Его воспоминания о тогдашнем триумфе были, разумеется, подпорчены ее уходом, и теперь уже на его лице появилось то самое голодное, тоскующее выражение, которое он некогда обнаружил на лице Фурии. Ему оно шло, впрочем, куда меньше, чем Захарии. Роль призрака была не для него. В свои пятьдесят шесть он выглядел на шестьдесят лет или даже старше, и насколько аристократически изысканным казалось лицо Миляги, настолько его черты были крупными и грубыми. Его единственной уступкой тщеславию были изящно завивающиеся усы под патрицианским носом, которые скрывали верхнюю губу, казавшуюся ему в дни молодости двусмысленно пухлой, в то время как нижняя губа выпирала вперед, компенсируя несуществующий подбородок.
Сейчас, путешествуя по темным улицам, он увидел в боковом стекле свое отражение и с горечью принялся изучать его. О, каким же посмешищем он был! Он залился краской при мысли о том, как бесстыдно красовался он, шествуя под руку с Юдит, как шутливо говорил о том, что она полюбила его за чистоплотность и за то, что он хорошо разбирался в биде. И люди, что внимали этим шуткам, теперь смеялись над ним по-настоящему, называя его шутом. Это было невыносимо. Он знал только один способ, как смягчить боль унижения, - наказать ее.
Ребром ладони он протер стекло и посмотрел из окна.
- Где мы? - спросил он у Чэнта.
- На южном берегу, сэр.
- Да, но где именно?
- В Стритхэме.
Хотя он много раз бывал в этом районе (неподалеку был расположен его склад), сейчас он ничего не узнавал. Никогда еще город не казался ему таким враждебным, таким уродливым.
- Как по-вашему, какого пола Лондон? - задумчиво произнес он.
- Никогда об этом не задумывался, - сказал Чэнт.
- Когда-то он был женщиной, - продолжил Эстабрук. - Но, похоже, теперь в нем не осталось уже ничего женского.
- Весной он снова превратится в леди, - ответил Чэнт.
- Не думаю, что несколько крокусов в Гайд-парке в состоянии что-либо изменить, - сказал Эстабрук. - Он лишился очарования, - вздохнул он. - Долго еще ехать?
- Около мили.
- Вы уверены, что ваш человек там будет?
- Конечно.
- Вы ведь частенько этим занимаетесь? Все это между нами, разумеется. Как вы себя назвали… посредником?
- Ну да, - сказал Чэнт. - Это у меня в крови.
Кровь Чэнта была не вполне английской. И кожа его, и синтаксис недвусмысленно говорили о наличии иноземных примесей. Но все равно Эстабрук доверял ему.
- А вас не разбирает любопытство? - спросил он у Чэнта.
- Это не мое дело, сэр. Вы платите за услугу, я ее вам оказываю. Если бы вы сами пожелали сообщить причины…
- Вообще-то я не собирался этого делать.
- Я понимаю. Так, стало быть, и мне нет смысла расспрашивать вас о чем бы то ни было, так ведь?
"Чертовски верная мысль", - подумал Эстабрук. Никогда не желать невозможного - самый надежный способ достижения душевного покоя. Стоило бы усвоить это еще в молодости. Нельзя сказать, чтобы он жаждал удовлетворения всех своих желаний. Он никогда, например, не был настойчив с Юдит в сексе. В сущности, он получал не меньше удовольствия от простого созерцания ее, нежели от самого любовного акта. Ее облик пронзал его, и получалось так, словно она входила в него, а не наоборот. Возможно, она догадывалась об этом. Возможно, она и бежала от его пассивности, от той расслабленности, с которой он подставлял себя под уколы ее красоты. Если это действительно так, то тем поступком, который он совершит сегодня ночью, он докажет, что она была не права. Нанимая убийцу, он утвердит себя. И, умирая, она осознает свою ошибку. Эта мысль принесла ему удовлетворение. Он позволил себе едва заметную улыбку, которая исчезла с его лица, когда он почувствовал, что машина замедляет ход, и увидел место, куда привез его посредник.
Перед ними высилась стена из ржавого железа, расписанная граффити. В некоторых местах зазубренные куски железа отстали, и сквозь образовавшиеся дыры просматривался грязный пустырь, на котором было запарковано несколько фургонов. Судя по всему, это и был конечный пункт их путешествия.
- Вы случайно в уме не повредились? - сказал он, наклоняясь вперед, чтобы взять Чэнта за плечо. - Здесь небезопасно.
- Я обещал вам лучшего убийцу во всей Англии, мистер Эстабрук, и он здесь. Верьте мне, он здесь.
