Харальд вскочил, словно подброшенный. Разум еще окутывала пелена сна, но тело, тренированное и обученное, стремящееся выжить, все делало само. Меч оказался в руке быстрее, чем Харальд про него вспомнил. Шершавая рукоять в ладони придала бодрости, и он смог оглядеться.
Земля вздрагивала, словно в ужасе. Пока соображал, в круге света, что бросал непрогоревший еще костер, появилось нечто темное, огромное. Сбоку от движущейся горы мелькнул человеческий силуэт, сверкнула сталь. Ходячий холм дернулся, и над лесом прокатился раздраженный рев.
Уши заложило, зато Харальд быстро пришел в себя.
– Исполин! – крикнул он.
Остальные спутники были уже на ногах. Где-то за телом великана кричал Хегни, отвлекая чудовище от костра и товарищей.
– Задержите его! – рявкнул Харальд, отчаянно кусая губы. – Ненадолго! И я смогу его уничтожить!
Как и любое стихийное существо, исполина можно заклясть и разрушить заклятием. Но дело в том, что любая магия требует времени, и пока Харальд будет готовиться, громадное порождение гор просто убьет всех.
– Вперед! – по команде Иареда Гуннар и Асир бросились к исполину, выставив короткие копья.
Сам Иаред и Торвальд быстро готовили к стрельбе луки. Гигант ревел и бесновался, пытаясь достать верткого Хегни.
Не выпуская из рук меч, Харальд отыскал сумку с магическими принадлежностями. Усилием воли успокоил зашедшееся было в страхе сердце. Некогда бояться, время слишком дорого. Ну и что, что никогда не доводилось сражаться с детьми стихии Земли. Все когда-нибудь случается в первый раз. И к тому же от быстроты и успешности его действий сейчас зависит жизнь шести человек.
Рисовать острием меча не очень удобно, но искать нечто более подходящее не было времени.
Довольно быстро на земле появилась светящаяся синим пятиконечная звезда, вписанная в круг. Вершина ее смотрела строго на запад. Харальд стиснул зубы, заставляя себя не слышать крики и лязг оружия, не обращать внимания на дрожащую под ногами землю.
В центре звезды он начертил букву Уинлеанн, знак Истинного Алфавита, символизирующий Землю. По нему, как и положено, пробегали рыжевато-серые проблески.
Тяжело дыша, Харальд распрямился. Запах сырой почвы лез в ноздри, пот стекал по телу, напоминая о том, что даже простейшее магическое действо требует немалых сил.
Под свет звезд явился кинжал. Широкий, тупой, он не годился для того, чтобы резать: металл в нем некогда упал с неба, и стихии не могли устоять перед невзрачным лезвием.
От места боя раздался хряск, затем по ушам хлестнул крик:
– Хегни! Не-ет!
Кричал Торвальд.
Харальд с большим трудом сдержал желание броситься на помощь. Сжал голову руками, сосредотачиваясь. При исполнении заклинания дело чаще всего не в словах, которые выговаривает маг, а в том, как он их произносит, с каким настроем.
Кинжал вонзился в землю напротив вершины звезды. Харальд закрыл глаза и зашептал, одновременно вспарывая лезвием, словно маленьким плугом, темную плоть. Толкать, сидя на корточках, оказалось неудобно, и он чувствовал, как ноют мускулы спины и ног. Но останавливаться нельзя, ни в коем случае...
В тот миг, когда лезвие коснулось рисунка, Харальд обрел способность видеть, не открывая глаз. Чертеж светился перед ним во тьме ярче, чем наяву, а слева из мрака проступила высокая грузная фигура. Комьями почвы бугрилось тело, валуны торчали из ног, пучились топазы глаз. Носа нет, вместо рта – узкая щель; исполин, дитя буйства недр земных. Сейчас он замер, скованный магией.
Не давая сосредоточенности уйти, Харальд толкал потяжелевший нож вперед, стиснув зубы. Чувствовал себя так, словно к руке привязали груз в сотню пудов. Когда лезвие достигло буквы в центре рисунка, в ушах родился тонкий звон, чертеж начал мигать, а фигура исполина задрожала.
Со стоном он проволок кинжал еще дальше, а когда достиг края рисунка, тот погас. Потух вместе с ним и мир вокруг. Что-то холодное ударило в лицо, и Харальд потерял сознание.
Пришел в себя от ударов по щекам. Во рту оказалось сухо, как в пустыне, череп раскалывался от боли. Глаза некоторое время отказывались воспринимать происходящее вокруг, затем взгляд удалось сфокусировать.
Он лежал около костра, а вокруг столпились товарищи. Одежда их и оружие были заляпаны грязью. Судя по тому, что все было спокойно, колдовство удалось.
– Все, я в порядке, – прохрипел Харальд.
Иаред кивнул и протянул руку.
Подняться удалось с трудом. Отгоняя незваную гостью – слабость, Харальд осмотрелся. К северу от костра появилась огромная куча земли. В звездном свете сверкали на ее вершине два топаза, чуть ниже темнел рот. Даже перестав существовать, исполин всматривался в небо. Именно из-за таких вот чудовищ земли возле гор почти необитаемы.
