Я этих насекомых просто обожаю. Знаю о них не мало. Изучала, материалы собирала. Бабочка – это настоящее проявление живого волшебства в нашем мире. Творение истиной красоты. А чем не магия? Была гусеницей, а стала бабочкой. Вот и я всегда мечтала крылья иметь. Чтобы улететь далеко–далеко от всего мирского. Завидую этим созданиям.
Смотрю за представлением, открыв рот и позабыв обо всем остальном. Две синие бабочки разлетаются в разные стороны. Одна улетает прочь, за ней гонятся все. А другая синяя с одной зеленой кружится на месте практически. Будто пара. Но, насколько знаю, этого не может быть, чтобы бабочки разных видов, да в брачных играх. Что же это за извращение природы? Или так рождаются новые виды бабочек?!
Вдруг вижу, как синяя бабочка на две разделяется и падает. Не сразу сообразила, что крыло у той оторвалось. А зеленая улетает, причем истерично как–то. Кольцами, спиралями траектория прорисовывается, будто торжествует чертовка. Пытаюсь понять, что случилось. Подхожу ближе к месту действа.
Меня уже не волнуют другие бабочки, только эта горемыка. На земле она, в гуще травы я вижу крыло синее. Опускаюсь на корточки. Вот и бабочка раненная лежит, не шевелится даже, ни лапки, ни хоботок не дергаются. Крыло у нее одно осталось. Второе неподалеку лежит. Синее, все–таки, в траве легко разглядеть. Аккуратно беру ее. Нелогичное ощущение, будто теплом веет еще. Но чувства такие, словно рекой жизнь ее утекает.
Держу на ладошке бабочку и крыло ее оторванное. Горько мне стало. И так не хорошо. А теперь вдвойне. Не только мне сегодня досталось, чудо ты лесное, природное. Но и тебе.
Слезы прорываются вновь. Жалко и ее и себя.
Тень возникает внезапно. Поворачиваюсь и вижу большого гиганта. Остолбенела, сомневаюсь, дышать ли вообще.
Инопланетянин стоит и смотрит на меня свысока! Такой красивый, белокожий. Мы только вдвоем. Нет людей спешащих к нему, и полиции нет, и кордонов силовиков вроде не предвидится. Вокруг пустота, и мир этот будто создал для нас вакуум и накрыл зеленым туманом от всех.
Его большие голубые глаза неотрывно смотрят в мои, сам улыбается сдержанной улыбкой, ветерок обдувает его золотые кудри, придавая неистово сказочной красоты его образу.
Страшно и волнующе. Сердце ускоряет ритм. На этой полянке только я и он.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ПЫЛЬЦА
Минуты две я стояла и пыталась родить хоть одну фразу приветствия. Пока он просто не отступил на шаг и его идеальные брови не вздернулись выше.
Стало быть, эту мимику я должна прочесть, как удивление?
Дрожу, трясусь, в ладони бабочка покалеченная. И стыдно, и неловко. Такая я вся некрасивая, зареванная и платье в крему и грязи. Мошки вот–вот нападут и обглодают.
– Здравствуйте, ээээ, – отважилась. – С приветом от землянки.
Вроде как должен понимать, как–то же с юркими папарацци находили они общий язык.
Улыбнулся уголком рта. Погруснел глазами. Опустил взгляд на ладонь с бабочкой. Чувствую, будто коснулось что–то неведомое и отступило.
Он меня понимает?!
– Тебе жаль? – раздается его голос, как мой. Но в тоже время мужской такой, мужественный. Однако речь, интонация, не знаю, как объяснить. Все, как я ожидаю услышать, таким способом хотела бы подать. Оно и подается.
Дух перехватывает не то от счастья, не то от страха. Слова в горле застряли. Осознала всю степень серьезности такой встречи! Это ж инопланетный человек, гуманоид или робот со мной говорит! Нет, он уж точно не робот! И не киборг, и не андройд. Он живой, мимика живая, запах… А запах тот еще дурман, я понять не могу, что это?! Цветы?! Не из нашего мира точно. Шанель в исполнении пришельцев.
Кивнула на его вопрос.
– Почему? – спрашивает, снова брови вверх. Почему мне жаль бабочку?!
– Жаль красоту такую, – выдаю ответ. Блин, что со мной? Дышать при нем забываю. Дух перехватывает.
– И все? – чувствую удивление. – А боль?
– Боль? – теперь удивляюсь я. – А разве…
– Да, я чувствую, – перебивает. Не понимаю его.
Разворачивается спиной. Тем самым вызывает у меня невольную досаду. Любуюсь… Кафтан его синими узорами расписан. Красиво так. Руки за спиной держит в замке, как старец. Да… перчатки увидела, белизной поблескивают. Похожи на зимние вязанные, только вязка чересчур мелкая, плотная.
– А тебе почему больно? – спрашивает из–за спины.
Кольнуло в груди, но уже не так, как раньше. Будто весь мой позор не особо важен теперь. По сравнению с умирающей бабочкой.
– Предали, – отвечаю кратко.
Оборачивается, вздернув брови. Опять удивлен! А у меня сердце екнуло.
– За что?
– За то, что некрасивая, – выдаю такое, что в следующий миг самой неловко, что болтаю и опускаю себя в глазах представителя внеземной цивилизации.
