8
Ганфала.
Кто такой Ганфала для Синего Алустрала, милостивые гиазиры?
Тот же, кем был Леворго для Сармонтазары. Главный. Пастырь. Охранитель. Тот, кому до всего есть дело. Тот, кому ни до чего нет дела. И никто, ровным счетом никто и никогда не смел называть Ганфалу просто Ганфалой.
Ганфала – Рыбий Пастырь, Ганфала – Синеву Алустрала Предержащий, Ганфала – Надзирающий над Равновесием.
Нет в Синем Алустрале слабоумного попрошайки, который не знал бы о Ганфале; но мало, очень мало сыщется людей, которые могли бы похвастать тем, что его видели. Герфегест, например, не видел. Никто из Конгетларов не видел. И никто из Конгетларов ему не служил.
И в то же время Ганфале служили все. Луна и звезды, рыбы и камни, песок и Синева Алустрала – потому что все было обязано ему своим существованием и, следовательно, служило.
Так или иначе, но просто "Ганфала" – это оскорбление и для Синевы Алустрала, и для Синеву Алустрала Предержащего.
– Ответь передо мной за свои слова, – сухо сказал Герфегест Горхле, выходя на берег и, якобы для согрева, запуская свой меч бесконечным "веером бражника".
Киммерин, поднявшаяся из вод ручья словно варанская Дева Савват, и Двалара, взявшийся растирать ее крепкое тело, с интересом воззрились на Герфегеста.
– Ответить за слова? – Горхла нахмурился. – Меня редко просят о таком одолжении. И все просители встретились с Синевой Алустрала раньше, чем ты бы успел сосчитать пальцы на своих руках. Но Ганфала не велел делать тебе злого, он велел говорить с тобой, Рожденный в Наг-Туоле. Мы прошли через Врата Хуммера – и это мой ответ.
– Это не ответ. Я сам прошел некогда через Врата Хуммера. И все люди, убитые нами сегодня, тоже прошли через Врата Хуммера. Значит ли это, что они тоже служат Ганфале?
– Хорошо. – Горхла слегка пожал плечами. – Хорошо. Тогда я добавлю совсем немногое. Ты – Герфегест из Дома Конгетларов, ты владетель Семени Ветра и именно поэтому мы здесь. В Алустрале нет никого, кто знает об этом, и подавно в нем нет никого, кто смог бы отыскать тебя на необъятных просторах Сармонтазары. Никого – кроме Ганфалы и Гамелинов. Людей, присланных Гамелинами, ты уже видел, и ты видел их намерения. Мы очень спешили. Опоздай мы на несколько мгновений – ты был бы уже мертв.
– Ты говоришь о многом, но ты не говоришь ничего. Твои слова – шелест ветра в ветвях сикоморы, твои слова – скрип снега под моими ногами.
Карлик побагровел. Медленно, чтобы не уронить достоинства, он наклонился и поднял с земли свой топор.
– Ганфала не велел мне делать тебе злого. Но он ничего не говорил о том, что есть для тебя зло. Я вижу, что зло для тебя – твой язык. Я сделаю доброе тебе, если вырву его из твоей велеречивой глотки.
Двалара одобрительно хмыкнул. Киммерин (взгляд Герфегеста помимо его воли все время перебегал от лица Горхлы к притягательному телу девы-воительницы) – Киммерин поглядела на них с тревогой.
Герфегесту стало весело. Весело без всякой видимой причины. Он рассмеялся.
– Подумай над тем, что сделает с тобой Ганфала, когда вместо Семени Ветра ты принесешь ему мой язык, – сказал Герфегест, хотя никто из троих еще не говорил ему о том, что они посланы именно за Семенем Ветра.
Не нужно быть ни мудрецом, ни знатоком Истинного Наречия Хуммера, достаточно среди ночи разодрать в клочья тварь-убийцу, а на рассвете пришибить несколько Гамелинов, чтобы понять: кому-то в Алустрале понадобилось Семя Ветра. И едва ли нечто большее.
Карлик пробормотал одними губами невнятное проклятие, из которого Герфегест расслышал только "…Хуммер…" и "…глубокая утроба…", но топор опустил. Неожиданно подала голос Киммерин:
– Ты прав и не прав, Рожденный в Наг-Туоле. Ты прав в том, что не веришь всему, что слышишь. Но ты неправ в том, что не берешься дослушать до конца. Мы действительно служим Ганфале, потому что для Алустрала начались тяжелые времена. Ганфала, Надзирающий над Равновесием, – единственный, кто может остановить Дом Гамелинов в его стремлении к безудержному сокрушению. Но посланы мы не только за Семенем Ветра. Сейчас ты услышишь все из уст самого Ганфалы. Помоги мне. – Последние слова Киммерин были обращены к Дваларе.
