Нарьян верил в свою способность улавливать малейшие сбои в ритме города. Он выслушал старика, умиравшего от катара внутренних органов - напасти, поражавшей большинство горожан на четвертой сотне лет. Умирающий принадлежал к тем немногим, кто путешествовал за пределами города: ему довелось побывать на севере, где на болотистых берегах существовал подземный город, построенный другой, заносчивой расой. Рассказ его длился целый день. Весь этот день Нарьян терпел духоту в комнате, обложенной пыльными коврами и освещенной единственной тусклой лампой. Под конец старик вдруг заявил, что не совершал никаких путешествий, что ничего примечательного в жизни не видел, и Нарьян не смог его утешить. На следующий день родились два младенца - редчайшее событие, ставшее поводом для общегородского праздника. Однако под тонкой тканью праздника ощущалось напряжение, какого Нарьян прежде не знал: ему казалось, что среди веселящихся неизменно присутствуют последователи Ангела.
Перемену почуял и Дрин.
- Произошло несколько неприятных случаев, - признался он Нарьяну, удивив того небывалой откровенностью. - Пока что ничего особенного. Один из храмов был осквернен странными письменами, наподобие тех, что начертаны на лентах ее последователей. Компания молодежи разгромила рынок, перевернув прилавки. Я попросил магистратов не наказывать провинившихся, чтобы не превращать их в мучеников. Пусть пострадавшие сами судят своих обидчиков, если пожелают… А еще она произносит речи. Хочешь послушать?
- Это обязательно?
Дрин небрежно отбросил стакан, зная, что дежурный механизм все равно его подхватит, не дав разбиться. Они сидели на балконе воздушного жилища Дрина и взирали на Великую реку и на ближнюю оконечность мира. На горизонте виднелась длинная двойная линия - там клубились белые водопады. Был полдень, и залитый солнцем город выглядел безмятежным.
- Ты уже наслушался ее болтовни, так что тебе она не опасна, - проговорил Дрин. - Вообще-то это не проповедь, а сплошной туман: судьба, пренебрежение обстоятельствами, самосовершенствование, возможность воспарить, схватившись руками за собственные ступни…
Дрин презрительно махнул рукой. Его ступни были, как всегда, босы, длинные пальцы ног обхватывали перила, на которые он присел.
- Вдруг она захочет стать правителем города?.. Если ей это нравится, пусть попробует. Пока здесь не окажется корабль… Тебе известно, где она сейчас?
- Я был занят… - ответил Нарьян неопределенно и подумал с любопытством: "А ведь жена права!"
- Я знаю историю, которую ты выслушал последней. Раньше я думал, что этот человек, вернувшись, принесет в наш город войну. - Хохот Дрина был похож на птичий клекот. - Женщина там, на краю света. Она уплыла вчера на лодке.
- Я уверен, что она вернется, - проговорил Нарьян. - Иного не дано.
- Полагаюсь на твою мудрость. Ждешь от нее любопытного рассказа? Выпей еще. Не торопись, побалуй себя.
С этими словами Дрин взмыл в воздух и исчез среди огненных ветвей дерева, простершихся над балконом.
По мнению Нарьяна, Дрин совершал ошибку, не усматривая опасности в деяниях Ангела. При этом Нарьян понимал истоки его безразличия. Деяния эти выходили за пределы его опыта; Ангел вообще находилась за пределами опыта всего Слияния. Войны за Перемены, бушевавшие там и сям по всей протяженности Слияния, имели не идейный, а эсхатологический характер. Их порождало социальное напряжение, возникавшее из-за несовместимости природных и привитых генов, и расы Заново Рожденных начинали совершенно по-другому воспринимать все сущее. Однако то, что творила пришелица, коренилось в эпохах, предшествовавших Хранителям, их программе по созданию новых рас и завершению человеческой истории. Нарьян только начинал понимать все это, когда услышал от Ангела, что поманило ее на край света…
Но теперь, в страшную ночь прибытия корабля, когда погибли все до одного сторожевые механизмы, когда окраины стал пожирать огонь, а тысячи горожан кинулись наутек в густые сады на севере, Нарьян понимает, как сильно ошибался. Ангел - не проповедница бессмысленной революции.
Ее помощники - это молодые люди, вооруженные деревянными копьями с закаленными остриями, обоюдоострыми ножами, какими торговцы разрубают скорлупу кокосовых орехов, и самодельными цепями. Пренебрегая волей самого Нарьяна, они вовлекают его в марш на дворец и воздушную резиденцию Дрина. Они отобрали у Нарьяна посох, и он морщится, ступая на больную ногу.
Ангела нет поблизости: у нее другие дела. В ее присутствии Нарьяну было страшно, но теперь ему еще страшнее. Рефлекторный альтруизм ее сторонников сменился на новый нрав, закаленный в пламени революции: они насмешливо пихают Нарьяна в спину, потому что уверены в своей власти над ним. Особенно усердствует один, с грубой физиономией: на каждом перекрестке он тычет Нарьяна под ребра тупым концом копья, предостерегая от бегства, хотя у Нарьяна и мысли нет бежать.