Эстабрук зарычал от ярости и разочарования. Он ожидал укрытого от посторонних глаз места - зашторенные окна, запертые двери, - но никак не цыганского табора. Слишком людно, а значит, слишком рискованно. Не будет ли это торжеством иронии - быть убитым на тайной встрече с убийцей? Он откинулся назад на скрипящую кожу сиденья и сказал:
- Вы меня подвели.
- Я обещал вам, что этот человек - исключительный мастер своего дела, - сказал Чэнт. - Никто в Европе не сравнится с ним. Я работал с ним раньше…
- Не могли бы вы назвать имена жертв?
Чэнт обернулся, чтобы посмотреть на хозяина, и голосом, в котором слышались нравоучительные нотки, сказал:
- Я не посягаю на вашу личную жизнь, мистер Эстабрук. Так, прошу вас, не посягайте на мою.
Эстабрук недовольно заворчал.
- Может быть, вы предпочитаете вернуться в Челси? - продолжил Чэнт. - Я могу найти вам кого-нибудь другого. Возможно, похуже, зато в более благопристойном месте.
Сарказм Чэнта оказал действие на Эстабрука, к тому же он не мог не признать, что вряд ли стоило затевать подобную игру, если хочешь остаться незапятнанным.
- Нет, нет, - сказал он. - Раз уж мы здесь, я с ним встречусь. Как его зовут?
- Мне он известен как Пай, - сказал Чэнт.
- Пай? А дальше как?
- Просто Пай, и все.
Чэнт вышел из машины и открыл дверь Эстабруку. Внутрь ворвался ледяной ветер, принеся с собой несколько хлопьев мокрого снега. Зима в этом году была суровой. Подняв воротник и засунув руки в пропахшие мятой глубокие карманы, Эстабрук последовал за проводником в ближайшую дыру в ржавой стене. Пахнуло горелым от почти уже потухшего костра, разведенного между фургонами. Также чувствовался запах прогорклого жира.
- Держитесь поближе ко мне, - посоветовал Чэнт. - Идите быстро и не оглядывайтесь по сторонам. Тут не любят непрошеных гостей.
- А что этот ваш человек здесь делает? - спросил Эстабрук - Он что, в бегах?
- Вы сказали, что вам нужен человек, которого невозможно выследить. Невидимка, так вы сказали. Пай именно тот человек, который вам нужен. Он не занесен ни в какие списки. Ни полиции, ни службы общественной безопасности. Даже факт его рождения не зарегистрирован.
- По-моему, такое невозможно.
- Невозможное - мой конек, - ответил Чэнт.
До этого обмена репликами Эстабрук не обращал внимания на свирепое выражение в глазах Чэнта, но теперь оно смутило его и заставило опустить взгляд. Разумеется, это чистой воды обман. Интересно, как возможно дожить до зрелого возраста и ни разу не попасть ни в один документ? Мысль о встрече с человеком, считающимся невидимкой, взволновала Эстабрука. Он кивнул Чэнту, и они продолжили путь по плохо освещенной и замусоренной площадке.
Повсюду были груды мусора: остовы проржавевших машин, горы гниющих отбросов, вонь которых не мог смягчить даже холод, бесчисленные кострища. Появление чужаков привлекло некоторое внимание. Привязанная собака, в крови которой смешалось, пожалуй, больше пород, чем было шерстинок у нее на спине, бешено залаяла на них. В нескольких фургонах подошедшие к окнам темные фигуры опустили шторы. Сидевшие у костра две девочки, совсем недавно перешагнувшие рубеж детства, с такими длинными и светлыми волосами, словно их крестили в золотой купели (странно было встретить такую красоту в таком месте), вскочили на ноги. Одна из них тут же убежала, словно для того чтобы предупредить взрослых, а другая посмотрела на чужаков с полуангельской-полуидиотской улыбкой.
- Не смотрите, - напомнил Чэнт, быстро проходя дальше, но Эстабрук не смог оторвать взгляд.
Дверь одного из фургонов открылась, и оттуда в сопровождении светловолосой девочки появился альбинос с жуткими белыми патлами. Увидев незнакомцев, он испустил крик и двинулся к ним. Еще две двери распахнулись, и новые люди вышли из своих фургонов, но Эстабрук не успел разглядеть их и установить, вооружены ли они, поскольку Чэнт снова сказал:
- Идите вперед и не оглядывайтесь. Мы направляемся к фургону с нарисованным на нем солнцем. Видите его?
- Вижу.
Надо было пройти еще ярдов двадцать. Альбинос извергал из себя поток слов, хотя и не слишком связных, но со всей очевидностью направленных на то, чтобы задержать их. Эстабрук скосил взгляд на Чэнта, взгляд которого застыл на цели их путешествия, а зубы были плотно сжаты. Звук шагов у них за спиной стал громче. В любую секунду их могли стукнуть по голове или пырнуть ножом.
- Не дойдем, - сказал Эстабрук.