* * *
Утром я шел по нашей улице с восьмиэтажными домами и не слышал шума автомашин. Кто-то толкнул меня, кого-то толкнул я… У телефона-автомата очередь. Только увидев эту очередь, я понял, что надо делать - позвонить Санину.
…Его не было дома. Я стоял возле телефонной будки и обдумывал версию Фосетта - Рапозо. Черная фигурка - из этого города?.. Может, это и есть город атлантов? Или он мог быть построен на месте древнейшего поселения атлантов. Науке такие случаи известны. Троя, например, отстраивалась много раз - на том же самом месте.
Я стоял у телефонной будки и, помнится, вздрогнул от неожиданной мысли: город не иллюзия, не сон, он существует, его до сих пор прячут джунгли. Значит, те люди действительно летали, там у берега реки. Летали. Все правда. Вот почему тот человек не захотел отвечать мне прямо. Он кинул приманку - и я, как голавль, взял ее и попался на крючок. А он исчез. Иначе ведь ему пришлось бы объяснять мне, кто он и откуда прибыл на эту лекцию. Кто он?! И кто она, Рута?! Может, они и выкрали у меня булавку, имея на то серьезные основания? Может, их в гораздо большей степени, чем меня, интересует Атлантида?!
Снова Рута
Я, кажется, не обманывался: город являлся во сне потому, что необыкновенная булавка с таллиевым шариком когда-то покоилась под моей подушкой и принимала сигналы оттуда… Возможно ли это? А без булавки? Если по-настоящему захотеть и все время думать о Руте? Мне уже начинало казаться, что мои воспоминания о городе тускнеют, блекнут, будто отделяются от меня завесой.
И вот однажды…
* * *
Я увидел скалу с уступом, возвышавшуюся над заливом. Человек сидел на уступе, трое других взбирались на плоскую вершину скалы. Краски медленно менялись. Блекли пепельно-синие полосы, рождались зеленые и голубые оттенки. От ветра и вихрей хороводы бликов на растревоженной воде расширялись, потом угасали, на песок под утесом мерно набегали белопенные гребни.
Я не видел лиц этих людей.
Послышались шаги. Ее шаги. Хрустнула галька. Рута стояла под скалой, в руке у нее - туфли с каблуками, расписанными золотыми линиями, и она смотрела на меня так внимательно, что не ощущала пены, клокотавшей под ее ногами.
Будто бы она рассказывала мне об Атлантиде:
- Я видела, что осталось от былой страны грез… Сначала показался остров Санта-Мария с шестисотметровой горой Пику-Алту. Самолет наш летел низко, и я видела темную воду океана и более светлую над обширной скалистой банкой. Остров покоился на ней, как шапка волшебника, укрывающая утонувшее плато. На всем протяжении берега круто обрывались в море, за ними начинались апельсиновые рощи, виноградники, хлебные поля, в складках гор виднелись белые строения. Скалистый утес мыса Каштелу на сотню метров высился над водой. На его плече - маяк Гонсалу-Велью. Этот маяк словно отмечал то место суши, которое ближе всего придвинуто к былой столице атлантов…
- Ты побывала на Азорах?
- О нет, я видела их с самолета. Это был, как бы тебе сказать, туристский рейс, посадки посреди Атлантики не предусматривалось. Но мы пролетели вдоль островной дуги. Остров Сан-Мигель с пиком Вара тянулся как стена. Берега тут обрывисты, а на западной оконечности - базальтовые глыбы, отвесные и голые. Здесь наблюдаются магнитные аномалии. Самолет взял курс на запад, и я мысленно распрощалась с Атлантидой. Никто не подумал бы, что она располагалась именно здесь, и горы ее были втрое выше, чем сейчас. Они курились, и призрачные столбы желто-зеленоватого дыма достигали стратосферы, свивались, образуя ствол причудливого дерева.
- Не здесь ли возникли мифы о дереве мира?..
- Я видела весь архипелаг. Ничего похожего на Атлантиду…
- Назови свое настоящее имя? - попросил я.
- Рутте, - сказала она.
- И давно вы здесь… у нас?
- О да. Скоро я расскажу тебе все.
- Ты видела этот город? Ты сделала так, чтобы я тебя услышал и увидел?
- Да, да!
И неотвязным видением преследовала меня с этих пор женщина, чей образ я наполовину выдумал, но которая теперь олицетворяла вечный круг звезд и планет.
Встреча
Рута остановилась в гостинице "Украина", где в просторных старомодных коридорах и холлах звуки гаснут, едва успев родиться, где в полусумраке цветут бразильские лилии, где метровые стены отгораживают вас от уличного шума и от людей.