Около костра лежал Хегни. Тело его было смято, словно старая тряпка, но лицо осталось целым. На нем застыла тоска, которую Хегни, по прозвищу Весельчак, никогда не допускал при жизни. Но смерть меняет привычки, даже самые прочные.
Харальд сглотнул и ощутил, как запершило в горле. Голос вдруг отказался повиноваться, и осталось лишь молча смотреть в глаза тому, с кем недавно сидел у одного костра...
Утром, когда похоронили Хегни, пошел дождь, а на ветвях Харальд заметил первые пятна рыжины. Точно такие же, что украшали лес вокруг замка Триз четыре года назад...
Прекрасна ранняя осень в лесу. Пока холод и сырость еще не совсем овладели миром, золото листьев прекрасно смотрится на фоне пронзительно-голубого неба бабьего лета.
Но Харальд почти не выходил из замка. Красоты не привлекали его, а приглашения на охоту он просто игнорировал. Иное увлекло его. После пяти лет бесплодных усилий, пяти лет изучения книг и глотания пыли он оказался близок к тому, чтобы сотворить первое настоящее чародейство. До прогулок ли в такой момент?
Он давно выбрал одну из вечно пустующих комнат на вершине угловой башни и очистил ее от грязи, с помощью слуг, естественно. Он все лето собирал необходимые для заклинания компоненты – ведь это только в сказках маг творит чудеса, пошевеливая мизинцем, на самом деле самое маленькое колдовство требует долгой подготовки.
И наступило новолуние. Серебряная монета луны висела в черной пустоте небес, сияя, словно надраенный таз. Царила полная тишина, ветер не осмеливался дыханием нарушить красоту ночи, а обитатели замка, даже самые буйные, давно уснули.
В углах комнаты дымились две курильницы с Благовонием Мудрости. Сильный аромат заставлял сердце учащенно биться. В нем причудливо смешивались запахи корицы, лаванды и сандала. Как утверждает Книга Темной Луны, Благовоние Мудрости очищает разум и обостряет восприимчивость.
В центре начерченного углем на полу круга Харальд встал сам, лицом к востоку. Круг заранее разделил на четыре части: северную, восточную, южную и западную. В каждой установил и зажег свечу особого цвета: на севере – синюю, на востоке – желтую, на юге – алую и на закате – зеленую. Кроме свечей четверти украсили буквы Истинного Алфавита, в каждом отделе – своя. Их значения Харальд постиг с превеликим трудом, из книги, зашифрованной тайнописью. Немало повозился, не одну бессонную ночь провел, но ведь мед познания слаще вина, притягательнее любви...
Сердце стучало так, что, казалось, выскочит через горло. Сдерживая волнение, Харальд прокашлялся, поднял руки и начал ритуал. Оранжевые языки свечей колебались в такт словам, и черная тень молодого заклинателя корчилась на фоне стен, будто от страха. Да, Харальд боялся, но не смерти и боли, а только того, что он окажется лишен магического дара и ничего не получится.
Он обращался к силам, которые неизмеримо древнее человека. Слепые, необоримо могучие, они существуют с начала мира. Харальд молил стихии, заклинал Огонь, Воздух, Воду и Землю показать себя здесь, в пустой комнате, в нежилой полуразрушенной башне, в чистом, непостижимом для обычного человека виде.
Он говорил страстно и убежденно и не замечал, что произносит совсем не те слова, что старательно заучивал в последние дни. Голос юноши окреп, и странный ритм проник в его речь.
Очнулся он лишь оттого, что порыв ветра ударил в лицо. В восточной четверти, затушив свечу, вращался, вибрируя от собственной мощи, столб смерча. Крутился почти бесшумно серо-белой толстой змеей, но пол вздрагивал, и расходилась от смерча в стороны сила, сухая и холодная.
Не успел Харальд насладиться зрелищем, как столб исчез, пропал с громким шипением. Вместе с ним с пола исчезла и буква, а огарок потерял цвет, став грязно-серым, словно обычная свеча.
Харальд ошалело сглотнул и повернулся к югу. Ритуал нельзя прерывать, а то вырвавшиеся из-под контроля силы уничтожат малоопытного мага, а заодно и весь замок.
И вновь он захлебывался словами, не очень понимая, что говорит. Руки дрожали от напряжения, аромат лаванды казался горьким, но вторая стихия ответила воззвавшему. Прямо из пола, из буквы Феарн ударил столб изжелта-рыжего пламени. Жар заставил Харальда зажмуриться, но лишь на миг. Затем в сердце родилось восхищение, и юноша замер, любуясь.
Но ничто не вечно, и погасло пламя, слизнув последним алым языком символ с пола. Превозмогая слабость, Харальд повернулся лицом к закату, в сторону смерти и забвения. Отер залитую потом щеку о плечо и заговорил вновь.
Печально падали слова, словно черные рыхлые комья в пасть могилы, и, повинуясь им, рос прямо из пола серый каменный прыщ, холм, сложенный из плоских и гладких, словно шляпки грибов, камней.