Ростом он был примерно с меня: узкоплечий, худощавый человек, с бронзовыми от загара руками и спокойным костистым лицом. Возможно, чуть постарше меня, лет под сорок. Я разглядывал его, прикидывая, трудно ли будет убить, если до этого дойдет. Он тоже присматривался ко мне, причем явно мусоля ту же мысль.
Да, ныне дела обстояли именно так. Не было недостатка ни в еде, ни в питье, ни в прочих материальных благах. Но в то же время не существовало больше и закона – по крайней мере, за последние три недели я о нем ничего не слышал.
Глава 4
Чтобы прекратить игру в гляделки, я намеренно перевел взгляд на устройство, валяющееся неподалеку от баррикады.
– Неплохо бы рассмотреть его поближе, – сказал я. – Не опасно?
– Нисколько. – Он выпрямился, положил гранатомет на землю; из кобуры на его бедре выглядывал револьвер то ли тридцать восьмого, то ли сорок четвертого калибра, а на баррикаде, как раз на уровне плеча, лежал карабин. Он взял его левой рукой и сказал:
– Пошли. Они выскакивают по одному, причем через промежутки времени от семи до десяти часов.
Я бросил взгляд на дорогу, но обломки других подбитых желто-черных механизмов нигде не валялись.
– Вы уверены? – полюбопытствовал я. – Сколько же вы всего их видели?
Незнакомец усмехнулся как-то по-старчески сухо.
– Полностью их прикончить не удается, – объяснил он. – Как и этот. Сейчас он безобиден, но с ним не покончено. Чуть позже он уползет обратно, или его каким-то образом втянут обратно в туман – сами увидите. Пошли.
Он вскарабкался на баррикаду, и я последовал за ним. Когда мы подошли к подбитому устройству, оно еще сильнее напомнило мне детскую машинку-переростка. Отличие состояло лишь в том, что вместо окон у нее была гладкая желтая поверхность, а вместо четырех обычного размера автомобильных колес из днища торчали половинки шестнадцати или восемнадцати небольших металлических дисков. Граната пробила в боку машины здоровенную дыру.
– Вот, послушайте, – сказал незнакомец, склонившись над пробоиной. Я подошел поближе и прислушался. Откуда-то из глубин корпуса все еще доносилось негромкое жужжание.
– Интересно, кто посылает эти штуки? – спросил я. – Или что их посылает?
Бородатый пожал плечами.
– Да, кстати, – сказал я, протягивая руку, – Марк Деспард.
– Реймонд Сэмуэлсон, – после некоторой паузы представился он; его рука чуть дернулась, но тут же вернулась на место. Я решил, что ему, возможно, не хочется пожимать руку человеку, которого потом придется убить. И еще я подумал, что человек, способный думать о таких тонкостях, вряд ли станет стрелять мне в спину. По крайней мере, без крайней необходимости. В то же время не стоило самому напрашиваться на неприятности, оставляя между нами хоть малейший намек на недопонимание.
– Я еду в Омаху, – сказал я. – Там у меня жена, если, конечно, у нее до сих пор все в порядке. Но я не стану проезжать через ту линию временного сдвига, – я кивнул головой на туман, из которого появилась машина. – Вы не знаете, есть ли из города какая-нибудь другая дорога на юг или на восток?
– Да, есть, – кивнул он и заметно помрачнел. – Значит, говорите, у вас там осталась жена?
– Да, – ответил я. Честно говоря, я хотел бы сказать "бывшая жена", но уже оговорился. Вряд ли ситуация подходила для того, чтобы объяснять это человеку типа Сэмуэлсона.
– Послушайте, вам вовсе не обязательно отправляться в путь прямо сейчас. Может, задержитесь немного и отобедаете со мной?
"Задержитесь и отобедаете со мной?" Видимо, когда я упомянул о жене, в нем сработал рефлекс гостеприимства. Знакомые, такие уютные слова казались столь же странными и неуместными здесь и сейчас, на участке дороги между опустевшим городком и заслоняющим пространство справа от нас туманом. Да еще этот валяющийся рядом подбитый механизм.
– Идет, – согласился я.
Мы вернулись, перелезли через баррикаду и дошли до фургона. Я позвал леопарда с девочкой и представил их Сэмуэлсону. При виде леопарда он удивленно вытаращил глаза, но еще больше они у него вылезли из орбит при виде стоящей за огромной кошкой девушки.
– Леопарда я зову Санди, – сказал я. – А вот девочка мне так и не представилась.
Я вытянул руку, и Санди, прижимая уши, подошел ко мне и потерся мордой о мою ладонь, издавая при этом звук, похожий на довольное мурчание.
– Я наткнулся на него сразу после того, как изменение времени прошло через местность, где он обитал, – пояснил я. – Когда я нашел его, он все еще был в шоке, и теперь, кажется, считает себя обязанным мне по гроб жизни или что-то вроде этого. Сами, наверное, знаете, как ведут себя животные, когда находишь их сразу после временного сдвига? До тех пор, пока окончательно не очухаются?