В номере горел голубой свет кварцевой лампы, Рута была в черной блузке со шнурками бордового цвета на рукавах и груди. Тонкая шея была открыта; она заявила мне, что лечится от простуды, а кварц привез какой-то неизвестный поклонник вместе с букетом цветов (на окне загораживал дневной свет изрядный веник полуувядших астр). Рута была в театре, и сосед по креслу сразу определил, что ей нездоровится. Так оно и было.
В ней многое изменилось за тот год, что мы не виделись. Была она бледна, черты лица заострились. Волосы, иссиня-черные, были собраны в пучок, очки в черной оправе старили ее. На ней все было темное, до антрацитового блеска, даже туфли и нейлон. Мы выключили кварц. В тусклом дневном свете, едва проникавшем из-за цветов на подоконнике, лицо ее обрело живые краски.
- Можно поцеловать твою руку?
- Можно.
- Можно я буду твоим поклонником?
- Можно, можно…
Ее рука легла на мою голову, и я почти со страхом вдруг стал различать оттенки черного: темно-сизый рисунок на юбке, угольно-черные складки на тонком колене, обсидиановой блеск туфель, сверкание графитовых чешуек и зерен на щиколотке. Как будто сияли валторны в темноте, когда свет скорее угадывается, чем ощущается. Казалось, что все в комнате стало призрачным.
Словно две огромные черные ольхи, выпрямившись, непроницаемо закрыли от меня половину пространства комнаты, потом другую ее половину, и вверху среди электрического шороха слышались низкие звуки дыхания, как будто это дрожали валторны от неумелых прикосновений музыканта или птица на взлете хлопала крыльями. В темном зеркале напротив отражались глаза. Все остальное непередаваемо искажалось мертвым стеклом: крылья неведомых птиц скользили по черной тонкой коре деревьев, пересекая их поперек и наискось от самого низа до самого верха.
Потом - минута прозрения, ясности.
Я тонул в тенях от ее ног, на светлом фоне они снова напоминали о деревьях, и все были преувеличенным, фантастическим, черное слепило меня, попадая в снопы тусклого света, белое успокаивало. В настенном зеркале промелькнули мои расширившиеся глаза, зерна зрачков были чужими, я не узнал себя. Что это стряслось со мной сегодня? Все вокруг испускало теплые, даже горячие лучи, как если бы из преисподней поднялось вулканическое тепло.
- Я думал о тебе…
- Знаю, знаю…
* * *
- Жрец из египетского города Саиса, о котором упоминает Платон в своих диалогах, сказал: "Светила, движущиеся в небе и кругом Земли, отклоняются от своего пути, и через долгие промежутки времени все находящееся на Земле истребляется посредством сильного огня". Это так точно, что ни одна из гипотез гибели Атлантиды ничего не добавила к этим доводам. Ни предположение о захвате Луны нашей планетой, ни ссылки на столкнувшийся с Землей астероид не новы: жрец сказал все это и даже много больше в свойственной древним лаконичной манере… Я много раз читал это место у Платона, но понял не сразу. Что к этому можно добавить?
- Добавить можно многое, - сказала Рута. - Если бы ты знал, как мне страшно иногда становится от мысли, что должен преодолеть разум, познающий космос! Вечная борьба… столкновения интересов… странные формы жизни, которые вдруг выползают, точно призраки и гидры, из неведомых областей пространства, того самого, которое мы вчера считали познанным, изученным и совсем-совсем нашим.
- Что ты говоришь! Разве так уж много обитаемых планет в ближайшей окрестности?
- Я говорю не только о планетах. Разве ты не слышал, что жизнь существует иногда при очень высоких температурах? И не только бактерии, но и моллюски, и членистоногие. В вулканических разломах порой образуются новые формы. Чего от них ждать, никто не знает. Об этом даже не задумываются. И генетический код вовсе не универсален. И это здесь, на Земле. А там?..
- Где там?..
- В горячих океанах планет-гигантов, обращающихся около звезд главной последовательности. На спутниках пульсаров. В недрах полуостывших солнц…
- И там есть жизнь?
- Цепь жизни бесконечна в пространстве и времени, вечна, неуничтожима, как и вся материя. За миллиарды лет она совершенствовалась во всех направлениях и создала, породила феномен разума. Но породила и другое - способность отрицать разум. Этой способностью она наделила изумительно стойкие соединения молекул и атомов, которые страшнее ржавчины. Но отрицать разум могут лишь носители антиразума. Этот антиразум тоже форма разума, как это ни парадоксально звучит. Он лишь борется с нашей формой, но борется по своим законам, познать которые мы не смогли. Но мы знаем, что за много лет Саисский астероид - позволь мне его так называть - потерял изрядную долю вещества. Он весь был словно источен червями. Неведомая сила столкнула его затем с орбиты, и он упал на Землю. Произошла катастрофа, тебе известная…
- Не может быть!