- Да ладно, это у меня вырвалось, кто тебе сейчас варить побежит? Так вот… ну, не буду жопой крутить, пожалуй… Толку с тебя немного, но другого балбеса все равно быстро не найти. Ты хотя бы свой и примерно в курсе. Так что с понедельника немедленно ныряй в его компьютер, потроши его стол, вскрывай пакеты. Задача у тебя сейчас крайне простая - хотя бы не тормозить конвейер. Никаких "догнать и перегнать" я тебе не ставлю, плюс в понедельник всех вызову, пальцем на тебя покажу, чтобы максимальное содействие, и все такое прочее. Ситуация элементарная. Либо сломаешься - и хер бы с ним по деревне - либо полностью его заменишь.
- Слева второй сверху! - подсказал я.
- Да, - тут же согласился босс, - у него, значит, слева документы важные, а не справа - привычка такая была, так что ящик в столе второй сверху, если не ошибаюсь.
- Ни пса у тебя не получится, Борисыч! - выпустил я облако дыма и стряхнул пепел прямо на стол.
- Уж не знаю, как и выкручиваться! - эхом повторил коллега, изображая губами совсем не то, и отчаянно пытаясь избавиться от неслыханного доверия, - может, Костромину поручите?
- Да? А тобой кто будет командовать? Я, что ли? Мне своих дел хватает! - отмахнулся босс.
- Я что приехал-то… - перебил их я, - я ж акционер, как-никак. Хрен с ним, долю не прошу среди лета, понимаю. Но, вашу мать, двадцать пять тысяч рваных вдове - это ж свинство. Жена у меня сроду не работала. Опять же, на поминки припретесь, речи толкать будете, рис с изюмом по столу размазывать, водку жрать. Как хотите, но вам же музыку слушать - не мне! Там такой вам шансон сыграют на Новом кладбище по остаточному принципу - ахнете. Ну, будем продолжать бабло прятать?
Борисыч вдруг нереально осмелел, и отчаянно выдохнул:
- Да маловато, босс!
- Ты про оклад свой, что ли? - приподнялся тот на локте.
- Да нет, причем тут оклад… А хотя и оклад… Я про вдову, вообще-то. Все-таки, двадцать пять - это не деньги.
- Хм… - призадумался начальник, - вот раз ты такой совестливый… давай-ка на базу, покомандуй, вызови кого там потрезвее из газелистов, пусть несется к… как там ее зовут, вдову-то?
- Виктория, кажись.
- Да насрать, конечно. К ней. Чтобы там венки всякие туда-сюда возить, в печальную контору и все такое. Тело, опять же. Домой, поди, труп везти?
- Вот тут не факт. Хрен бы знал. Тела-то, по сути, нет. Суповой набор, собачьи консервы…
Никогда не замечал у Борисыча такого красочного жизнерадостного мышления!
- Ну и ладно. В общем, успокой, скажи, это для начала, так как выходной и касса типа закрыта. Оно и на самом деле без пиздежа так. Что-то я жаден стал последнее время, тебе не кажется? - цепко вонзился босс взглядом прямо в зрачки менеджера.
Борисыч внутренне запаниковал. Тут сейчас как не ответь - все двусмысленно будет.
- А то ты раньше вроде как последнего не жалел! - захохотал я и щелчком послал остаток французской сигареты прямо в синее небо.
- Да ладно, не напрягайся! - хмыкнул босс и встал во весь свой космонавтский, то есть метр шестьдесят пять от силы, рост, - мне еще твоего мнения тут не хватало. Короче, рули давай всей этой панихидой, а деньги мы потом из его доли вычтем. В конце года, то есть.
- Не, ну не сука! - весело выругался я.
- Бизнес есть бизнес! - ни к селу, ни к городу, повернувшись ко мне, откомментировал свое решение босс, потом решительно шагнул к бассейну и быстро, украдкой как-то, по-диверсантски, нырнул. Проплыв по-лягушачьи метров пять, он вынырнул, лег на спину и крикнул, выплевывая из себя фильтрованную воду, Борисычу:
- Я по нему не горюю, чтоб ты там себе не думал! Но если хочешь знать мое мнение, лучше бы ты в Камаз врезался. Намного было бы веселей!
Перечитал босс Ницше, явно перечитал… По ту сторону добра и зла… Но я далек был от мысли его обвинять. Жизнь лепит людей, а люди, в свою очередь, ваяют жизнь по понятиям. Если бы разбился босс, я бы совершенно точно не повернул бы и головы кочан. Так что мы друг друга очень даже сто́им.
Глядя на кристально чистую воду, я вдруг до судорог захотелось искупаться. Не в этом конкретном белоснежном болоте, где плескался босс, а вообще. Просто после него вода мне уже откровенно не нравилась. Хотя и начальник был чистоплотный, и фильтр здесь не простаивал.
- Пошли, Борисыч, - сказал я, вставая, - дел у нас невпроворот.
- Да срал я на ваши дела! - неожиданно резко ответил тот, опять невпопад шевеля губами. Если судить по их движению, то он абсолютно вежливо произнес что-то типа "всего доброго".
