Он остановился передохнуть в убогом тараканьем мотеле в Лос-Аламосе, Нью-Мексико. Он заперся в номере с двумя бутылками водки, голый. Задернул шторы, чтобы отгородиться от дневного света, и дал волю своему сознанию. Он не ел уже сорок восемь часов. Не потому, что не было денег, - деньги были, но ему нравилось легкое голодное головокружение. Подстегиваемые голодом и водкой мысли - порой варварские, порой изощренные - бежали быстрее, подбадривали и выталкивали друг друга наружу. Из темноты выползли тараканы и стали бегать по его лежавшему на полу телу. Яффе не обращал на них внимания, только поливал водкой член, когда они копошились там и член становился твердым, - это отвлекало. Ему хотелось только думать. Отключиться и думать.
В физической близости он познал все, чего пожелал: холод и огонь, чувственность и бесчувствие, он имел, и его имели. Он больше не хотел ничего - во всяком случае, как Рэндольф Яффе. Нужно найти иной способ существования и иной источник чувств. И секс, и убийство, и печаль, и голод - все должно обрести новизну. Но этого не произойдет, пока он не выйдет за пределы своего нынешнего состояния - пока он не станет Творцом и не переделает мир.
Уже перед рассветом, когда даже тараканы расползлись по щелям, он услышал зов.
Его охватил покой. Сердце билось медленно и ровно. Мочевой пузырь опустошался сам собой, как у младенца. Ему не было ни жарко, ни холодно. Не хотелось ни спать, ни бодрствовать. На этом перекрестке - не первом и, конечно, не последнем - что-то сжало его внутренности, требовательно взывая к нему.
Он встал, оделся, захватил невыпитую бутылку водки и вышел. Зов не ослабевал. Он вел за собой, когда холодная ночь приподняла свой покров и когда стало подниматься солнце. Яффе был бос. Ноги кровоточили, но собственное тело не беспокоило его, боль он заглушал водкой. К полудню, когда водка закончилась, он оказался посреди пустыни. Он брел в ту сторону, куда его призывали, почти не ощущая своих шагов. В голове не осталось ничего, кроме мыслей об Искусстве и о том, как им овладеть, но и они то появлялись, то исчезали.
Исчезла и пустыня. Ближе к вечеру он достиг места, где самые простые вещи - земля под ногами, темнеющее небо над головой - казались нереальными. Он даже не был уверен, что куда-то движется. Исчезновение реальности оказалось приятным, но недолгим. Зов влек его за собой вне зависимости от того, осознавал Яффе его или нет. На смену ночи внезапно пришел день, и он опять ощутил себя: он, живой Рэндольф Эрнест Яффе, стоит посреди пустыни, и он снова совсем голый. Было раннее утро. Солнце еще не поднялось, но уже прогревало воздух. Небо было абсолютно чистым.
Теперь он почувствовал боль и тошноту, но сопротивляться зову, звучавшему внутри, не мог. Он будет идти, даже если все его тело растрескается. Позже он вспомнил, что миновал заброшенный город и видел стальную башню посреди пустынного безмолвия. Но это было уже после того, как его путешествие закончилось - в простой каменной хижине, чья дверь открылась перед ним. Последние силы оставили его, он упал и перевалился через порог.
III
Когда он очнулся, дверь хижины оказалась закрыта, а его сознание было чистым и готовым к восприятию. По другую сторону тлеющего очага сидел старик с печальным, несколько глуповатым выражением лица - будто у клоуна, что лет пятьдесят подряд сносил оплеухи. Кожа его была пористая и жирная, а остатки волос - длинные и седые. Он сидел, скрестив ноги. Пока Яффе собирался с силами, чтобы начать разговор, старик приподнял ягодицы и громко пустил ветры.
– Ты отыскал путь сюда, - сказал он. - Я думал, ты не дойдешь. На этом пути многие погибли. У тебя сильная воля.
– Куда "сюда"? - едва смог спросить Яффе.
– В Петлю. Петлю времени. Я сделал ее, чтобы укрыться. Это единственное место, где я в безопасности.
– Кто ты?
– Меня зовут Киссун.
– Ты из Синклита?
На лице человека за очагом отразилось удивление.
– А ты много знаешь.
– Нет, не очень. Так, куски да обрывки.
– Мало кто знает о Синклите.
– Мне известно о нескольких таких людях.
– Да? - В голосе Киссуна послышалось напряжение. - Хотелось бы услышать имена.
– У меня были их письма, - начал было Яффе, но осекся: он забыл, где оставил письма - эти бесценные ключи, открывшие ему рай и ад.
– Чьи письма? - спросил Киссун.
– Людей, которые знали… которые догадывались об Искусстве.
– Да ну? И что же они там тебе сообщили? Яффе покачал головой.
– Пока не понял. Кажется, есть какое-то море…
– Есть. И ты, конечно же, хочешь узнать, где его найти, что с ним делать и как получить от него силу?
– Да.
– И что ты можешь предложить за науку? - спросил Киссун.
