* * *
Штурмбанфюрер Вебстер наблюдал за горящей церковью, прогуливаясь неподалеку от шеренги из десяти человек, приговоренных им к расстрелу. Кречет заметил, что рядовые эсэсовцы предпочитают держаться подальше от начальника, да и сам герр Клаус не слишком нуждается в их компании.
Рухнул чугунный крест, гулко ударился о землю колокол – предмет особой гордости настоятеля, уже погребенного под горящими обломками своего храма.
Каратели приехали в деревню из-за истории с самолетом, который лихо подстрелил Матвей. В тот злополучный день они с Морозовым не получали никакого задания, а просто пришли за самогоном и на обратном пути его попробовали. Это и подвигло Кречета пальнуть по "мессеру" из винтовки. Самолет, получивший незначительное повреждение, благополучно приземлился неподалеку от деревни, которой теперь только оставалось ждать приезда карателей.
Василию чудом удалось добраться до леса, а Кречету пришлось прятаться от облавы в церкви. Он рассчитывал уйти, как только стемнеет, но два, крытых брезентом грузовика с эсэсовцами и черный "бенц" Вебстера приехали раньше. Теперь Матвею казалось, что штурмбанфюрер обладал сверхчеловеческим чутьем. А иначе, почему каратели сразу окружили церковь?
По команде штурмбанфюрера эсэсовцы сняли автоматы с плеч и выстроились напротив приговоренных. Вместо того чтобы смотреть в черные зрачки направленных на него стволов, Кречет не сводил глаз с полковника. Лязгнули затворы и Матвей сжал кулак так, что острые края крестика впились в ладонь. Он не услышал треска очередей, а лишь почувствовал сильный удар в плечо и провалился в прохладную тьму забытья.
* * *
Кречет долго ходил вокруг дома Морозова, поочередно заглядывая во все окна и окликая хозяина, но так и не дождался ответа. Недаром после соединения с регулярными частями Красной Армии Морозов служил в полковой разведке. Он, конечно же, позабыл о том, что при ходьбе из него давно сыплется песок, решил вспомнить молодость и мог попасть в серьезную передрягу. Надо было его выручать, но при воспоминании о двух последних встречах с Вебстером Матвей Захарович страстно желал избежать третьего свидания.
Старик присел на лавку, закрыл глаза и отчетливо услышал омерзительные хлюпающие звуки. Прошедшим десятилетиям так и не удалось стереть их из памяти. Как и ощущение ночного холода, острой боли, пронзающей плечо и тяжести лежащего сверху трупа.
Той жуткой ночью он поначалу решил, что уже находится в аду, уготованному всем атеистам. Однако быстро сообразил, что багровые сполохи вовсе не пламя геенны огненной, а зарево углей догорающей церкви.
Несколько минут, которые понадобились Матвею, чтобы столкнуть с себя тело мертвого односельчанина, показались вечностью. Он стиснул зубы, подавляя рвущийся из груди стон и начал карабкаться вверх по откосу рва, ставшего братской могилой. Несмотря на головокружение, Кречету удалось встать сначала на четвереньки, а затем и во весь рост. Он посмотрел туда, откуда доносились странные звуки, и застыл с раскрытым ртом.
После расстрела удалось выжить не только Матвею. Правда, молодому односельчанину Кречета повезло куда меньше. Его тело содрогалось в конвульсиях, скрюченные пальцы скребли землю. Фуражка с черепом на околыше и очки валялась в метре от блестящих сапог Вебстера. Эсэсовец лежал на своей жертве и, приникнув ртом к шее парня, мотал головой как собака, пытающаяся разгрызть неподатливую кость.
Герр Клаус сразу почувствовал, что за ним наблюдают. Он резко поднял голову и, Кречету стало понятна причина, по которой полковник никогда не снимал темных очков: из-под прилипших ко лбу волос, на мир смотрели желто-зеленые кошачьи глаза, пересеченные вертикальными зрачками.
На коленях и полусогнутых руках Вебстер с поразительной быстротой пополз на Кречета, а тот машинально вскинул руку. Испачканное в крови лицо эсэсовца исказила гримаса бессильной ярости. Изо рта вывалился непомерно длинный, мокрый от слюны язык. Вебстер, не отрываясь, смотрел на руку партизана.
Матвей проследил за этим взглядом и все понял. Черный шнурок, на котором висел кипарисовый крестик, обвился вокруг запястья и большого пальца.
Вебстера зашипел, а его тело начало менять форму. За считанные секунды оно съежилось больше чем на три четверти. Напоенный запахом гари воздух рассекли черные перепончатые крылья. Кречету не доводилось видеть живых летучих мышей. Впрочем, существо, взмывшее в ночное небо, могло быть чем угодно.
Матвею же было не до размышлений на тему зоологии. Он осторожно обошел эсэсовскую форму, из которой подобно змее, сбросившей кожу, выскользнул Вебстер.
По дороге в лес комсомолец Кречет бормотал только что придуманную им самим молитву.
…Из мира воспоминаний старика вырвал рокот автомобильного двигателя. Грузовик Бурканова остановился у обочины.
– А я, Захарыч, грешным делом подумал, что и ты Богу душу отдал! – высунулся из окна кабины Денис. – Но вижу – шевелишься.
