Может, стоит пройти в кабину и спросить машиниста? Вопрос получился бы совершенно идиотским "Простите, вы не скажете, где я нахожусь?" В лучшем случае он услышал бы в ответ поток ругани.
А затем состав начал, тормозить.
Какая-то станция. Да, станция. Поезд вынырнул из туннеля на грязный свет 4-й западной улицы. Стало быть, он не проспал ни одной станции.
Но где же сошел тот пацан?
Либо он проигнорировал предупреждение на стене, запрещающее переходить из вагона в вагон во время движения, либо прошел вперед, в кабину управления.
"А вот это вполне возможно, - скривив губы, подумал Кауфман, - Пристроился, наверное, между ног у машиниста.."
Такие вещи не были редкостью. Как-никак, это был Дворец Услад, и тут каждый имел право на свою долю темной любви.
Кауфман еще раз криво усмехнулся и пожал плечами. В конце концов, какое ему дело до того, куда делся тот пацан?
Двери закрылись. В поезд никто не сел Тронувшись со станции, состав резко начал набирать скорость, и лампы в вагоне снова замигали.
Кауфман прикрыл глаза, пытаясь снова погрузиться в сон, но ничего не вышло. Внутри его бурлил адреналин, а пальцы даже чуть покалывало от нервной энергии. Видимо, он немало испугался, подумав, что поезд мог увести его невесть куда.
Чувства тоже обострились.
Сквозь стук; и лязганье колес на стыках он вдруг услышал звук разрываемой ткани, донесшийся из второго вагона Там что, кто-то рвет на себе одежду?
Поднявшись, он ухватился за поручень, чтобы вдруг не упасть.
Окно между вагонами было полностью зашторено. Нахмурившись, Кауфман принялся вглядываться в него, словно бы надеясь, что его глаза неожиданно обретут свойства рентгеновского аппарата. Вагон бросало из стороны в сторону. Состав стремительно мчался вперед.
Снова треск материи.
Может, там творится изнасилование?
Зачарованный этой мыслью, он медленно двинулся в сторону разделяющей вагоны двери, надеясь отыскать в шторе какую-нибудь щелку. Его взгляд был все еще прикован к окну, поэтому он не заметил крови, растекшейся на полу.
Но вдруг…
Нога поскользнулась, и он опустил глаза. Его желудок опознал кровь раньше, чем мозг, и выдавленный судорожным спазмом комок теста с ветчиной мгновенно подкатил к горлу. Кровь. Сделав несколько судорожных глотков спертого воздуха, Кауфман снова перевел взгляд на окно.
Рассудок говорил: кровь. От этого слова было некуда деться.
От двери его отделяло не больше двух шагов. Он просто обязан был заглянуть туда На его ботинке была кровь, и узкая кровавая полоска тянулась в следующий вагон, но он должен был посмотреть туда.
Заглянуть за дверь.
Кауфман сделал еще два шага и начал исследовать окно, все еще надеясь отыскать в плотной шторе какую-нибудь щель - хотя бы микроскопическую прорезь от нити, случайно вытянутой из ткани. И наконец он нашел искомое - крошечную дырочку - и приник к ней глазом.
Сначала разум его наотрез отказывался воспринимать увиденное. Открывшееся зрелище представлялось какой-то нелепой, кошмарной галлюцинацией. Но если разум отвергал увиденное, то плоть утверждала обратное. Тело окаменело от ужаса. Глаз, не мигая, смотрел на тошнотворную сцену за шторой. Поезд, раскачиваясь, мчался дальше, а Кауфман все стоял перед разделяющей вагоны дверью, пока кровь не отхлынула от его конечностей и голова не закружилась от недостатка кислорода. Багровые вспышки замелькали перед его взором, затмевая картину содеянного злодейства.
А затем он потерял сознание.
Когда поезд прибыл на Джей-стрит, Кауфман все еще был без сознания, а поэтому он не слышал, как машинист объявил, что пассажиры, следующие дальше этой станции, должны пересесть в другой состав. Хотя услышь он подобное требование, то немало подивился бы ему. Ни один поезд не высаживал пассажиров на Джей-стрит; эта линия тянулась к Мотт-авеню, через Водный канал и мимо аэропорта Кеннеди. "Что же это за странный поезд?" - мог бы спросить он. Мог бы, если бы уже не знал. Истина находилась во втором вагоне. Она умело орудовала своими инструментами, довольно ухмыляясь себе под нос, а с кожаного фартука стекала кровь.
Это был полночный поезд с мясом.
В обмороке нет места времени. Прошли секунды или часы, прежде чем глаза Кауфмана открылись и мысли сосредоточились на его новом положении.
Он лежал под одним из сидений, вплотную прижатый к вибрирующей пыльной стене и полностью скрытый от постороннего глаза. Видимо, судьба благоволила к нему, подумал он. Должно быть, от тряски его бесчувственное тело перекатилось сюда, в единственное безопасное место этого поезда.
Вспомнив об ужасах второго вагона, Кауфман едва подавил в себе рвотные спазмы. Положение было отчаянным Где бы ни находился дежурный по составу (скорее всего, он был убит), звать на помощь нельзя. Но машинист? Тоже мертвый, лежит в кабине управления? А поезд тем временем мчится навстречу гибели по неизвестному, нескончаемому туннелю без станций?
