- Городские все неуклюжие, как бабы… А ты, вообще-то, пацан или девка, а?
Я промолчал и хотел вылезти на берег, но "рыболов" не дал, пихнув снова. Глазки у него сделались колюче-гадкими.
- Ты к моему пруду не ходи больше, понял? У вас там, у пипекторов, своих прудов хватает, небось.
- Не приду, - пробурчал я, сжал зубы.
- И ладно.
Я опять хотел выйти из воды - а он опять толкнул.
- Покажь, пацан ты или девка - тогда пущу.
Хоть бы не зареветь, подумал, а то вообще забава ему будет…
Я отступил в воду дальше. Берег делался круче, а плавать я не умел. Пацан стал посвистывать и шлёпать удилищем по воде.
- Эх, чего с тебя взять… Ладно, зайдёшь по горло - пущу.
Но я решил стоять на месте. Кажется, пацану уже наскучила забава, он зевнул.
- Эй!
Окликнули от дороги. Среди деревьев стоял… мальчик в странном наряде - короткая, облегающая курточка, чёрная с золотым шитьём и такие же короткие штанишки. У него было круглое лицо, а глаза, видно, по девчоночьи красивые, он зло сощурил.
Мой враг явно перетрусил не меньше, чем я сам минуту назад. А я уже не боялся. Было только стыдно.
- Ты, конопатый с палкой, подойди!
"Рыболов" двигался крошечными шажками и остановился довольно далеко от мальчика в чёрном.
- Обычно я не трачу время на таких, как ты. Тех, кто мне мешает, я просто уничтожаю. Впрочем, и в этом давно уже не случалось необходимости. Я даже… соскучился. Для развлечения моего… друга, я покажу, что бывает с теми, кто забывает уступить дорогу. - Мальчик в чёрном замолчал - и как-то странно застыл - так застыл однажды на моих глазах больной падучей, перед тем как забиться в судорогах. Я испугался, что с мальчиком случится то же самое. Но тут "рыболов" быстро присел, раскинув руки, будто курица. Пальцы его стали хватать траву, он пытался впиться ими в дёрн и тут же сломал себе ноготь. Я хотел отвернуться, но, как в дурном сне, не мог. "Рыболов" вырывал комки земли вперемешку с травой и запихивал их себе в рот. Глотал, давился, кашлял. Слёзы и сопли текли по его лицу, и, наконец, я пересилил оцепенение и крикнул:
- Брось… ну, брось же!
Мальчик в чёрном будто с усилием перевёл взгляд на меня и кивнул. "Рыболов" упал на траву, быстро, перебирая руками и ногами, как паук, отполз на несколько шагов и замер, скорчившись. Я знал почему-то, что он жив.
- Да. Он неприятен изнутри так же, как и снаружи. Хорошо, что ты рано прервал меня - иногда утрачивается чувство времени, тем более, что этим давно уже не занимался. - Он помолчал, потом, наверно, решил уточнить: - Наказанием тех, кто огорчает моих друзей. - И опять пауза. - У меня давно не было друзей. Я… отвык. Ты прости, если я что-то делаю не так - говори сразу.
Он пристально посмотрел на меня. Я испуганно кивнул.
- Не бойся. - Он будто хотел улыбнуться, но то ли передумал, то ли не сумел. - Мой друг никогда не станет моим врагом. Я умею выбирать. Это я… хорошо… делаю.
Уже в кровати я понял, как сильно устал за день. Ноги гудели, а стоило закрыть глаза - и я будто падал куда-то. Сперва это пугало чуть-чуть, перед глазами то и дело мелькали цветные картинки - всё, что виделось за день, но какое-то игрушечное, я понял, что могу обращаться с ним, как с мозаикой - переставлять кусочки и даже менять их, плохое делать забавным и нестрашным, делать свет ярче, ускорять или замедлять время.
Потом опять закружилась голова. Я раскинул руки, потому что хотел нащупать кровать и уцепиться за неё для надёжности. Но вокруг была только прохладная пустота - и какой-то шум.
Прохладная морская пена, почему-то подумал я. Я лежу на морской пене. А подо мной - бездна, тыщи метров бездны. И я утону. Я не умею плавать, но даже если бы умел…
Так лети! - сердито сказал голос. То есть, я сперва решил, что сердито. Голос был незнакомый, какой-то напряжённый, тревожный.
Как? Как я взлечу прямо с воды, я же не чайка! Я отказался ею быть, я обозвал её, нехорошо обозвал…
Глаза того, кто говорил со мной, оказались близко-близко.
Налетит ветер…
Ветер дул в темноте, сильный, упругий. Он бы легко меня поднял и унёс, если бы не вода. Как сделать, чтобы моё распластанное на волнах тело оторвалось от этой прохладной бездны?
При чём тут вода? - сказал Он. - Когда ты боишься. Глубины внизу или высоты вверху. Вот и болтаешься между ними, как поплавок.
Я разозлился на себя до слёз. Вот и он тоже презирает меня за страх. Ну и ладно. Не надо мне таких друзей. Никого мне не надо тогда. Я сам…
Шквал смял поверхность моря, как удар громадной ладони. Сначала я был на гребне волны, а потом понял, что обезумевший воздух несёт меня боком - так однажды перед грозой ураганный ветер расшвырял по небу ласточек, не успевших или не пожелавших укрыться.
