- Лихой вы парень, - любезно сказал я. - Когда думаете "подъехать" к вашей избраннице? Сегодня?
- Я думаю, не стоит откладывать этого дела в долгий ящик. Вы свободны? Поедем в городской сад.
- С вами - хоть к дьяволу на рога.
II
Мы уселись на скамью у киоска минеральных вод и стали рассеянно глядеть на возившихся в песке детишек.
- А что, если у нее от меня дети будут? - озабоченно спросил Бузыкин.
- Да вам-то что? Не вы же их кормить будете.
- Хи-хи… Я думаю! Вот она! Вот.
По дорожке в задумчивости шагала красивая высокая дама. Мысли ее, очевидно, витали где-то далеко.
- О любовниках думает, - шепнул мне продавец бычачьих кож.
- Да уж у них других мыслей и нет. Ну, не робейте! Действуйте! Куйте железо, пока горячо!
- А вы не находите, - спросил Бузыкин, - что у нее лицо какое-то такое… угрюмое?
- Э, милый мой… Маска! Светский прием. Эх! Я бы и сам не прочь подойти.
- Э, нет! Это нечестно - отбивать у приятелей. Я ее нашел, а не вы. Глядите! Она пошла в левую аллею.
- Вот вам счастливый случай! Не зевайте!
Бузыкин встал, затянул потуже галстук и бросился в погоню за задумчивой красавицей…. . . . . . . . . . .
Не прошло и двух минут, как он вынырнул из липовой аллеи и поспешно вернулся ко мне, переваливаясь на кривых ногах и наступая сам себе на носки.
- Ну что?
- Слушайте… она… дерется!
- Как дерется?! Что вы!
- Да так. Я взял ее за руки, а она меня как хватит!
- Неужели?!
- Уверяю вас.
- Гм… Тут что-нибудь не так… Какой рукой ударила?
- Э, черт… Не все ли равно? По лицу.
- Да вы как сделали?
- Как вы и говорили… Я ж не знаю. Подошел сзади, схватил ее за руку, говорю: "Едем, милочка!" Она даже не спросила куда, не поинтересовалась… дерется!
- А вы знаете что… Я думаю, вы на нее все-таки некоторое впечатление произвели.
- Вы думаете?
- Я в этом уверен. Молодой, интересный… Просто ей было неловко с вами по саду идти на глазах у публики - все-таки замужняя, - она и отказалась.
- Так зачем же драться?
- Да у них это все вместе: и колотушки, и поцелуи. Да, может быть, она вас просто потрепала по щеке?
- Нет… ударила. Хотя… гм!.. Может быть… Что ж теперь делать? Вы ведь в этом мастак.
- Она сюда пешком приходит?
- Нет, в автомобиле. Ее автомобиль у входа ждет.
- Так очень просто. Засядьте сейчас потихоньку от шофера в автомобиль, а когда она войдет - бросайтесь смело на приступ. Вы не можете себе представить, как темнота и тайна делают женщину доступной.
- Ну? Хи-хи… А вы, я вижу, тоже дока.
Так он и сделал. Шофер о чем-то дружески беседовал с извозчиками и не заметил шаловливой проделки моего друга, который влез потихоньку в автомобиль и сейчас же послал мне из окошечка дождь поцелуев и кивков головой.
Через пять минут госпожа Медляева вышла из сада, через пять с половиной, открыв дверку, влезла в автомобиль, а через шесть минут влюбленный Филимон в ужасе и смущении вылетел на тротуар.
Дама высунула голову и сказала шоферу, который держал Бузыкина за шиворот:
- Не надо драки - отпустите этого идиота. Как я жалею, что муж в отъезде - он расправился бы с ним как следует. Садитесь, Павел. Домой!
Когда автомобиль умчался, я приблизился к изумленному Филимону Бузыкину и сказал радостно:
- Поздравляю! Ваше дело наполовину выиграно!
- Что вы! Вы видели, как она меня шваркнула?
- "Шваркнула" она вас по заслугам! Она, кроме того, назвала вас идиотом - и тоже по заслугам! Как можно было не догадаться спустить шторы на окнах. Ведь со всех сторон было видно и вас, и ее. Не могла же она себя компрометировать!
- Но зачем же ей драться?! Опять ударила, вытолкнула из автомобиля.
- Милый мой! Ведь она рисковала репутацией! Развратные-то оне все развратные, но репутацию свою берегут. Впрочем, ваше дело идет на лад.
Мой друг молча, вопросительно взглянул на меня.
- Конечно! - горячо сказал я. - Вы заметили - фраза "как я жалею, что мой муж в отъезде" сказана для вас. Вас она хотела предупредить, что путь сейчас свободен. И вы не теряйте времени, потому что для вас же сказана и вторая фраза: "Павел, домой!" Этим вам показано, что ваша очаровательница отправляется прямо домой, где, конечно, вас будут ждать.
- Ну? Вы думаете? Как бы чего не вышло… А?