Сэмуэлсон отрицательно покачал головой. Теперь он смотрел на меня с некоторым недоверием и подозрительностью.
– Жаль, – вздохнул я. – В таком случае придется вам поверить мне на слово. Пока я рядом, он совершенно безопасен. Я гладил Санди. Сэмуэлсон же смотрел на девочку.
– Привет, – сказал он с улыбкой. Но она по-прежнему "пусто" смотрела на него, не говоря ни слова. Она выполняла все мои указания, но мне ни разу не удалось добиться того, чтобы в глазах ее мелькнула хоть искорка внутреннего понимания того, кто она такая. Свисающие до плеч прямые темные волосы придавали ей вид дикарки, даже рубашка и джинсы смотрелись на ней крайне нелепо.
Впрочем, это было для нее самой подходящей одеждой. Однажды я переодел ее в платье – вскоре после того как нашел. Зрелище было жалким. В платье она выглядела просто карикатурно.
– Она не говорит, – сказал я. – Я наткнулся на нее через пару дней после того, как встретил леопарда, милях в двухстах южнее. Леопард валялся примерно там, где раньше находились Миннеаполис и Сент-Пол. Возможно, он из тамошнего зоопарка. А девочка просто плелась по дороге. Даже не представляю, откуда она взялась.
– Бедное дитя, – сказал Сэмуэлсон. Похоже, он был совершенно искренен, и тут мне показалось еще более маловероятным, что он способен выстрелить мне в спину.
Мы отправились к нему домой обедать. Он жил в одном квартале от Главной улицы.
– А как насчет этих.., ну, как вы их там называете? – спросил я. – Не боитесь, если одна из них появится в ваше отсутствие и некому будет ее остановить?
– Жужжалки, – ответил он. – Да нет, я уже говорил, что хотя они появляются и не точно по расписанию, но каждая следующая появляется не раньше, чем через шесть с половиной часов после предыдущей. На мой взгляд, там за этой туманной стеной что-то вроде автоматической фабрики, которая не может изготавливать их быстрее.
Дом Сэмуэлсона оказался одним из тех высоких и богато декорированных особняков конца девятнадцатого века, которые порой еще можно встретить в небольших городках. Два этажа, чердак и просторное обсаженное кустами сирени крыльцо. Комнаты в доме были небольшими, сумрачными, с высокими потолками и с лишней мебелью. Вода в дом поступала из большого бака, куда ее подавал из колодца в подвале небольшой бензиновый движок, сменивший ставший бесполезным электрический насос. Кроме того, хозяин нашел где-то старинную черную дровяную плиту, которая красовалась сейчас в углу просторной кухни. Нигде не было ни пылинки, в доме царил абсолютный порядок.
Он угостил нас первым нормальным обедом, который мне, как и девочке, довелось попробовать с тех пор, как Землю сотряс шторм времени. Я уже знал, что к этому моменту он затронул практически весь земной шар, а не только небольшой район Северной Америки к западу от Великих озер, где находился я. У меня был с собой приемник, и время от времени я ловил обрывки передач из самых разных мест. Линии непрерывности – или прерывистости, – разделяющие участки различного времени, как правило, блокировали радиосигналы. Но иногда кое-что все же сквозь них пробивалось. По-видимому, волшебным образом повезло Гавайям, которые шторм почти не затронул, да еще время от времени я ловил обрывки передач из Греции. Я не часто слушал радио, ведь вне моих сил было помочь людям, ведущим передачи, равно как и они мало чем могли помочь мне.
Я рассказывал обо всем этом Самуэлсону, пока он готовил обед. Он, в свою очередь, поведал мне, что столкнулся стой же проблемой.
– Здесь, в Солсбурге, произошел всего один сдвиг времени, – сказал он. – С тех пор я лишь время от времени вижу, как линия изменения проходит где-нибудь на горизонте или иногда на какое-то время останавливается, но ни одна больше сюда не сворачивала.
– А куда же делись все люди, которые здесь жили? – спросил я.
Выражение его лица сразу изменилось.
– Не знаю, – ответил он и склонился над миской с тестом для бисквита, которое месил, так чтобы я не мог видеть его лица. – Однажды я поехал в Пеппард – это соседний городок. Я долго ехал, но никак не мог его найти. Тогда я решил, что или заболел, или спятил, развернул машину и погнал обратно. А когда вернулся, застал здесь все таким, как вы сами видели.
Он явно был не расположен обсуждать эту тему. Но я догадался, что раньше в его доме жили и его жена, и несколько э... детей. В прихожей мне в глаза бросились женские туфли, в ном из углов гостиной приютилась коробка с детскими игрушками, а в гараже стояли три велосипеда.
– Чем вы зарабатывали на жизнь? – через некоторое время спросил он.
– В последнее время – ничем, – отозвался я. Услышав это, он снова нахмурился. Тогда я начал рассказывать о себе, поскольку со штормом у меня было связано лишь имя жены Свонни в Омахе, а об остальном я готов был рассказывать. К тому же я почему-то чувствовал полную уверенность в том, что и жена, и город пережили воздействия шторма времени и остались целыми и невредимыми.