На третий день, наконец, прилетел Макиверс - грузовой ракетой с Венеры. Он на несколько часов опоздал на корабль, который доставил к Сандерсону майора и меня, и решил махнуть на Венеру в надежде, что оттуда легче перелететь на Меркурий. Судя по всему, опоздание его ничуть не смущало, как будто это было в порядке вещей, и он просто не понимал, с какой стати все остальные так волнуются.
Макиверс был высок и строен, в длинных вьющихся волосах его пробивалась преждевременная седина, а глаза сразу выдавали в нем профессионального альпиниста - полуприкрытые, сонливые, почти безжизненные, но способные, когда надо, мгновенно насторожиться. Состояние покоя для него было нестерпимо: он всегда был в движении - или говорил, или вышагивал из угла в угол; руки у него ни на минуту не оставались в покое.
Майор явно решил не заострять вопрос о его опоздании. Работы оставалось еще много, и спустя час мы уже принялись за окончательную проверку наших скафандров. К вечеру Стоун и Макиверс стали закадычными друзьями. Все было готово к старту, назначенному на утро. Нам оставалось только немного отдохнуть.
- Вот тут и была ваша первая большая ошибка, - сказал Бэрон, осушая свой бокал, и сделал знак официанту, чтобы тот принес еще пару.
- Макиверс? - спросил Клэни, взметнув брови.
- Конечно.
Клэни пожал плечами и окинул взглядом спокойных и молчаливых людей, сидевших за столиками вокруг.
- В подобных местах встречаешь много необычных людей, и иногда лучшие из них не покажутся с первого взгляда самыми надежными. Так или иначе, в тот момент проблема человеческих характеров не стояла у нас на первом плане. Нас тревожили, во-первых, снаряжение, во-вторых, маршрут.
Бэрон понимающе кивнул головой.
- Что представляли собой ваши скафандры?
- Лучшие теплоизолирующие костюмы, какие когда-либо видел свет, сказал Клэни. - Внутренний слой - из особого стекловолокна (асбест слишком жесток), индивидуальная холодильная установка и баллон с кислородом на восемь часов, подзаряжаемый с волокуши. Наружный слой - отражательная обшивка из мономолекулярного хрома, так что мы сверкали, словно рождественские елки. А между этими двумя слоями - прослойка с полдюйма, заполненная воздухом под повышенным давлением. Ну и, конечно, сигнальные термопары - при температуре плюс 410 градусов немного времени надо, чтобы превратиться в головешку, если скафандр откажет.
- А "жуки"?
- Они тоже имели теплоизоляцию, но мы на них особенно не рассчитывали.
- То есть как это не рассчитывали?! - воскликнул Бэрон. - Почему?
- Потому что знали, как часто нам придется из них вылезать. Они придавали нам подвижность, везли наш груз, но мы же понимали, что нам нужно будет много ходить и разведывать путь для машин, - тут Клэни горестно усмехнулся, - а это означало, что всего только дюйм стекловолокна и полдюйма воздушной прослойки будут отделять нас от наружной среды, где свинец - жидкий, как вода, цинк - почти на точке плавления, а лужи серы в тени кипят, словно котелок с овсяной кашей над костром.
Бэрон облизал губы и машинально погладил пальцами холодную, влажную стенку бокала.
- Продолжайте, - сказал он сдержанно. - Выступили вы точно по графику?
- О да, - ответил Клэни, - точно по графику. Мы только не совсем по графику закончили. Сейчас и пойдет речь об этом.
Он уселся поудобнее в своем кресле и продолжал рассказ.
Мы стартовали из Сумеречной зоны курсом на юго-восток с расчетом добраться за тридцать дней до центра Солнечной стороны. Если бы мы смогли делать по семьдесят миль в день, мы достигли бы центра точно в перигелий, в момент наибольшего приближения Меркурия к Солнцу, то есть оказались бы в самом раскаленном месте планеты тогда, когда оно более всего раскалено.
Солнце уже поднялось над горизонтом, когда мы тронулись в путь, огромное, желтое, вдвое больше того, которое видится с Земли. И с каждым днем нам предстояло видеть, как оно становится все огромнее, и двигаться по все более раскаленной поверхности. Но даже добравшись до центра Солнечной, мы сделали бы только полдела - нам ведь оставалось бы еще две тысячи миль до южной Сумеречной зоны. С Сандерсоном мы договорились, что он встретит нас там приблизительно через шестьдесят дней после старта.
Таков был в общих чертах наш план. Нам только нужно было проделывать ежедневно семьдесят миль, как бы жарко ни было, какой бы рельеф поверхности нам ни встретился. А обходы - мы знали отлично, что обходы опасны и потребуют лишних затрат времени, и это само но себе могло стоить нам жизни.
Майор дал нам детальные инструкции за час до старта.