- Чепуха! Раз первое знакомство сделано - остальное пустяки. Сейчас же и поезжайте! Если и теперь ничего не добьетесь - значит, вы не мужчина…
- Вы думаете? Хи-хи… А ведь это верно… гм… Зачем бы ей иначе о муже было сообщать?..
__________________________
Притаившись за углом, я терпеливо ждал появления моего предприимчивого друга из подъезда дома Медляева.
Ждать пришлось недолго: дверь распахнулась, вылетел сначала котелок, потом палка, потом Бузыкин. Споткнувшись, он упал… Сидя на земле, надел котелок, почистился, опираясь на палку, встал и тихо побрел…
Я высунулся из-за угла и уверенно сказал:
- Добились? По лицу вижу, что экспедиция удачна. Молодцом! Я иначе и не предполагал.
- Да… - нерешительно промямлил он. - Она… этого… согласилась… Только сейчас, говорит, занята… Чем-то, уж не знаю… В другое время.
- Ага! Так, так… Целовались?
- Да-а… Гм… Четыре раза.
Когда мы ехали домой, я оживленно говорил:
- С этим бабьем, как вы верно изволили выразиться, так и надо поступать! Стоит только подмигнуть - и готово. Так вот, на людях они все тихони и неприступные, а дома всякая неприступность к черту. А если разобрать, замужняя, незамужняя, интеллигентная, неинтеллигентная - это вздор! Все одним миром мазаны!
Преступление актрисы Марыськиной
Раздавая роли, режиссер прежде всего протянул толстую, увесистую тетрадь премьерше Любарской.
- Ого! - сказала премьерша.
Потом режиссер дал другую такую же тетрадь любовнику Закатову.
- Боже! - с ужасом в глазах вздохнул любовник. - Здесь фунта два! Не успею. Фунта полтора я бы еще выучил, а два фунта - не выучу.
"Дурак ты, дурак!" - подумала выходная актриса Марыськина.
- Это не роль, а Библия! - вскричала Любарская и сделала вид, что сгибается под тяжестью полученной тетрадки.
"Дура ты, дура, - подумала Марыськина. - Оторвала бы для меня листков десять - я бы вам показала!"
Потом получили роли: старуха Ковригина, комик Лучинин-Кавказский, второй актер Талиев и вторая актриса Макдональдова.
Марыськина с аппетитом проглотила слюну и спросила, сдерживая рыдания:
- А мне?
- Есть и тебе, милочка, - улыбнулся режиссер. - Вот тебе ролька - пальчики проглотишь.
Между двумя его пальцами виднелась какая-то крохотная, измятая бумажка.
- Это такая роль?
- Такая.
- Да где она?
- Вот.
- Я ее и не вижу, - обиженно сказала Марыськина.
- Ничего, - вздохнул режиссер, - она маловата, но зато дает громадный материал для игры. Подумай, ты богатая купчиха, гостья - во втором акте.
- А что я говорю?
- Вот что: "…в числе других гостей входит купчиха Полуянова. Целуется с хозяйкой… ("с ней" - указал режиссер на Любарскую)… говорит: "Наконец-то собралась к вам, милые мои…" Солнцева: "Очень рада, садитесь". - "Сяду и даже чашечку чаю выпью". - "Сделайте одолжение!" Полуянова садится, пьет чай".
- И это все? - с отвращением спросила Марыськина. - Хоть бы две странички дали…
- Миленькая! Да ведь тут игры масса! Погляди, быту сколько: "Наконец-то собралась к вам, милые мои…" Ведь это живое лицо! Купчиха во весь рост! А потом: "…сяду и даже чашечку чаю выпью!" Заметь, ей еще и не предлагали чай, а она уже сама заявляет - "выпью"! Вот оно где, темное купеческое царство гениального Островского: сяду, говорит, и даже чаю выпью. Ведь это тип! Это сама жизнь, перенесенная на подмостки! Я понимаю, если бы хозяйка там предложила ей: "Выпейте чаю, госпожа Полуянова". А то ведь нет! Этакая бесцеремонность: "Сяду и даже чаю выпью". Хе-хе! Ты бесцеремонность-то подчеркни!
Марыськина с болезненной гримасой прочла еще раз роль и сказала:
- А мне тип Полуяновой рисуется иначе: эта женщина хотя и выросла в купеческой среде, но она рвется к свету, рвется в другой мир… У нее есть идеалы, она даже влюблена в одного писателя, но муж ее угнетает и давит своей злостью и ревностью. И она, нежная, тонко чувствующая, рвется куда-то.
- Ладно, - равнодушно кивнул головой режиссер. - Пусть рвется. Это не важно. Тебе виднее…
- Я ее буду толковать немного экзальтированной, истеричкой…
- Толкуй! Дальше… "Роль слуги Дамиана"! Это вам, Аполлонов. "Горничная Катерина" - Рабынина-Вольская!
Марыськина отошла в угол в задумчивости…