Пока мы шли вокруг дома к воротам по чисто вымытому асфальту, я диктовал ему в ухо все, что надо было сделать срочного, что во вторую очередь, и чего не надо делать ни при каких обстоятельствах, даже если будут сильно ругаться матом. Почему-то мне казалось, что он запомнит инструкции, хотя Борисыч традиционно впитывал информацию куда хуже, чем, к примеру, шампанское.
Цербер открыл нам железные ворота, выпустил, поморщился и тут же с грохотом закрыл засов.
- Черт бы тебя побрал, - искренне сказал Борисыч мне прямо в глаза.
- А ты когда-нибудь видел умершего по расписанию? - спросил я.
Он ухмыльнулся. Потом сел в свою Белиберду, которая завелась со второго раза, изрыгнула густой дым и с места в карьер рванула по лесной дороге. На первой же кочке она подпрыгнула, и лениво провисший бампер ушел еще на сантиметр вниз.
Я заржал.
Числа
Проезжать бывшего сослуживца насквозь мне не хотелось - дорога была узкая. Поэтому я просто отъехал на полкилометра от коттеджа, нашел на повороте сказочной красоты поляну, открыл дверь настежь, вышел и набрал номер. Ждал я долго. Очень. Тот маленький гаденыш, до которого я пытался достучаться, так и не ответил. Я сбросил вызов, зажал телефон в кулаке и неожиданно почувствовал себя отвратительно. Муторно. Бессмысленно. Одиноко. Но, по сути, я на него не обиделся. Я вообще на него никогда, насколько я помнил, не обижался. Просто было противно. И всегда хотелось спросить "почему". Но ответа у меня не было ни у живого, ни тем более - мертвого.
Беготня. Всю жизнь бегаешь, пытаешься успеть. Ты можешь заставить конкурента не только делать, но даже и думать, как тебе надо, ты удачлив, весел, ты рвешь на части жизнь других и лепишь из этих кровавых кусков свою собственную. Тебя уважают и боятся, тебя любят и ненавидят, ты всегда собран и могуч, как стальная пружина, ты ломаешь преграды, ты рвешь руками любые цепи и ты никогда не останавливаешься. Бабы липнут к тебе, как вьюночки, ты целуешь их, не отрывая телефона от уха, ты спишь с ними ровно столько времени, сколько отнимает ебля, ты отрываешь их от своих коленей, когда уходишь и ты по-своему к ним привязан, поскольку это привычка, а привычку надо беречь, ведь это твой мир, он придуман для тебя, он сделан в том числе и тобой, и ты в нем если не хозяин, то очень-очень важный и полезный. Ты летишь по автостраде в Толмачево, тебе через час, максимум через полтора взлетать, тебя уже ждут в Москве, потому что ты представитель маленькой империи и с тобой буду считаться и терпеть твои выходки. Тебе дадут переводчика, сопровождающего, в аэропорту будет стоять человек с табличкой, и ты не потеряешь ни минуты своего драгоценного времени. Если будет загвоздка, непонятка, если все на совещании потеряют нить разговора и смысла, если все перестанут представлять, зачем они вообще сюда пришли, ты встанешь и раскроешь им глаза, и они поймут тебя, и восхищенно начнут кивать, как молодые кони. Весь мир имеет тенденцию валиться к твоим ногам. И все тебе подвластно, все ты просекаешь, как самый мудрый гуру в самом снежном уголке Тибета.
Кроме одного.
Кроме потусторонних, внегалактических, невидящих тебя в принципе, глаз твоего собственного сына.
Ох, как я ненавижу любовь, которая привязывает тебя к куску парного мяса весом килограмм в шестьдесят.
Посмотри на меня, я же твой отец!
Молчание.
Кристальная тишина.
Глобальное неповиновение и непонимание. Иногда хочется убить его за эту ухмылку пришельца. Чужого. Представителя иной возрастной цивилизации, которая сплавила высокие технологии и средневековую жестокость.
Я породил тварь, с которой у меня нет ничего общего. На самом излете воспоминаний я помню только, как я ему читаю книжку. А потом отторжение тканей. Несколько лет презрения от человека с твоей группой крови и твоими глазами.
Я ненавижу любовь и потому сбрасываю вызов, потому что если он не отвечал мне живому, то не ответит и мертвому.
После неудавшегося звонка я прыгнул в машину и рванул по лесной дороге. Борисыч то ли знал еще свороток, то ли где заблудился - в общем, я его не встретил. Через полчаса я вырулил на трассу и помчался в город.
Ненавижу любовь.
Но хватит об этом. Глупо винить за любовь. Это же как голод. Ее можно терпеть, но нельзя прекратить.
В субботу чуть меньше пробок - это естественно и дало мне возможность освоить вождение в этих странных условиях, где тебя вроде все чувствуют, но все равно - не видят.
У разъезда Иня с очень неудобной развязкой, я вдруг заметил несущийся по газонам черный Клюгер. Он только что вырвался с Первомайки и явно очень спешил. Я было подумал - пьяный, но тут он пробил насквозь рейсовый автобус вместе с пассажирами, круто вырулил на Бердское шоссе и понесся в город.