И даже если катастрофы не последует, то сразу за дверью, перед которой лежал Кауфман, его ждал Мясник.
За дверью, имя которой Смерть.
Грохот колес заглушал все звуки. От вибрации у Кауфмана ныли зубы, лицо онемело, голова раскалывалась.
Наконец он нашел в себе силы пошевелиться. Чтобы восстановить кровообращение в затекших конечностях, Кауфман принялся осторожно сжимать и разжимать кулаки.
Ощущения вернулись вместе с тошнотой. Перед глазами все еще стояла омерзительная картина, увиденная в соседнем вагоне. Конечно, ему доводилось видеть фотографии с мест разных преступлений, но здесь вершились необычные убийства. Он находился в одном поезде с Мясником, монстром, который оставлял свои жертвы висеть на вагонных поручнях нагими и безволосыми.
Как скоро убийца выйдет из этой двери и окликнет его? Кауфман не сомневался в собственной участи: он так или иначе умрет - если не от рук Палача, то от мучительного ожидания смерти.
Внезапно за дверью послышалось какое-то движение. Инстинкт самосохранения взял верх. Кауфман забился поглубже под сиденье и сжался в крохотный комок, повернув побелевшее от страха лицо к стене. Он втянул голову в плечи и зажмурил глаза, будто ребенок, скрывающийся от какого-нибудь страшилы.
Дверь начала открываться. Щелк. Чик-трак. Порыв воздуха с рельсов. Запах чего-то незнакомого: незнакомого и холодного. Воздух из какой-то первобытной бездны. Кауфман содрогнулся.
Щелк. Дверь закрылась.
Кауфман знал, что Мясник совсем рядом. Без сомнения, тот стоит всего в нескольких дюймах от сиденья.
Может, как раз сейчас он смотрит на неподвижную спину Кауфмана? Или уже занес руку с ножом, чтобы выковырять жертву из ее убежища, как улитку из раковины?
Ничего не произошло. Никто не дышал ему в затылок. Лезвие не вонзилось ему под лопатку.
Просто послышалось шарканье ног возле головы - неторопливый, удаляющийся звук.
Сквозь стиснутые зубы Кауфман тихонько выдохнул - легкие чуть не разорвались на части, так долго он сдерживал воздух.
Обнаружив, что спавший мужчина вышел на 4-й западной улице, Махогани почти расстроился. Он рассчитывал, что эта жертва займет его до тех пор, пока поезд не прибудет на место своего назначения. Увы, нет, мужчина пропал.
"Впрочем, это тело выглядело не совсем здоровым, - сказал он себе. - Наверное, принадлежало какому-нибудь малокровному еврею-бухгалтеру. Его мясо едва ли могло быть сколь-нибудь качественным".
Успокаивая себя подобными мыслями, Махогани пошел через весь вагон в кабину управления. Оставшуюся часть поездки он решил провести там.
"О господи, - подумал Кауфман. - Он собирается убить машиниста".
Послышался звук; открываемой двери. Затем низкий и хриплый голос Мясника:
- Привет.
- Привет.
Они были знакомы друг с другом.
- Сделано?
- Сделано.
Кауфман был потрясен банальностью этих реплик. О чем они? Что сделано?
Несколько последующих слов он пропустил из-за того, что поезд загромыхал по рельсам, сворачивая в очередной туннель.
Наконец Кауфман уже больше не мог противиться любопытству. Он осторожно распрямился и через плечо глянул в дальний конец вагона. Из-под сиденья были видны только ноги Мясника и нижняя половина открытой двери. Проклятье! Он обязательно должен был увидеть лицо преступника еще раз.
Со стороны кабины донесся смех.
Кауфман быстро рассчитал степень риска - математика паники. Если продолжать оставаться на месте, Мясник рано или поздно заметит его и превратит в отбивную. С другой стороны, если рискнуть покинуть убежище, то можно оказаться обнаруженным еще раньше. Что хуже: бездействовать и встретить смерть загнанным в нору или попробовать прорваться и сойтись в честной схватке с судьбой?
Кауфман сам удивился своей храбрости: он уже начал отодвигаться от стены.
Не переставая следить за спиной Мясника, он медленно выбрался из-под сиденья и пополз к задней двери. Каждый дюйм давался ему с мучительным трудом, но Мясник, казалось, был слишком увлечен разговором, чтобы оборачиваться.
Наконец Кауфман добрался до двери. Затем он начал осторожно подниматься на ноги, заранее готовясь к зрелищу, которое ожидало его во втором вагоне. Дверная ручка поддалась почти без нажима, дверь скользнула в сторону.
Грохот колес и жуткий, влажный смрад, вырвавшийся из туннеля, на мгновение оглушили его. Боже! Наверняка Мясник услышит шум или почувствует запах. Вот сейчас он обернется и…
Но нет. Кауфман проскользнул в дверной проем и очутился в залитом кровью вагоне.
Чувство облегчения заставило его позабыть об осторожности. Он не прикрыл за собой дверь, и та, качнувшись вместе с поездом, шумно врезалась в стену.