А он усмехнулся!
Вот так просто, как обычный человек! Затем опустился на корточки и уселся на траву своей большой задницей. Пологи кафтана разбросал, ноги мощные в колени согнул, штанишки синие, на вид хлопковые. Теперь мы практически одного роста с ним. Глазами на одном уровне.
– И меня, – говорит с сожалением. И губы грустно так улыбаться стали. – Человечка не знает, красота – это всего лишь пыльца.
– Пыльца? Вы про бабочку?
– В этом мире подобие зовется так, – говорит, а я все больше восхищаюсь его внешностью.
Собралась с мыслями. Мне кажется он не прав в своем утверждении. Решила сумничать:
– У бабочек вообще–то крылья не от пыльцы красивые.
Замолкаю. Улыбается. Жду реакции. Мало ли разозлится на правду жизни. Молчит, заинтересованность читаю на этом шикарном лице. Голубые глаза его огромны и смущают меня донельзя. Но уж куда теперь стесняться, продолжаю:
– Это все чешуйки, они полностью покрывают крыло. От них отражается солнечный свет, и этим придается окрас.
Вижу удивление.
– Человечка знает о своем мире, это похвально, – говорит важным тоном, сразу хочется грудь выпятить от гордости. – Коснись крыла.
Звучит, как приказ. Трогаю синее оторванное крыло, протираю пальцем. Краска! Синяя краска! Или пыльца?! Поднимаю глаза на гиганта. Он смотрит снисходительно.
– А что еще человечка знает о существах подобных Духу Кселаны? – произносит величественно.
– Духу Кселаны?
– Бабочкам моего мира, – уточняет с улыбкой. – Расскажи, человечка. Ты заинтересовала меня.
От таких слов будто крылья выросли. Детский невинный восторг, не иначе. На нем и понесло. Он же гость, хочется рассказать самое интересное. А еще знаниями похвалиться и показать какая умница!
Начинаю рассказывать невпопад, кусками. Страх такой образовался, боюсь, что соберется он уйти, и рассказать не успею все, что хотела. Разочаруется еще! А так хочется его внимания! Такой большой, красивый, смотрит открыто, улыбается, будто я принцесса тут стою!
Чувствую, заикаться стала. Так, успокоилась, теперь по порядку.
Сперва, начала чуть ли не от зарождения жизни на Земле: про жизненный цикл бабочек, затем перешла к частностям и интересным фактам. Не забыла и мое любимое: о самой крупной ночной бабочке "Аттакус айтас", у которой размах крыльев достигает целых тридцати сантиметров! Ее даже с птицей путают. Верещу, показывая руками примерную величину.
Кивает, мол понял. Даже удивленный вид делает. Самому–то на ладошку эта бабочка. Млею и дальше тараторю о том, как некоторые бабочки преодолевают немыслимые расстояния. О вкусовых рецепторах у бабочек, что находятся на лапках, и поэтому, стоя на растении, те могут ощутить его вкус…
И так я проболтала, пока не поняла, что язык устал молоть, а инопланетянин уже перестал пылать интересом. Утомился?
Остановилась. Жду.
– Любишь красоту, но считаешь, что обделена, – говорит вдруг. – Но красота – это пыльца.
– Я уже поняла, – киваю, заладил про свою пыльцу.
Смотрю на две половинки синей бабочки. Положила до начала рассказа в сторонку. Там и лежит в травке.
– Человечка, найди листок, – приказывает, снимая перчатку.
В груди сердце бешено застучало. Без вопросов бегу к первой попавшейся ветке и срываю листок.
– Человечке не свойственна жадность? – удивляется гигант за спиной. – Бери очень большой листок.
Лист лопуха что–ли?!
Нашла, самый здоровый. В туалет захотел? Хихикнула про себя. Возвращаюсь. Смотрит на меня чарующе, глазами поедает. Иначе как–то. Уже не так высокомерно. Что–то в его взгляде изменилось кардинально. Теплее, роднее, ближе.
– Подставляй листок свой, человечка, – говорит мягко.
Как завороженная протягиваю лопух на ладошке. Он белую руку, что без перчатки, в кулак сжимает. И вдруг из кулака песок посыпался, блеском играет, будто серебряная стружка это.
Горочка все больше и больше, ручке все тяжелее моей и тяжелее. На вид как сахарный песок тростниковый.
Остановился. Кивнул сам себе.
– Убирай пыльцу, человечка, – говорит с улыбкой. – Не переусердствуй.
Киваю, абсолютно ничего не понимая. Заворачиваю в кулек, просыпать жалко, будто алмазы в руках держу. Глаза мои горят, сердце замерло, что–то ценное дал. Важное, волшебное и из другого мира.
Неловкое молчание. Жаль его отпускать. Что бы еще спросить?! Вопросов море, но не решаюсь задать.
– Кто вас предал? – начинаю наглеть.
Вижу, что задумался гигант. На солнышке его кудри золотые переливаются, губы такие большие, пышные. Что–то в груди теплится, поцеловать его хочу. Но он словно по ту сторону мира, что разделен бездонной пропастью.
– Человечка видела схватку, – отвечает и снова смотрит так тепло.
– Вы та бабочка? – тупой вопрос на языке вертелся.