Он разобрался, наконец, в конструкции свистка. Свисток работал при помощи небольшого электрического меха, и нужно было только нажать кнопку…
Душераздирающий рев ворвался в комнату. Свисток засвистел, как целая дивизия милиционеров. Василий отскочил, зажимая уши. Зудящий неприятный звук бился в гигантском свистке, мебель отвечала ему частой дробью, с потолка сыпалась мучная пыль побелки, тонко дребезжали стекла в двери.
Василий хотел выключить свисток, но не сумел. Свист вызывал ноющую боль в ушах и зубах, он все нарастал, воздух в комнате стал густым от известковой пыли, стекло лопнуло, осколки разлетелись по полу.
Девушка и старик прибежали с террасы. Закрывая лицо передником, словно она приближалась к разгоревшемуся костру, девушка боком подобралась к свистку и, вытянув руку, на ощупь выключила его. Несколько мгновений все стояли оглушенные, тяжело дыша. Старик укоризненно смотрел на гостей. Долговязый механик старался спрятаться за невысокого летчика.
Зорин нашелся первый. Он отпечатал шаг навстречу старику и вскинул руку с тем особенным шикарным вывертом запястья, который так долго не давался ему в училище.
- Лейтенант Зорин, - представился он. - Прибыл в ваше распоряжение.
Старик поспешно отдернул протянутую для рукопожатия руку и неловко козырнул. Видимо, он полагал, что военный его не поймет, если не говорить с ним на особом, военном языке.
- В высшей степени странно, - пробормотал он, - какое–то недоразумение. Я не вызывал никаких лейтенантов.
Летчик и бортмеханик переглянулись. "Хорошо бы, недоразумение, мелькнуло у них в голове. - Погуляли бы в городе и назад - в часть".
- Но, может быть, есть другой Хитрово? - на всякий случай выспрашивал Зорин. - В нашей командировке точно указано: Саратовский сельскохозяйственный институт, А. Л. Хитрово.
Старик поднес бумажку к глазам.
- Не знаю… Хитрово? Не знаю, - говорил он, шаря по карманам в поисках очков. И вдруг, словно вспомнив что–то, уставился испытующим взглядом на летчика. - Шурочка! Александра Леонтьевна, - произнес он ядовитым тоном, - к вам… - И, поворачиваясь к двери, добавил: - Вот вам, молодые люди, ваше начальство. Но не завидую вам, натерпитесь от этого начальства. Характерец, я вам скажу!
- Однако, - буркнул Василий, - хорошенькая командировочка досталась нам!
Девушка перехватила насмешливый взгляд, которым обменялись летчик и бортмеханик. Краска залила и щеки ее, и курносый веснущатый нос, и маленькие ушки, и даже шею за ушами. Видя смущение девушки, Василий даже пожалел ее и спросил добродушно:
- Так на чем мы будем катать вас, девушка?
Шура Хитрово резко выпрямилась:
- Во–первых, я для вас не девушка, а Александра Леонтьевна. Во–вторых, у нас не катанье, а научная экспедиция. Мы вылетаем послезавтра в шесть утра. Рекомендую вам немедленно отправиться на аэродром для приемки самолета.
ПОСЛЕЗАВТРА В ШЕСТЬ УТРА
В 6.00 послезавтра самолет, готовый к вылету, стоял возле причала на городской протоке Это была устаревшая боевая машина времен Отечественной войны, поставленная на поплавки и снабженная специальным оборудованием. На место снятого вооружения был приспособлен небольшой ветряной двигатель, в кабине поставлено какое–то громадное сооружение в кожухе из пластмассы. От него тянулись бесчисленные цветные шланги к ящикам и стальным баллонам.
Несмотря на ранний час, на дощатом плоту собралось немало провожающих. Пришла целая группа девушек в ярких платьях, с ними юноша в роговых очках и другой - постарше, широкоплечий, с коротенькой трубкой в зубах. Сама Шура приехала с дядей и теткой в автомашине. Профессор насупленно молчал - видимо, сердился за то, что его уговорили провожать. Тетка суетилась, виновато косясь то на племянницу, то на строгого мужа.
К шести часам на причале собралось человек пятнадцать, и каждый приходящий отводил Шуру в сторону и очень долго в чем–то убеждал ее.
- Ну, конечно, - отвечала девушка. - Ни за что не забуду… я же сама знаю…
Когда очередь дошла до молодого человека с трубкой, он протянул Шуре сложенный в шестнадцать раз v сшитый в тетрадь лист синьки, мелко исписанный на обороте, и сказал, выделяя каждое слово:
- Здесь все. Смотри почаще и записывай каждый пустяк. Главное система. У тебя всегда: "неважно, запомню, завтра". Так чтобы этого не было. Имей в виду: не для себя летишь. Вернешься без дневника - будешь сидеть в Саратове.
- Эх, Шурка, - перебил его юноша в очках, - куда тебе! Отдай мне парашют и букет, я за тебя полечу…
Девушка, видимо, не любившая шуток, сразу обиделась:
- В конце концов, это даже нетактично, Глебов. Все согласились, чтобы я летела первая. Мне кажется, я имею право на это.
