?
Начальник цеха показал неплохое знание семейного положения Димона и это его еще больше насторожило.
- У Нины Андреевны малолетняя дочь, у брата тоже маленький ребенок, а отцу нужен постоянный уход в Симферополе. Вы же читали справку из тамошнего госпиталя?
И конечно, Димон ему не говорил, что отец тьфу, тьфу, тьфу вполне здоров, а лег в госпиталь на обследование, по настоянию Костяна, его сводного старшего брата. Надежного, как скала, которому организовать нужный медицинский документ не составило большого труда. В свой последний отпуск он попросил Константина предпринять что-либо для своего увольнения из Гохрана и для этого, найти вескую причину не связанную с местом работы Дмитрия. Так как, Дмитрий полагал, что уйти из Гохрана будет нелегко и не ошибся в своих предположениях.
В последнюю неделю перед увольнением он чувствовал преследующую его… тень. Была у него такая, редко проявляющееся, способность. Однако, как не пытался Димон определить - кто же его пасет, он так и не смог этого сделать.
Если ранее, мельтешащих за ним блатных, он срисовал без особых затруднений, то сейчас… А значит работали профессионалы, как выполняющие задание своего учреждения, так и люди из тех же государственных учреждений, но работающие на… другие интересы. У него были основания для такого неожиданного предположения и если в первом случае ему нечего было опасаться, то во втором… ситуация становилась смертельно опасной.
Практика определения и отсечения хвоста у него имелась, еще из их бурного юношества. Когда-то некто Красильников, следователь городской прокуратуры пытался накопать на них материал. Вот тогда они и научились определять сыскарей из угро и уходить из под их слежки. Научились далеко не за один день, но крепко освоили эту науку. Чему им помогло штудирование книги "Криминалистика" еще дореволюционного издания с твердыми знаками в конце слов, которую Колян нашел в сарае у своего деда. Книга была старая, но тем не менее очень познавательная и написанная простым и понятным языком, пусть и с ненужными знаками ять, еры…
Посвящать семью в свои проблемы Дима не хотел, так как представлял, чем это может закончиться для его семьи. Особенно для брата, который сразу приедет в Москву, как его не убеждай в неразумности такого поступка.
Одну из теней, номер первый, он все-таки сумел определить и запомнил его образ накрепко. Теперь Дима мог его распознать во множестве личин, это было для него не труднее, чем определить кристалл скрытый в породе.
А сегодня прилетел Колян, который сразу почуял неладное и сказал, заглянув Димону в глаза или… в душу:
- Рассказывай все - мне можно, - и одной фразой снял большую часть внутреннего напряжения сковавшего Дмитрия.
- Меня пасут и говорить опасно, - жестами показал Димон Николаю.
Колян только усмехнулся и молча потянул его в метро… Как оказалось впоследствии, чтобы через час оказаться в русской бане на окраинном районе Москвы. Деньги могут почти все, а добрые старые знакомые - делают все. Немудрящая истина, однако приличная очередь желающих попасть в парилку была не для нас, а вот достойное бочковое жигулевское было про нас. После третьего захода в парную, когда первая кружка с молниеносной быстротой растворилась в их организмах и Диму отпустило - настало время разговоров. Под пиво с вяленной чуларкой, которой Николай щедро поделился с банщиком.
- Ты знаешь, этого чувака? - Поинтересовался Димон у Коляна.
- Это наш земеля, я был здесь два года назад. Ты тогда был дома, а Миха на конференции в Новосибирске. На душе было очень смуро, я с разлета сунулся в Сандуны, но обломилось. Зажравшиеся там в обслуге, до беспредела. Один москвич, из очереди, посоветовал поехать сюда, мол настоящая русская баня и все такое. Ну я и уболтал его поехать в эту баню со мной вместе, раз его там все знают. Я тогда летел из Владика и был от души затарен дарами моря. Так сказать. - начал рассказывать Николай.
- Сам, куда направлялся?