Город кончается на западе, немного не дотянувшись до моря. Дальше, далеко в море, уходит прямой и тонкий мыс с крикливыми чайками, рокотом гальки и шорохом волн. Город обрывается у мыса, у нагромождения утёсов, разделённых трещинами, в которых плещется вода. Там полно скользких обломков скал, торчащих из воды, а в расщелинах водятся морские дракончики с ядовитыми шипами.
Перебраться на мыс по утёсам нелегко, и я ни разу не решился на это. Мама вообще строго-настрого запрещала даже подходить к Стреле.
- Каждые несколько лет находится юный болван, готовый покрасоваться перед дружками - и хорошо ещё, если дело кончается только сломанной ногой, рукой или ребром, - вторил ей отец.
- Я не болван, - говорил я. - И вы это знаете.
- Да, - соглашалась мама. - Но когда я была маленькой, у Стрелы один мальчик сломал позвоночник, и он вовсе не собирался перебираться - его толкнули нечаянно.
- Толкнуть могут на улице, - из упрямства возражал я, вовсе не собираясь прямо сейчас бежать на Стрелу. Там было, конечно, интересно, но дорога туда и обратно занимала большую часть дня, это имело бы смысл, надумай я и вправду перебираться на мыс - а просто постоять на берегу, мечтая о том, чтобы стать лёгким и ловким, прыгуче-летучим, неуязвимым для камней и волн…
На самом конце Стрелы стояла древняя башня - маяк. Говорили, что когда-то она была намного выше, и строили её вовсе не для того, чтобы подавать сигналы морским судам. Говорили даже и такое, что когда-то эта башня стояла не на самой Стреле, а на окраине города. Говорили, её возвёл сам Проклятый, и в ней он занимался своими страшными делами…
Но явившийся из чужих земель маг уничтожил Проклятого, и от удара его огненного кулака верхнюю половину башни снесло, как срезало, а потом какой-то непостижимой магией она и вовсе сместилась в пространстве. Управители города сперва собирались довершить дело, чтобы не оставить даже и памяти о ненавистном чернокнижнике - но башня оказалась на диво крепкой, не иначе заколдованной. Полвека она пустовала, а затем, когда Проклятый и его дела ушли в историю, "угли подёрнулись пеплом", и новые власти распорядились устроить в башне маяк.
Маяку там было самое место - Стрела и рассыпанные со всех сторон от неё подводные утёсы грозили гибелью кораблям в туман или в шторм.
Человек, который решился пойти в смотрители маяка на Стреле, наверняка был или отчаянным храбрецом, или просто чокнутым, рассуждали мы, мальчишки, глядя с берега на темный клык маяка. При этом сами же воображали себя в роли такого странного и отважного отшельника. Никто из нас не знал, кто сейчас служит смотрителем на маяке, стар он или молод, и что заставило его взяться за такую работу.
…- Идём, - сказал мне Мальчик. Тогда он впервые появился прямо у нашего дома - солнечным утром он был полоской чёрной краски на белёных камнях стены - или трещиной в темноту. Я понимал, что боюсь его - не из-за его непостижимой силы, а скорее потому, что моё первое с ним знакомство оказалось связано с той омерзительной сценой… Я хотел избавиться от этой связи, чтобы получилось так, что Мальчик, выручивший меня у пруда, стал моим другом - а жестокой радости, упоения в его глазах в тот миг - не было. Ведь я мог просто ошибиться тогда…
Я пошёл за ним, ни о чём не спрашивая. Улицы были, как обычно, пустынны - я привык к этому настолько, что удивился бы, случись иначе. Мальчик шёл впереди - я вдруг понял, что он удивительно грациозен. Он как будто упивался властью над своим же телом, он то шагал степенно, точно юный принц, то чуть ли не бежал вприпрыжку - но всё время это было как танец, как будто каждое движение его незагорелых ног и рук отработал гениальный танцмейстер.
В какой-то миг мне почудилось - Мальчик не отбрасывает тени. Я почему-то не испугался и почти не удивился - правда, тут же обнаружил, что тень никуда не девалась, наверно, она ненадолго затерялась в причудливых движениях, сиянии летнего солнца, белых камнях мостовой и тонких, изломанных линиях теней от веток дерева в саду за оградой.
Мне хотелось спросить его, почему он одевается в чёрное. И понять, почему он нисколько не загорел за два жарких месяца…
Улица вывела нас на вершину одного из холмов, на которых лежал город. Дома и ограды расступились, отсюда было видно море.
Мальчик остановился, повернувшись ко мне. Кажется, он слегка запыхался, на лбу блестели капельки пота.
Он всё-таки настоящий, обрадовался я - и одновременно испугался - получается, я ждал чего-то другого?
Он тихо засмеялся, встретив мой взгляд.
- Идём, - сказал он снова. - К башне. - И указал на Стрелу.
Я обмер от страха и радости - что-то должно было случиться.
Сильный ветер с моря на берегу сделался плотным настолько, что, казалось, ещё немного - и я смогу отрывать от него комки. Утёсов, соединяющих Стрелу с берегом, почти не было видно из-за волн.