Неожиданно у Василия оказались провожающие. Накануне он отпросился у лейтенанта съездить в родную деревню - километрах в тридцати от Саратова, за Волгой. Четыре года уже не бывал дома. И вот вместе с ним приехала мать специально поглядеть, как сын подымается в небо.
Василий был известен в полку как песенник и задира, любитель поболтать, покричать, повозиться. И лейтенанту смешно было смотреть, как вдруг в присутствии маленькой старушки в черном платке Василий ходит в струнку, смущенно рокочет непривычным к шопоту баском:
- Оставьте, кушайте сами яблоко, мама. Оставьте, я без вас застегну, мама. Ну, что люди подумают!
- Ведь на руках его носила, - удивлялась сама себе мать Василия, - на этих самых руках.
Девушки заплакали от смеха, даже недовольный профессор улыбнулся, представив себе саженную фигуру Василия на руках у миниатюрной старушки.
Все было готово. Вылет задерживали синоптики, запросившие погоду из Астрахани. Моторы уже ревели, разгоняя рябь на плотной глади протоки, все прощальные слова были сказаны, провожающие девушки, исчерпав запас смеха, томились, поеживаясь от холода, терли глаза. Юноша в очках бросал камешки рикошетом. За Волгой, где–то за Энгельсом, вставало из речного тумана бледно–золотистое солнце, окрашивая латунным светом прозрачное утреннее небо.
- Чудесная погода будет, - сказала одна из девушек, понимающая толк в авиации, - самая летная погода.
- После обеда купаться можно будет, - добавила другая.
Мать Василия тотчас же ввязалась в разговор:
- Вам, озорникам, только и есть на уме что купанье, нет, чтобы о хлебе подумать. Хлеб–то горит от вашей погоды. Какие зеленя были у нас в Красном Яру, а нынче колоски–то сохнут. Хоть бы какой завалящий дождик пошел. В нашем колхозе весь урожай - от дождя. Ручеек - слава одна, скотину поить нечем. Богатая земля, а сухая. В старое время, бывало, хоть к попу пойдешь: у нас поп Афанасий - пьяница, царство ему небесное, но насчет дождя большой мастак был покойник. Только выйдет с иконой за околицу - глядь, уж накрапывает… Ты скажи мне, ученый человек, - обернулась она к профессору, который с интересом прислушивался. - Я не говорю против науки. Тракторы, комбайны, удобрения - это сила. А дождем, выходит, не вы заведуете. От бога дожди…
Профессор смущенно и вместе с тем довольно улыбнулся.
- Ученые работают над этой проблемой, - сказал он, - со временем они разрешат ее.
- "Со временем, со временем", - возразила старушка. - А урожай не ждет - ему подавай воду и баста. Не будет дождя - сгорит опять, как в сорок шестом году.
И тогда Шура Хитрово, стоявшая неподалеку, вдруг проговорила страстно и торопливо:
- Бабушка, скажите там всем у вас в Красном Яру, что дождь будет. Я не обещаю сегодня или завтра, но на этой неделе будет обязательно.
Старушка не одобрительно покосилась на нее.
- Этак и я тебе пообещаю, егоза! Не в этом году, так в следующем… Осенью полно их - дождей. Кому они нужны тогда!
- Настоящий ученый никогда… - начал профессор с упреком.
- Оставь, дядя, это старый разговор, - Шура отошла в сторону.
Но в эту минуту наверху на обрыве показался синоптик с метеосводкой в руках. Вдруг все заторопились, заговорили разом… Молодой человек в очках вручил Шуре букет и звонко поцеловал ее в обе щеки, так звонко, как целуют только посторонние.
- Надеемся на тебя, - крикнул он, - переходи скорее на пыль. Больше всего я верю в пыль.
- Журнал веди! - строго произнес его товарищ с трубкой.
Тетка Шуры толкнула в бок своего мужа.
- Скажи что–нибудь девочке… улетает… Родная ведь.
Пересиливая гордость, профессор нагнулся к племяннице:
- Ну, Шура, счастливого пути. Помни, что ты Хитрово. Не падай духом при неудачах. В другой раз добьешься. Неудачные опыты тоже нужны для науки.
Василий влез в кабину последний, надвинул крышку. Самолет грозно взревел, волны побежали от поплавка, раскачивая причал. Провожавшие замахали платками, мать Василия, скрестив руки под платком, победно оглянулась вокруг.
"Вот он какой у меня! - думала она. - На руках носила!"
СТАРТ
СТЫДНО сознаться, но начальник воздушной экспедиции товарищ Хитрово А. Л. в первый раз в жизни поднималась в воздух, если не считать перелета в Москву на пассажирском "Дугласе", совершенного еще в детстве.
Тогда, восьмилетняя девочка, она всю дорогу просидела на коленях у мамы. Маме было нехорошо, и соседке, полной даме с цветами на шляпе, тоже было нехорошо, и котенку, который летел с дамой в авоське, тоже было нехорошо - он все время жалобно мяукал. Кроме этого, Шура ничего не запомнила, и поэтому она с таким интересом оглядывалась сейчас, стараясь видеть все, что происходит внутри и снаружи.