- Питер, ты возьмешь головной вездеход, один из легких, который мы специально разгрузили. Стоун и я, мы пойдем на своих машинах ярдов на сто позади слева и справа от тебя. На тебя, Макиверс, падает задача буксировать волокуши, так что тебе придется особенно осторожно управлять машиной. Дело Питера - выбирать трассу нашего движения. Если возникнет сомнение насчет безопасности дальнейшего маршрута, мы будем разведывать путь пешком, а потом уж пускать машины. Ясно?
Макиверс и Стоун обменялись взглядами.
- Джек и я договорились поменяться. Мы прикинули, что волокуши может взять на себя он, а я зато получу побольше маневренности.
Майор вскинул острый взгляд на Стоуна.
- Ты согласен, Джек?
Стоун пожал плечами.
- Не возражаю. Маку очень хочется…
- Да какая разница? - Макиверс сделал нетерпеливый жест. - Я просто лучше себя чувствую, когда в движении. Не все ли равно, кому буксировать волокуши?
- Пожалуй, и то верно, - сказал майор.
- Тогда, значит, мы с тобой пойдем на флангах у Питера. Так?
- Конечно, конечно, - Макиверс подергал себя за нижнюю губу. - А кто будет вести разведку впереди?
- Похоже, что это поручено мне, - ввернул тут я. - Поэтому головной вездеход мы хотим оставить максимально облегченным.
- Совершенно верно, - подтвердил Микута. - Мы ободрали его так, что только рама да колеса остались.
Макиверс замотал головой.
- Да нет, я говорю про головную разведку. Надо же иметь кого-то впереди, по меньшей мере за четыре-пять миль, чтобы обнаружить дефекты и активные точки поверхности, - тут он уставился на майора. - То есть я имею в виду, что мы не увидим, в какую чертову яму мы лезем, если у нас не будет разведчика впереди…
- Для этого у нас есть фотосхемы, - отрезал майор.
- Ха-ха, схемы! Я говорю о детальной разведке. Основные элементы топографии нам ясны. Погубить нас могут мелкие дефекты, которые на схемах не видно, - он нервно отшвырнул схемы. - Послушайте, разрешите-ка мне на одном из вездеходов оторваться от колонны на пять, ну, может быть, на десять миль и вести разведку. Я, конечно, никуда с твердого грунта не сойду, но обзор у меня будет отличный, и я буду радировать Питеру, где удобно обойти всякие провалы. Тогда…
- Без фокусов, - перебил майор.
- Да почему же? Мы сможем сэкономить столько дней!
- Плевать мне на такую экономию! Будем держаться все вместе. Мне надо, чтобы до середины полушария мы добрались живыми. А для этого нужно ни на одну минуту не терять друг друга из виду. Уж альпинисту-то следовало бы знать, что в группе человеку всегда безопаснее, чем в одиночку, куда бы он ни попал.
Макиверс впился в майора взглядом, щеки его залились краской гнева. Наконец, он сердито мотнул головой.
- Ладно. Раз ты так сказал.
- Да, я так сказал и не шучу. И никаких выдумок не позволю. Мы все вместе придем к центру Солнечной и вместо закончим переход. Ясно?
Макиверс мотнул головой. Микута перевел взгляд на Стоуна, затем на меня, и мы тоже ответили ему кивком.
- Ну, и ладно, - медленно протянул он. - Раз мы все уладили, можно и трогаться в путь.
Нам было жарко. Даже если мне суждено забыть все события этого похода, одного я не забуду никогда - Солнца, огромного желтого Солнца, льющего на нас свой свет, не затухающий ни на мгновение, свет, с каждой милей все более и более жгучий. И, начав свой путь на юго-восток от лаборатории в Сумеречной зоне по длинной узкой расщелине, мы, свежие и отдохнувшие, знали, что эти первые несколько дней будут самыми легкими.
Я тронулся первым. Оглядываясь, я видел вездеходы майора и Макиверса. Они ползли, плавно переваливаясь на своих баллонах-подушках, по изрезанной и неровной поверхности расщелины. За ними тащился трактор Стоуна с волокушами.
Хотя сила тяжести здесь составляла всего одну треть земной, мощному трактору приходилось трудно. Лыжеподобные полозья волокуш врезались в рыхлый вулканический пепел, устилавший дно расщелины. Притом первые двадцать миль мы шли все-таки по проложенной колее…
Я не отрывал глаз от здоровенного поляроидного бинокля, ловя следы, проложенные предыдущими исследовательскими партиями до ближайшего края Солнечной стороны. Но через два часа мы миновали маленькую вышку передового обсервационного поста Сандерсоновской лаборатории, и следы исчезли. Тут еще никогда не ступала нога человека, а Солнце начало жалить все сильное и сильнее.
В эти первые дни мы не столько ощущали зной, сколько видели его. Наши теплоизолирующие костюмы поддерживали внутри довольно приятную температуру порядка 20 градусов по Цельсию, но глаза наши видели палящее Солнце и желтые сплавившиеся скалы по сторонам, и по каким-то нервным каналам шли искаженные сигналы: нас заливал пот, словно мы сидели в жаркой печи.