Двалара понимающе кивнул. Он расстелил свой плащ и извлек из походной сумы, сшитой из оленьей шкуры, две небольшие изящные курительницы.
Вслед за этим на свет появился каменный флакон с загадочным содержимым и маска из тонкой кожи, лишенная каких-либо характерных черт. На маске не было прорезей для носа и для глаз – только для рта.
Дальше происходило вот что. Киммерин легла на спину и надела маску. Двалара установил по обе стороны от ее головы курительницы и, несколько раз щелкнув огнивом, поджег благовонные палочки.
Затем Двалара поднес к губам Киммерин открытый каменный флакон. Несколько капель, отразив показавшееся из-за деревьев солнце, исчезли в приоткрытых устах девушки.
Горхла, которому, похоже, все это было не впервой, сделал Герфегесту пригласительный жест – садись, мол.
Сам он, окинув быстрым оценивающим взглядом бездыханные тела, направился к Мелету. Он содрал с его левой руки церемониальный щиток с Черными Лебедями Гамелинов, поднес его к уху и, пару раз стукнув по нему костяшками пальцев, одобрительно кивнул головой. Что-то ему понравилось.
Герфегест наблюдал за всем происходящим с абсолютной отрешенностью. В своей жизни он навидался всякого. Есть много книг и разные ремесла для прочтенья. Приблизительно так писал Трев Аспадский, дословно этот стих Герфегест уже не помнил. И если кто-то думает, что под книгами аспадский мудрец разумел пухлые тома желтой бумаги, испещренной красными чернилами, – тот не видит дальше собственного носа.
Горхла подошел к Киммерин. В его руках, кроме щитка с гербом Гамелинов, теперь был кинжал с вилообразной гардой.
Быстрым жестом опытного каллиграфа он нанес на горло Киммерин крохотную царапину. Потом, спокойный и уверенный в себе, не примериваясь, он плавными взмахами кисти покрыл царапинами запястья и щиколотки девушки. Выступили крохотные, но стремительно набухающие капли крови.
Потом Горхла заговорил глухим низким голосом. Это не были громокипящие слова Хуммера. Просто высокое наречие Синего Алустрала – и не более того.
– Волею Синевы Алустрала и Великой Матери Тайа-Ароан, именами Трех Тайных Алустралов и Надзирающего над Равновесием да откроются Пять Скважин тела твоего и да пробудится память о создателе твоем.
Горхла замолчал. Вместо него заговорил щиток с гербом Гамелинов – перехватив свой кинжал за лезвие, карлик принялся мерно постукивать костяной рукоятью по щитку.
Дым от курительниц, стоявших у головы Киммерин, был тяжелым и густым. Он не восходил к небу и не рассеивался в воздухе. Дым опадал тяжелыми, дурманящими складками и струился по телу Киммерин. По гладкой поверхности маски, скрывающей ее лицо. По обнаженной груди с маленькими сосками, по животу, рукам и ногам, по лону.
Дыхание Киммерин учащалось в такт постукиваниям Горхлы, ее тело едва заметно вздрагивало. Ноги Киммерин медленно согнулись в коленях и разошлись в стороны. Двалара подошел к Герфегесту и протянул ему флакон.
– Подставь ладонь, – шепнул Двалара.
Герфегест протянул ему тыльную сторону кулака. Он уже догадывался, что ему предстоит сделать. Впрочем, догадался бы, пожалуй, и любой другой мужчина.
Не колеблясь, он слизнул четыре капли, которые вытрусил из флакона Двалара.
Стоило жидкости коснуться его языка, как в голове пронесся горячий вихрь. В уши ворвался рвущий мозг грохот – таким ему теперь слышался стук рукояти кинжала о щиток. Память о Тайен растаяла без следа, зато Киммерин показалась ему невыразимо прекрасной, невыразимо соблазнительной, словом, той, обладание которой необходимо.
Двалара недвусмысленно ткнул пальцем в сторону лежащей в весьма нецеломудренной позе девушки. И столь же недвусмысленно отвернулся.