– У меня ничего нет.
– Позволь мне об этом судить, - сказал Киссун и поднял глаза к своду крыши, словно увидел что-то в клубившемся там дыму.
– Ладно. Бери у меня все, что захочешь, - сказал Яффе.
– Это справедливо.
– Мне нужно знать. Мне необходимо Искусство.
– Конечно, конечно.
– Я уже пережил все, что мне было нужно, - сказал Яффе. Взгляд Киссуна вновь обратился к Яффе.
– Да? Сомневаюсь.
– Мне нужно… мне нужно… ("Что? - думал он. - Что тебе нужно?") Мне нужны объяснения, - сказал он.
– Ну, и с чего начнем?
– С моря, - сказал Яффе.
– А-а, с моря.
– Где оно?
– Ты когда-нибудь любил? - ответил Киссун.
– Думаю, да.
– Тогда ты дважды проник в Субстанцию. В первый раз - когда вышел из утробы, второй - когда спал с любимой женщиной. Или мужчиной, - старик засмеялся. - Не имеет значения.
– Субстанция - это море?
– Субстанция - это море. И в нем есть остров Эфемерида.
– Я хочу туда, - выдохнул Яффе.
– Ты туда попадешь. Как минимум еще один раз.
– Когда?
– В последнюю ночь своей жизни. Так бывает со всеми. Трижды люди окунаются в море Мечты. Если меньше - человек сходит с ума. Если больше…
– Что тогда?
– Он перестает быть человеком.
– А Искусство?
– Ну… Тут мнения расходятся.
– Ты владеешь им?
– Владею чем?
– Искусством. Владеешь ли ты Искусством? Можешь ли обучить меня?
– Возможно.
– Ты из Синклита. Один из них. Ты должен знать все.
– Один из них? - переспросил старик. - Я последний. Я единственный.
– Тогда поделись со мной. Я хочу изменить мир.
– Скромные, однако, у тебя амбиции.
– Хватит придуриваться! - воскликнул Яффе. Зашевелилось подозрение, что старик морочит ему голову. - Я не уйду с пустыми руками, Киссун. Обучившись Искусству, я смогу войти в Субстанцию, так ведь?
– Откуда ты знаешь?
– Скажи мне, это так?
– Так. Но повторяю вопрос: откуда ты знаешь?
– Я умею делать выводы, и я их делаю. - Яффе ухмыльнулся, куски головоломки стали складываться у него в голове. - Субстанция находится за пределами нашего мира, так? И Искусство дает возможность ступить за эти пределы в любое время, когда захочешь. Палец в пироге.
– А?
– Так кто-то называл это. Палец в пироге.
– Зачем же ограничиваться пальцем?
– И верно! Почему бы не сунуть туда руку?
На лице Киссуна проступило нечто, похожее на восхищение.
– Как жаль, что ты так слабо развит. А то я мог бы поделиться с тобой.
– Что ты сказал?
– В тебе слишком много от обезьяны. Я не могу открыть тебе тайны, которые храню. Они - слишком мощное оружие, они опасны. Ты не знаешь, что с ними делать. В результате ты загадишь Субстанцию ребяческими амбициями. А Субстанцию нужно оберегать.
– Я сказал… Я не уйду отсюда с пустыми руками. Я дам тебе все, что ты хочешь. Все, что у меня есть. Только научи.
– Ты отдашь мне свое тело? - спросил Киссун. - Отдашь?
– Что?
– Это единственное, что ты можешь продать. Так ты отдашь мне его?
Этот ответ смутил Яффе.
– Тебе нужен секс?
– Господи, нет.
– Тогда что? Не понимаю.
– Твоя кровь и плоть. Сосуд. Я хочу занять твое тело. Яффе смотрел на Киссуна, Киссун - на него.
– Ну так как? - сказал старик.
– Ты же не сможешь влезть в мою шкуру?
– Смогу, если ты ее освободишь…
– Я тебе не верю.
– Яффе, уж тебе-то, единственному из всех людей, не пристало говорить "не верю". Необычное - это нормально. Существуют временные петли - и мы сейчас находимся как раз в такой. В наших головах живут армии, готовые вступить в бой. Между ног у человека есть солнце, а в небе - влагалище. Правила написаны для всех сфер.
– Правила?
– Молитвы! Чары! Магия, магия! И ты прав, Субстанция - это ее источник, а Искусство - замок и одновременно ключ от замка. Ты думаешь, мне трудно влезть в твою шкуру? Неужели ты ничему не научился?
– Ну, допустим, я соглашусь…
– Допустим.
– Что случится со мной, если я отдам тебе тело?
– Ты останешься здесь. Как дух. Это какой-никакой, но все-таки дом. Потом я вернусь. И ты получишь обратно свои плоть и кровь.
– Зачем тебе мое тело? - спросил Яффе. - Оно ни к черту не годится.
– Это мое дело, - ответил Киссун.
– Я хочу знать.
– А я не хочу отвечать. Если тебе необходимо Искусство, делай по-моему. У тебя нет выбора.