– Помер кто-то?
– Ну, ты даешь! Сам же у морозовской хаты сидишь, а того не знаешь, что дружбана два часа назад в морг увезли!
– Васька?! – Кречет бросился к шоферу и, схватив его за отвороты куртки, начал трясти. – Что с Васькой?!
– Отпусти, старый придурок! – Денис с трудом вырвался. – Убили Михалыча. Горло с корнем, как давеча коровам, вырвали. Утром бабы нашли. Кровищи там…
– Где? – ответ на свой вопрос Кречет знал заранее.
– Развалины панской усадьбы помнишь? Рядышком, в лощине лежал…
– На ящик водки заработать хочешь?
– Хм…Лады! Что делать-то надо?
– Канистру бензина найдешь?
– Ради тебя, Захарыч, хоть сейчас из бака солью!
Кречет нащупал в кармане кипарисовый крестик.
– Чего расселся? Сливай!
* * *
– Стой, стреляю! – Матвей, резко вскинув трофейный "шмайсер" и медленно заживавшее плечо тут же напомнило о себе вспышкой боли.
– Только не забудь последнюю пулю себе оставить, горе-часовой!
Морозов выскользнул из кустов с присущей ему кошачьей грацией. Плюхнулся на траву рядом с Кречетом.
– Дай курнуть, аж челюсти сводит. Теперь всю жизнь меня табачком снабжать будешь!
– С какой это радости?
– Сейчас увидишь! – Василий хитро прищурил глаза. – Ведите нашего борова, мужики!
В сопровождении двух партизан на поляну вышел Вебстер. Он был едва ли не с ног до головы опутан кольцами толстой, черной от копоти веревки. Ей же к спине пленного был изобретательно приторочен продолговатый ящик. Нахлобученная на самые брови черная фуражка скрывала глаза, чему Матвей искренне обрадовался. Он выслушал повествование о том, что эсэсовец имел неосторожность разгуливать у развалин деревенской церкви в гордом одиночестве.
– Здоровый, бычара! Петьку моего в бараний рог скрутил, – улыбался Василий. – Я уж думал, что не мы его, а он нас в плен возьмет. Вовремя мне церковный крест под руку попался. Им я герра Клауса и перекрестил.
Оставалось только позавидовать везению Морозова. Вебстера оглушили крестом, а связали веревкой от церковного колокола. Бог, в существовании которого Матвей уже не сомневался, ниспослал партизанам именно то, против чего не могло устоять чудовище.
– Все путем, – продолжал Морозов. – И твоего старого дужка заарканил, и ящик с ручными гранатами раздобыл, почти полный. Что молчишь?
– Отпусти своих молодцев. Мне с полковником проблему решить надо, – Кречет приблизился к эсесовцу на несколько шагов. – Нашу проблему. Так вы изволили когда-то заметить, герр Клаус?
Поначалу Василий наотрез отказался выполнить просьбу друга. После того, как подчиненные ушли, они долго спорили.
– Да с меня командир три шкуры за самоуправство сдерет! Это ж офицер СС!
– Брось, Васька. Ты ж знаешь, как все обставить. При попытке к бегству… Ну?
Вебстер орудовал саперной лопаткой в молчаливой сосредоточенности. Он не пытался ни протестовать, ни просить пощады. Морозов возился со своим ППШ, а Матвей беззаботно вертел в руках обгоревшую веревку.
Все изменилось за считанные секунды. Острие лопатки вонзилось в ствол дуба, под которым сидел Кречет. Словно вытолкнутый невидимой пружиной, Вебстер выпрыгнул из ямы и двинулся к Матвею. Застигнутый врасплох Василий лихорадочно совал диск в автомат, а Кречет дергался, тщетно пытаясь освободить пригвожденную к дереву гимнастерку.
Бледное лицо Вебстера на глазах приобрело зеленый оттенок, черные волосы поседели, а два изогнутых клыка, не вмещавшихся во рту, торчали по краям губ.
Ткань гимнастерки с треском порвалась, но у Матвея не оставалось времени на то, чтобы встать. Зато Морозов, наконец, справился с автоматом.
– Стоять, сволочь!
Длинная очередь вспорола материю эсэсовского кителя, но не остановила чудовище. Вебстера и Кречета разделяло меньше метра, когда Матвей почувствовал жжение в области груди, вспомнил о крестике, с которым не расставался и рванул ворот гимнастерки.
Монстр заметил это движение и остановился. Рощу наполнил утробный хохот.
– Кусок дерева никогда не станет святыней в руках того, кто по собственной воле отказался от Бога!
За спиной Вебстера Василий отбросил бесполезный ППШ и поднял ящик с гранатами.
– Именем Христа! – Матвей разорвал черный шнурок и поднял крест над головой.
На долю секунды кипарисовая святыня вспыхнула ослепительным розовым светом. Неведомая сила отшвырнула Вебстера к краю ямы. Он замахал руками, пытаясь восстановить равновесие, но вовремя подоспевший Василий швырнул в Вебстера свой ящик.
Вурдалак рухнул в яму и, пронзительно завывая, барахтался среди рассыпавшихся гранат.
– Ты научил меня вере! – с этими словами Кречет швырнул в лицо чудовища подарок отца Иоанна.