Власть низвергнута по всему городу - это случилось в момент падения механизмов, однако в широко раскрытых глазах победителей еще пляшут огоньки пожаров. Они минуют рыночную площадь, где толпы лакают пиво и шатаются среди перевернутых прилавков. Во тьме, озаряемой пожарами, торжествует разнузданный блуд. В канаве лежит мертвый ребенок. Ужасно, ужасно! Рушится охваченное пламенем здание, в небо рвется гигантский вихрь искр. Лица людей вокруг Нарьяна превращаются в оскаленные маски с горящими желтыми глазами.
Нарьяну не дают останавливаться. Его утешает мысль, что он скоро пригодится: у Ангела еще будут к нему дела.
Вернувшись с края света, женщина по имени Ангел первым делом поспешила к Нарьяну. Был теплый вечер, тот послезакатный час, когда улицы заполняются дружелюбными голосами, соседскими приветствиями, криками торговцев фруктовым соком, жареной кукурузой, всевозможными сластями.
Нарьян слушал ученика, сына магистрата, зачитывавшего отрывок из пураны, в котором Хранители заселяют Галактику своими творениями. Паренек был рослый, неуклюжий и хмурый: он не оправдывал ожиданий своего папаши, не проявлял вдумчивости и предпочел бы коротать время с дружками за пивом вместо чтения древних сказаний на давно умершем языке. Он горбился над книгой, водил пальцем по строчкам, с грехом пополам переводил хриплым голосом неподатливый текст. Нарьян слушал его вполуха, прерывая только для того, чтобы исправить особенно неуклюжую фразу. В кухне на противоположном конце квартиры жена монотонно подпевала радио.
Женщина бойко взбежала по винтовой лестнице, оставив внизу уличный шум. Нарьян понял, кто к нему пожаловал, еще до того, как она появилась у него на балконе. Для сына магистрата это, наоборот, стало такой неожиданностью, что он выронил книгу. Нарьян отпустил его, и он с облегчением убежал, чтобы, встретившись с дружками в сияющей неоном пивной, поведать им о приключившемся с ним чуде.
- Я побывала на краю света, - уведомила гостья Нарьяна, равнодушно приняв у его жены чашку чаю и не обратив внимания на переглядывание супругов.
Нарьян поспешно отвернулся, ибо понял, что жена была права, а он проявил непозволительную наивность. Как же жестоки были Хранители! Вылепив новые создания, они внушили им бездумное послушание.
- Ты не удивлен? - спросила Ангел.
- Я говорил с Дрином. Рад твоему благополучному возвращению. Без тебя было скучно. - Он понял, что уже наговорил липшего: зачем посвящать ее в свои сокровенные мысли?
- Дрин знает обо всех событиях в городе?
- Не обо всех, а только о тех, о которых ему нужно знать.
- Я плавала на лодке, - продолжила Ангел. - Стоило мне попросить, и лодочник посадил меня, не задавая вопросов. Теперь я думаю, что лодку лучше было бы украсть: так проще. Я устала от этой лавины благодушия.
Казалось, она читает его мысли. Впервые Нарьяну стало страшно: он ощутил дрожь, как при рокоте барабанов, аккомпанировавших бурным танцам его юности.
Женщина села на табурет, на котором прежде ерзал его ученик, и откинулась, опершись спиной об ограждение балкона. Она коротко остригла свои черные волосы и повязала лоб белой лентой с надписью на древнем нечитаемом языке. Она была в обыкновенном свободном хитоне белого цвета, зато драгоценностей на ней было не счесть: кольца на каждом пальце, причем на некоторых по нескольку, браслеты на руках, золотые и серебряные цепочки на шее и на груди. Она была привлекательна и страшна одновременно - не ведающий жалости зверь, вылезший из далекого прошлого, чтобы завладеть настоящим.
- Ты что, не хочешь слушать мой рассказ? - спросила она насмешливо. - Забыл о своем призвании?
- Я выслушаю все, что ты пожелаешь мне рассказать, - смиренно молвил Нарьян.
- Мир - прямая линия. Ты слыхал про либрацию?Нарьян покачал головой.
Рука Ангела вытянулась, ладонь разрезала воздух.
- Это - мир. Жизнь сосредоточена на обратной стороне длинной пластины, вращающейся вокруг солнца. Пластина качается на длинной оси, поэтому солнце появляется из-за края и движется назад. Я достигла края мира, места, где река низвергается в пустоту. Наверное, вода собирается и используется снова, но выглядит это так, словно она исчезает без следа.
- Река беспрерывно возобновляется, - сказал Нарьян. - Водопад - это место, куда прибывали и откуда отбывали корабли. Просто город уже много лет не служит портом.